Лунное сердце - де Линт Чарльз. Страница 53

Талиесин называл это «первой ступенью», первым шагом к обретению внутреннего молчания. К ее «тоу». Киеран тоже об этом говорил, но, хотя ей не очень было ясно, о чем идет речь, наигрывая этот мотив, она ощущала, что все больше приближается к какому-то необозримому пространству, преисполненному спокойной силы. «Надо быть осторожной, – подумала она, – вдруг эта сила унесет меня отсюда».

Сара улыбнулась. Интересно, что подумает Киеран, если она вдруг устремится ввысь и исчезнет? Может быть, его это нисколько не удивит. И опять-таки не стоит рассказывать ему, где она была. Во всяком случае сейчас. Возможно, он не догадывается, что на данный момент между ними заключено перемирие. Но рано или поздно они окажутся по разные стороны баррикад. А до тех пор пусть лучше думает, что она, Сара, – такая, какой кажется: привередливая дурочка, которая случайно вляпалась во все это. «А кто сказал, что ты не такая?» – тут же подумала она. Хороший вопрос. Когда-нибудь она об этом как следует подумает. Но только не сейчас. Сейчас она принадлежит музыке и тому покою, который воцарился у нее в душе.

Наступил и миновал полдень. Солнце на один долгий вздох задержалось прямо у них над головами, а потом начало клониться к западу. Сара отложила гитару, и они оба попробовали маленькие лепешки, оставленные им их неизвестным хозяином. Лепешки оказались твердые и довольно сухие, и Сара пожалела, что так неосмотрительно бросила кувшин с водой. Она пошла за ним, но он оказался пуст.

Они мало говорили друг с другом. Сара рассказала о своей тревоге: Джеми, наверное, беспокоится о ней. Киеран в ответ на это вспомнил, что однажды сказал ему Хенгуэр: «Здесь время течет по-другому. Можно прожить целую неделю, а потом выяснится, что нас не было несколько минут».

Сара кивнула. Она думала о том, как провела все утро с Талиесином на берегу, а вернувшись, обнаружила, что на поляне всего десять часов. Потом она подумала о Рипе Ван Винкле. [78]

– А не может так быть, что иногда время течет и в обратную сторону?

Что если она вернется в Оттаву и окажется, что прошло уже сто лет?

Киеран кивнул, но ничего не сказал.

Перед тем как наступила полная темнота, они сделали еще одну попытку уйти. Единственным результатом этой попытки было возвращение серебристо-серого волка. Как только они снова сели на место, он тотчас ушел в лес.

– Почему никто не приходит? – воскликнула Сара.

Но Киеран и на этот раз не знал, что ответить.

В конце концов они заснули, и Сара видела во сне своего арфиста. Но на этот раз она была вроде привидения и могла смотреть на него только на расстоянии. Он ходил взад-вперед по берегу недалеко от скалы, как будто искал ее. Она окликнула его, он поднял голову, огляделся, но ее не увидел. Напевая мелодию Лунного сердца, Сара попыталась приблизиться к нему еще раз, но проснулась; уже наступило утро, и она по-прежнему была на поляне.

Они провели спокойный день и убедились, что, если не считать их разного отношения к Талиесину, у них много общего. Сара подумала, что при других обстоятельствах Киеран мог бы ей понравиться, но каждый раз, когда эта мысль приходила ей в голову, она представляла себе лицо Талиесина, вспоминала свой сон, вспоминала, как арфист ходил вдоль берега и кого-то искал. Теперь она не сомневалась, что искал он именно ее. Сара пыталась заставить себя снова вернуться к нему, но безуспешно. Ей хотелось спросить у Киерана, как этого добиться, но тогда пришлось бы объяснить ему, куда и зачем она направляется, а этого она сделать не могла.

Минуты превращались в часы, проходил день. К вечеру Сара взяла гитару, снова ушла в другой конец поляны и стала наигрывать мотив Лунного сердца, уже не пытаясь больше никуда уйти; она просто хотела, чтобы у нее в душе возник мир и то успокоение, которое приносили с собой звуки ее гитары. Через некоторое время она снова отложила гитару в сторону, ей показалось, будто ее душа заключена в кокон, такой же мягкий и теплый, как плащ Талиесина, и Сара задремала в тени высокой сосны. Глаза у нее открылись, когда лежавший Киеран внезапно сел; она огляделась, ища, что бы могло его встревожить. И, быстро пройдя через поляну, села рядом с ним.

