Лунное сердце - де Линт Чарльз. Страница 93

Вздохнув, Джеми открыл картотеку с описанием виэрдина. Одно за другим он просматривал на экране изображения костяных дисков. Он напрягал мозг, пытаясь уловить что-то, надеясь на какой-то всплеск интуиции, которая может помочь там, где логика бессильна.

Салли хотела сопровождать Байкера во время его дежурства, и притом что он не отказался от мысли вырваться утром на разведку, он не стал с ней спорить. Байкер собирался ехать на мотоцикле, но даже с винтовкой и на мотоцикле он здорово рискует – Байкер понимал это. Однако нельзя же просто сидеть сложа руки и ждать – вдруг выход из положения свалится на них с неба. Надо скорей выбираться отсюда! Возвращаться в Оттаву.

Байкер не слишком-то верил, что Том Хенгуэр – даже если он очнется – сможет им чем-то помочь. Во-первых, именно из-за него все они угодили в эту неразбериху! И кроме того, было еще одно обстоятельство. Как бы перекликаясь мыслями с Джеми, Байкер тоже тревожился, что Сара где-то здесь, за стенами Дома. Вдруг она пробирается сейчас через кусты, не может найти дороги, надеется, что они ее отыщут. Эти твари не знают, что означает рев мотоцикла, а она-то сразу догадается. Если она где-то здесь неподалеку и может двигаться, она прибежит к нему.

– Что с нами будет, Байкер? – спросила Салли.

Байкер вздохнул:

– Должны вывернуться наизнанку, но рвануть из этой трясины – вот что с нами будет. Пусть эти твари у дверей не воображают, что мы сложим лапки и подохнем им на радость.

– Я даже не о них говорю, – сказала Салли. – На меня нагоняют страх этот Гэннон и двое других.

– Они, конечно, мерзавцы, – согласился Байкер. – Я и насчет этого Такера не уверен. Все они одним миром мазаны – Такер, Гэннон и прочие.

– Ну, по-моему, равнять инспектора с этими парнями не стоит. Он хоть с виду и суровый, но, мне кажется, честный.

Ответить Байкер не успел. Они как раз завернули за угол и вышли в коридор, ведущий из восточного крыла в южное. Из третьей комнаты справа раздался грохот разбитого стекла. Взведя на бегу курок, Байкер ворвался в комнату, Салли за ним. Она направила фонарь в окно, а он поднял винтовку. На полу лежал камень, на ковре вокруг – осколки стекла. В дыру просунулась не то лапа, не то рука. Байкер готов был спустить курок, но не успел – вспыхнул яркий голубой свет, и тот, кто пытался проникнуть в Дом, исчез.

Салли подошла ближе.

– Стой на месте! – крикнул Байкер. Он продолжал целиться в окно. Оба с удивлением и страхом наблюдали, как стекло постепенно само восстановилось.

– Байкер!

– Не похоже, что это была лапа, – сказал Байкер. – По-моему, скорее рука.

– А окно, Байкер! Подумай!

– Да! Не знаю, что и сказать.

Каким бы образом Дом ни защищал их, эта защита еще работала. Качая головой, Байкер опустил винтовку. Дом всегда казался ему странноватым, но это уж было чересчур.

– Дай-ка мне фонарь, детка, – сказал он. – Надо выскочить, посмотреть, что там делается.

– Я… я с тобой, – заявила Салли.

– Не сходи с ума, – начал было он, но увидев, каким решительным стало ее лицо, замолчал.

Она напугана. Черт побери, он и сам напуган. Но своего решения она не изменит. Отчасти поэтому его сразу и потянуло к ней, когда они познакомились. Чувствовалось, что не в ее привычках отступаться от того, что она решила. Вся эта катавасия ее немного вышибла из седла – а кого, впрочем, нет? Но теперь она взяла себя в руки.

– Ладно, – согласился Байкер. – Пошли!

Они нашли ближайшую дверь на улицу, открыли ее и вышли на крыльцо. Салли держала фонарь. Они долго стояли молча, приглядываясь и прислушиваясь. Убедившись, что, по крайней мере поблизости, нет никого, Байкер, а за ним и Салли направились к окну. Подойдя к нему, они еще раз внимательно огляделись, готовые мгновенно реагировать на малейшие признаки опасности. Но ночь вокруг была спокойной. Пахло травой и полевыми цветами. Слышно было только их собственное учащенное дыхание да вздохи ветра.

– Осмотри как следует окно, – распорядился Байкер, а сам повернулся спиной к Дому, переводя взгляд слева направо и всматриваясь в раскинувшееся перед ним поле.

– Что надо искать?

– Какие-нибудь признаки того, что в окно кто-то лез, например следы рук, ног, да все, что попадется на глаза.

