Стрелец. Сборник № 1 - Блок Александр Александрович. Страница 19

Это говорила как раз та самая дама, зонтика которой испугалась моя лошадь. Я пробормотал извинение и готов был провалиться вместе со своей одноколкой, так мне стало стыдно и своего костюма и поведения и норова моей кобылы. Дама с розовым зонтиком, казалось, не была рассержена, что, впрочем заметил я и по ее голосу, насмешливому, но отнюдь не сердитому. Кроме того она была необыкновенно красива в высокой шляпе кораблем и с мушкой у левой брови. Не знаю, зачем, я раскланялся с нею и сейчас же отвел глаза. По другую сторону моей одноколки стоял молодой человек, смотревший так, будто он хотел заговорить. Почти сейчас же он это и сделал.

«Из деревни?» спросил он, улыбаясь и указывая на лошадь.

— Да, да. Вот не знаю, что с ней случилось. Никогда этого не бывало.

«Ничего, она оправится! Вы позволите?» И раньше, чем я успел позволить, он проворно вскочил в мой экипаж и взял вожжи из моих рук. Действительно, почему-то лошадь тронулась и мы продолжали путь уже вдвоем. В дороге я узнал, что моего спутника зовут Яковом Кастаньо. что он Флорентиец, не женат и живет с матерью. Я в свою очередь рассказал, что мне имя Фома Губерти, что я суконщик из под Пистойи, еду с образчиками и намереваюсь остановиться в гостинице «Древней девы» за С. Кроче. Он выслушал довольно равнодушно все эти сообщения, заметив только:

— Все это прекрасно, но вечером во всяком случае мы встретимся в «Фениксе» около собора. Посидим, поболтаем, больше ничего. Для скрепления дружбы. Нужно же вам иметь друзей в городе.

У гостиницы он со мной простился, взяв с меня слово вечером встретиться у «Феникса».

На вывеске моего нового жилища была изображена полная дама в старинном костюме, указывающая пальцем на надпись:

Стихи были довольно длинные, но я не поспел их разобрать, потому что хозяин уже отворял мне ворота, а из второго жилья кивала какая-то полная женщина, вероятно, хозяйка гостиницы.

Глава 2-я

Ha следующее утро я едва помнил, как мы проводили вечер накануне. Голова трещала и мысли путались, но сосчитав деньги в кошельке, я убедился, что там не хватило ровно столько, сколько стоил ужин, так что мой новый друг не оказался ни вором, ни мошенником. Просто я сам не совсем еще приучился к веселому времяпрепровождению. Адреса, данные мне хозяином тоже не были потеряны, так что все, кроме моей головы. было в порядке. Выпив крепкого кофе я стал рассматривать список будущих заказчиков.

1. Сеньор Антон Кальяни, борго С. Апостоли против дворца Турки. Звоните не громко. По три капли в день натощак.

2. Синьора Сколастика Риди за Арно у дворца Питти. Полное спокойствие, не есть мясного, по утрам холодное обтирание, носить шерстяные чулки.

Другие адреса были в таком же роде, т. е. с прибавлением характеристик и медицинских советов, приписанных моим хозяином, вероятно, для того, чтобы дать мне темы для бесед, если бы эти господа захотели вести со мною частные разговоры, сообразно вкусам и фантазии каждого из них. Я не долго раздумывал, а почистившись, надев лучшее свое платье и взяв под мышки сверток с образчиками, отправился на борго С. Апостоли. Помня написанное наставление, я тихонько постучал в старые двери высокого невзрачного дома. Слуга был, очевидно, не большой любитель разговаривать, так как, впустив меня в большую полутемную переднюю, он куда-то исчез, указав мне лишь неопределенным жестом на дверь, из за которой слышалось женское пение. Не получив на свой стук никакого приглашения, я осторожно приоткрыл одну створку и увидел широкую светлую комнату, посреди которой стоял невысокий человек в цветном халате, приложив одну руку к сердцу, другую подняв к потолку, словно обращая внимание слушателей на живопись, изображавшую спящего Эндимиона. Господин так закинул голову, что лица почти не было видно, а зрению представлялось лишь белое жирное горло, которое словно клокотало, потому что это именно он и пел женским голосом.

Мне стало смешно, что по-видимому не мальчик, и даже не юноша, а взрослый мужчина поет по-бабьи, но нужно признаться, что делал он это очень искусно, временами его голос положительно напоминал волынку, особенно когда он пел следующие слова:

— Не тот акцент, не тот акцент, дьявол вас побери, госпожа племянница! Видно, что вы еще не испытывали не только жгучей, но вообще никакой страсти. Нельзя аккомпанировать, как курица!

И господин в халате отбежал в глубину комнаты, где я теперь заметил фортепьяно и сидящую за ним даму. Лица ея мне не было видно, зато я мог вволю рассматривать черты певца, который считал себя, по-видимому, большим знатоком жгучей страсти. Без парика, в одном зеленом фуляре, лицо его казалось необыкновенно толстым, будто под кожей по всем местам были наложены подушечки, но огромные темные глаза и довольно правильный рот придавали известную приятность этой бесформенной массе. При быстрых движениях, халат обтягивал полные и круглые формы несчастной Семелы.

Так как на меня не собирались обращать внимания, то я кашлянул раз и два довольно громко. Тогда господин, вытащив лорнет из под халата, надетого прямо на белье, стал меня рассматривать, как жука, или мебель. Я выдвинулся вперед и готовился сказать несколько приветственных слов, как вдруг хозяине рассмеялся и схватив меня за обе руки, быстро заговорил:

«Без комплиментов, без комплиментов! я понимаю ваше смущение, молодой человек, но вполне ценю ваш энтузиазм Вы не видели меня в Тизбе? Вы не слышали той арии, которую несчастная девушка поет над окровавленным плащом Пирама? нет, вы этого не слышали? Тогда вы ничего не слышали, вы не жили, вы еще не родились! О, это божественно!» Он долго еще говорил, не выпуская моих рук, наконец вздохнул и умолк, будто от напряженности переполнявшего его восторга. Тогда я решил уместным представиться и сказать цель своего посещения.

— Конечно, вы — образчик, вы — образчик истинного поклонения талантам.

«Я принес вам образчики и зовут меня Фома Губерти», старался я ему втолковать.

— Я вас понимаю, вполне понимаю. Вы завтра же пойдете слушать «Пирама и Тизбу», я и маэстро там превосходим друг друга.

Я поблагодарил г. Кальяни и опять упомянул про свои образчики, которые хотел бы ему показать. Тот постоял несколько секунд молча, потом улыбнулся, взял меня под руку и понизив голос, произнес.

«И это возможно, мой друг. Энтузиазм и настойчивость все превозмогают. Мы посмотрим ваши образчики, но это нужно заслужить. Вы, конечно, отзавтракаете с нами? Позвольте мне представить мою племянницу, мою опекаемую племянницу, которая ничего не понимает в музыке, но добрая девушка. Клементина Вальяни».

Девушка поднялась от инструмента, и я тотчас узнал в ней мою даму с розовым зонтиком. Не знаю, признала ли она меня, но протягивая мне руку, она так пристально на меня посмотрела, что я думаю, что это так.

Ее опекун, не переставая болтать, отправился переодеваться, я же остался вдвоем с г-жей Клементиной. Не поспела дверь затвориться за г. Кальяни, как девушка обратилась ко мне:

«Скорее давайте письмо».

— Какое письмо? —

«Письмо от Валерио».

— Простите, я не знаю никакого Валерио и письма у меня нет.—

«Вы не знаете Валерио Прокаччи и посланы не им? Вы слишком глупы, или не в меру осторожны».