– Что с тобой? – спросила она.

Вглядываясь в лес, Киеран ответил:

– Не знаю. Но мне показалось, что вдруг все сразу изменилось.

Сара тоже это почувствовала. Воздух затих и только вздрагивал. Казалось, лес ждет чего-то или кого-то.

– Nom de tout! – пробормотал Киеран.

Она появилась из леса, словно привидение, – высокая индианка верхом на огромном лосе, а с каждой стороны бежал серебристо-серый волк. Лось был высотой добрых семь футов в холке, а расстояние между кончиками рогов, от кончика до кончика – пять с половиной футов. Шкура у него была темно-коричневая, а складка кожи, свисающая с шеи, еще темнее. Несмотря на то что весил лось, наверное, не меньше тонны, он ступал осторожно и бесшумно.

Женщина сидела на спине у лося и внимательно рассматривала Сару и Киерана, вскочивших на ноги. Черные волосы, заплетенные в длинные косы, свисали по обе стороны ее лица, они были украшены бусами и шнурами. Воротник ее платья без рукавов, сшитого из оленьей кожи, был точно такой же, как у шамана с рисунка Эледа Эванса, – затейливо украшенный разноцветными бусами и зубчатыми раковинами. И глаза женщины напоминали глаза изображенного на рисунке шамана – такие же неожиданно синие на бронзовой коже.

– Какая красавица! – тихо воскликнула Сара.

Киеран не ответил. Сара почувствовала, что в воздухе возникает какой-то заряд вроде электрического, только приятный. «Магические токи», – подумала она, сама не понимая, как это пришло ей в голову.

Явившаяся им картина несколько минут оставалась неподвижной, потом женщина грациозно соскользнула с лося и направилась к ним. Она была босая и все-таки казалась выше Киерана на несколько дюймов.

Лось не двинулся с того места, где она его оставила, а волки следовали за ней по пятам и уселись на задние лапы, когда она, не дойдя нескольких футов до Сары и Киерана, остановилась. Она подняла правую руку с открытой ладонью – освященный временем жест, говоривший: «Я пришла с миром. Смотрите, оружия у меня нет».

Сара ждала, что женщина, как в плохих вестернах класса «В», воскликнет «эй-хой!», но, когда та заговорила, голос у нее оказался звонким и мелодичным.

– Кто здесь ученик Тома-хенг-ара? – спросила она.

Сара бросила взгляд на Киерана. Неизвестно, на каком языке говорила женщина, но Сара поняла ее, и поняла, несомненно, только потому, что этому научил ее бард, а вот понял ли гостью Киеран, она не была уверена. Однако оказалось, что у Киерана никаких трудностей не возникло.

– Я его ученик, – ответил он. – Меня зовут Киеран Фой.

– А твою спутницу?

– Сара Кен… – начала было Сара, но тут же вспомнила, как Талиесин предупреждал ее, чтобы свое имя она называла с осторожностью. – Меня не бери в расчет, – спохватилась она. – Я здесь путешествую только в роли багажа. Это Киеран – волшебник.

Женщина склонила перед ним голову.

– Меня зовут Ха-кан-та, – сказала она. – Приветствую вас, Киеранфой и Саракен.

– Это ты перенесла нас сюда? – спросил Киеран.

– Не я. Вы – гости квин-он-а. – И, заметив, как они озадаченно переглянулись, объяснила: – Это духи диких племен. Маниту. Твой учитель, учивший тебя волшебству, наверное, рассказывал тебе о них.

– Не слишком подробно.

Ха-кан-та улыбнулась:

– Квин-он-а – духи скрытные. Тот, кто заслужил привилегию называться их другом, тоже, наверное, говоря о них, держится таинственно.

Сара с тревогой покосилась на волков.

– А эти твои зверюшки, – спросила она, – они ручные?

– Это не зверюшки, – сухо ответила Ха-кан-та. – Разве можно приручить волков?

– Там, откуда мы, по-моему, приручили всех.

– Значит, ваш мир – грустный.

– Ну, это как посмотреть. Там и хорошего много.