– Ничего здесь нет, – через минуту доложила Салли. – Может, это не то окно?

– А какая под ним земля?

– Мягкая.

Значит, на ней должен был остаться отпечаток. Кто бы ни пытался пролезть в дом, он не мог не оставить следов.

– Подержи-ка винтовку! – сказал Байкер.

Он взял фонарь и присел, вглядываясь в землю. Салли была права. Никаких следов. Ничем не потревоженная земля. Проклятие! Кто же это пытался залезть в окно? Кого вспугнул огненной вспышкой Дом?

– Давай-ка еще попроверяем, – сказал он Салли.

Они тщательно оглядели землю под ближайшими тремя окнами, потом, возвращаясь к двери, опять внимательно смотрели под ноги. Всюду одно и то же – никаких следов. Ни одной вмятинки. Байкер с размаху надавил землю ногой – остался отпечаток сапога. Попробовала запечатлеть свой след и Салли – она весила сто два фунта, – результат был налицо.

– Пошли в Дом, – вдруг сказала она. – Что-то мне не по себе. Будто на нас смотрят.

– Вполне возможно, – ответил Байкер и подтолкнул ее к двери.

Сам он долго, сжав губы, всматривался в темноту, потом тоже вошел в Дом.

– Как ты считаешь, что это было? – спросил он, снова задвигая засов.

– Понятия не имею, – пожала плечами Салли. – Тут всякое творится – разве догадаешься? Может, призрак?

– Знаешь, что мне кажется? Мне кажется, в Дом хотел забраться кто-то из нашего мира.

– Что?

– Если верить в чудеса, похоже, что это именно так и было. Ведь здесь все перемешано, может быть что угодно. Вдруг этот Дом одновременно находится в двух мирах? А то, что внутри Дома, так и скачет из одного мира в другой! Помнишь первую атаку утром в Оттаве? Когда мы потом вышли на улицу, ни на стенах, ни на дверях никаких следов нападения не было. Ни царапинки! А когда к вечеру мы очутились здесь… Ну, ты же помнишь, как выглядел Дом после последней атаки этой нечисти? Все доски разодраны когтями чуть не в лохмотья. Ужас, какой вид! Такой, впрочем, и должен был быть еще после первой атаки.

– Наверное, ты прав, – кивнула Салли. – Но что все это значит? И могут ли быть сразу два таких странных дома?

– Не знаю. Дом построил дед Джеми. Может, в его старых дневниках о странностях что-нибудь и сказано. Джеми знает, где это надо искать.

– Он, наверное, уже и сам додумался бы, что надо посмотреть в дневниках, если в этом был бы смысл.

– Вряд ли он станет искать. Все Тэмсоны – заядлые писаки. О чем только они не пишут, все – от дедушки Джеми до Сары. Так что сейчас просто времени нет ворошить все эти горы записей.

– Нет, давай все-таки спросим Джеми.

– Ну, когда закончим дежурство.

– Вдруг в этих дневниках есть какие-то указания, как нам вернуться в наш мир?

– Точно! – согласился Байкер.

А если ничего в этих дневниках не найдется, то тем более ему надо завтра идти на разведку. Ведь если этот Дом может выходить и в тот, и в другой мир, вдруг здесь есть и еще такие же? И если он набредет на них, вдруг там окажется кто-нибудь, кто сможет им помочь? Конечно, это опасный замысел, но он будет действовать осмотрительно.

Байкер перебросил винтовку за плечо, примостив так, чтобы можно было пустить ее в ход в любую минуту. Если надо кого-то наставить на ум, его оружие умеет быть очень убедительным.

Тропман дремал в кресле, время от времени просыпаясь, чтобы проверить, как его пациент. За ночь дыхание Тома выровнялось, и хотя кожа оставалась бледной, она уже не была такой прозрачной. Тропман силился представить себе, что же такое сотворили с Томом и что за чудовище этот Мал-ек-а.

Ситуация, в которой они очутились, крайне беспокоила Тропмана. «Вот, пожалуйста, – думал он, снова закрывая глаза, – все эти годы я писал романы ужасов, изучал „запрещенный“, „темный“ фольклор, но ни во что это не верил». Тропман всегда мыслил трезво и здраво, и потому в статьях, которые он писал, не чувствовалось того пустого энтузиазма, который был характерен для большинства исследований, посвященных паранормальным явлениям. Только в романах он давал себе волю. Но в то, о чем писал, сам он никогда не верил. Просто это была игра мрачной стороны его воображения, естественная реакция на страх смерти, нараставший по мере того, как жизнь шла на убыль. Ведь он старел. Для всей нынешней истории он был уже слишком стар. Слишком стар, чтобы наблюдать, как обернулись реальностью его выдумки.