Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Горький Максим. Страница 89
<1911>
«Темным зовам не верит душа…»
Темным зовам не верит душа,
Не летит встречу призракам ночи.
Ты, как осень, ясна, хороша,
Только строже и в ласках короче.
Потянулися с криком в отлет
Журавли над потусклой равниной.
Как с природой, тебя эшафот
Не разлучит с родимой кручиной.
Не однажды под осени плач
О тебе — невозвратно далекой,
За разгульным стаканом палач
Головою поникнет жестокой.
<1911–1912>
«Я — мраморный ангел на старом погосте…»
Я — мраморный ангел на старом погосте,
Где схимницы-ели да никлый плакун,
Крылом осеняю трухлявые кости,
Подножья обветренный, ржавый чугун;
В руке моей лира, и бренные гости
Уснули под отзвуки каменных струн.
И многие годы, судьбы непреклонней,
Блюду я забвение, сны и гроба.
Поэзии символ — мой гимн легкозвонней,
Чем осенью трав золотая мольба…
Но бдите и бойтесь! За глубью ладоней,
Как буря в ущелье, таится труба!
<1912>
Старуха
Сын обижает, невестка не слухает,
Хлебным куском да бездельем корит;
Чую — на кладбище колокол ухает,
Ладаном тянет от вешних ракит.
Вышла я в поле, седая, горбатая, —
Нива без прясла, кругом сирота…
Свесила верба сережки мохнатые,
Меда душистей, белее холста.
Верба-невеста, молодка пригожая,
Зеленью-платом не засти зари!
Аль с алоцветной красою не схожа я —
Косы желтее, чем бус янтари.
Ал сарафан с расписной оторочкою,
Белый рукав и плясун-башмачок…
Хворым младенчиком, всхлипнув над кочкою,
Звон оголосил пролесок и лог.
Схожа я с мшистой, заплаканной ивою,
Мне ли крутиться в янтарь-бахрому?
Зой-невидимка узывней, дремливее,
Белые вербы в кадильном дыму.
<1912>
Досюльная [348]
Не по зелену бархату,
Не по рытому, черевчату,
Золото кольцо катается,
Красным жаром распыляется, —
По брусяной новой горнице,
По накатной половичине,
Разудалый ходит походом,
Голосит слова ретивые:
Ах, брусяные хоромы,
В вас кому ли жировати,
Красоватися кому?
Угодити мне из горниц,
С белоструганных половиц,
В поруб — лютую тюрьму!
Ах, вы, сукна-заволоки,
Вами сосны ли крутити,
Обряжать пути-мосты?
Побраталися с детиной
Лыки с белою рядниной, —
Поминальные холсты!
Ах, ты, сад зеленотемной,
Не заманивай соловкой,
Духом-брагой не пои:
У тебя есть гость захожий,
Под лозой лежит пригожий,
С метким ножиком в груди!..
Ой, не в колокол ударили,
Не валун с нагорья ринули,
Подломив ковыль с душицею,
На отшибе ранив осокорь, —
Повели удала волостью,
За острожный тын, как ворога,
До него зенитной птахою
Долетает причет девичий:
Ой, не полымя в бору
Полыхает ало —
Голошу — утробой мру
По тебе, удалый.
У перильчата крыльца
Яровая мята
Залучила жеребца,
Друга-супостата.
Скакуну в сыром лугу
Мята с зверобоем,
Супротивнику-врагу
Ножик в ретивое.
Свянет мятная трава,
Цвет на бересклете…
Не молодка, не вдова —
Я одна на свете.
Заторится стежка-вьюн
До девичьей хаты,
И не вытопчет скакун
У крылечка мяты.
<1913>
Пропитущая песня
Летел орел за тучею,
Вдогонку за гремучею,
Он воздухи разреживал,
А туч не опереживал.
Упал орел на застреху
Кружала затрапезного,
Повыглядел в оконницу
Становище кабацкое.
Он в пляс пошел-завихрился,
Обжег метельным холодом,
Нахвальщиков-кудрявичей
Притулил на залавицы…
Ой, яра кровь орлиная,
Повадка — поступь гульная,
Да чарка злая, винная,
Что песенка досюльная,
Не мимо канет-молвится.
Глянь, пьяница-пропойщина,
Мирская краснобайщина,
Тебе ль попарщик сиз орел,
Что с громом силой мерялся,
С крыла дожди отряхивал,
С зениц стожары-сполохи,
А он, за красоулею
Погнавшись, стал вороною,
Каркуньей загумённою.
А и все-то она, ворона, грает,
На весь свет растопорха пеняет:
«Извели меня вороги-люди,
Опризорили зависть да лихо,
Разлучили с невестой-звездою,
Подружили с вороньею гульбою,
С загумённою, пьяною долей!»