Единственный чеченец и другие рассказы - Блажко Антон. Страница 28

Хоронясь, можно было привыкнуть и к снайперам, однако на командировку отряда выпала беда хуже - всенародные выборы в Думу. Любые подобные мероприятия и дома превращались в затяжной геморрой вроде кори, утвердится с третьей попытки президент - доспел какой-нибудь Совет Федерации, только победил в пятый раз действующий губернатор, а уже депутаты муниципальных округов разворачивают борьбу с использованием грязнейших технологий. Каждые выборы значат как минимум месяц усиленного варианта несения службы, по двенадцать часов без выходных, хотя кому нужно их срывать на уровне квартального самоуправления, оставалось неясным. При обязательных двух-трех турах по низкой активности избирателей и чрезмерной кандидатов торжество демократии оборачивалось для стражей порядка сущим мученьем. Сверх того шли бесконечные операции (здесь название вспоминалось смешно), призванные обозначить бурную деятельность органов перед правительством и народом. С началом войны все многочисленные "Допинги" и "Криминалы" слились в бесконечный "Вихрь-Антитеррор", хлопцы по существу впервые за год толком отдохнули здесь, в Чечне, имея гарантированные свободные сутки после рабочих. И тут свалилась очередная показуха, которую из высших соображений край нужно было провести на отвоеванной территории, утверждая ее принадлежность стране.

"Духи" нежданно проявили свою отнюдь не патриотически-мстительную, а самую что ни на есть политическую сущность. Народам державы до фени любые предприятия государства, а моджахедам с чего-то вдруг до зарезу потребовалось сорвать несчастные выборы. Со всей очевидностью им спустили приказ точно так же, как это происходило на федеральной стороне сил, вследствие чего постовых отправили сторожить школу. Голосование, знаменуя возрождение общегосударственных начал, намечалось в образовательных заведениях, уцелевших либо спешно для того оборудуемых. Ко дню волеизъявления обещали подвезти дармовые праздничные наборы - печенье, сгущенка и банка шпрот, может быть, по килограмму муки в руки. В школе стоял опечатанный ящик с бюллетнями, как выражаются в служебно-административных кругах от Находки до Сунжи наряду с "кваррталом" и "ложит", а также обтянутая кумачом урна. Военных нарядили охранять сельсовет.

Поставленный к школе, выходящей заросшим футбольным полем прямо на речной откос, пост обстреляли с противоположного берега в первую же ночь. В то же время огонь велся по администрации; с закатом не принято было спешить на выручку кому-то, ты отсидишься в укреплении, а выехавших для поддержки расстреляют или подобьют. Школа являлась достаточно уязвимой, к ней могли подобраться вдоль уреза мутного потока, закидать гранатами, обдолбить из "мух", прямая стрельба и то опасна даже за кирпичной стеной, если у противника найдется калибр 5,45. Легкая пуля непредсказуемо мечется, касаясь малейшей преграды, и тем хороша в населенных пунктах - попав в любой проем, изрешечивает помещение внутри. Но парней вместе с державшими недалече оборону солдатами выручила предусмотрительность Балинюка, опиравшегося на искушенность Чайкина и собственный послужной опыт.

Взлелеянный еще суворовским училищем командир знал: если чего-то хочешь, делай или организуй сам. Казенная система не работает автоматически, хотя вроде должна. Конкретные люди обязаны выполнять определенные функции, но они всегда найдут оправдания, кивая на других исполнителей и сотни объективных причин. В командном механизме при мелкой придирчивости реальной ответственности нет, с этим постепенно смиряется каждый, начинает соответственно действовать и мало чешется о подчиненных - вывернутся, если захотят жить.

Закончив утренние дела, Балинюк садился в ветхий УАЗ, брал старшину и отбывал по делам. В чем они заключались, доподлинно никто не знал, рядовой состав устраивал обильный стол, парное мясо, созревающие фрукты и мелкие улучшения быта вроде новых одеял (б/ушных казенных спальников, подлежащих возврату на склад, большинство с собой не захватило). Куда при этом девались положняковые тушняк и рыба, которые можно было коллективно продать, почему не выдавались деньги, отслюнявленные дома руководством на подпитку, спрашивать не решались - все-таки командир, разве что по пьяни. Чайкин скрипел зубами, но от конфликтов воздерживался, блюдя негласный раздел сфер влияния и полномочий. Все равно полноценно заменить другого ни один бы не смог. Еще Балинюк обладал удивительным чутьем на начальство и к серьезным проверкам ни разу не опоздал. Кроме них двоих, из офицеров имелся командир взвода, состоявший на той же должности в роте, по отрядной малочисленностью принявший и обязанности зампотыла. Эта деятельность в паре со старшиной поглощала его целиком наряду с запоями, он ни во что не лез, непосредственно распоряжались бойцами два отделенных, назначенные из самых бугров.

Лояльный в служебных делах начштаб подсказал Балинюку то, о чем бывший ракетчик и сам подумывал: для безопасности необходим контакт с обладающими боевой силой федералами, в первую очередь ближайшей артчастью, условие коего есть живая связь. Ветераны первой кампании единодушно утверждали, что она была проклятьем той войны - даже родственные подразделения имели частоты и устаревшие станции разных типов. В результате невозможно было вызвать на помощь соседей, взаимодействие практически отсутствовало, царили путаница и хаос с частыми сражениями между собой, а неприятель преспокойно слушал все переговоры, имея сканирующие устройства. И Балинюк вскоре по приезде убил враз двух зайцев, съездив к ближним пушкарям - наладил дружбу и выменял на спирт здоровое армейское радио, тут же списанное в разряд потерь. Статья "не подлежит восстановлению" многое позволяла пускать налево в условиях войны, хотя и здесь имелись лимиты. Ведающие материальными резервами лица активно пользовались ею, а личный состав после настоящих боев неизменно латал изношенную пробитую технику, героическими усилиями возвращал разному оборудованию жизнь и сшивал проволокой расколотые приклады АК.

Защитного цвета ящик с ручкой-кричалкой и наушниками поставили у связных, закинув наверх антенну, стало доступным развлечение следить за некодированным обменном военных до самой Ханкалы. Служила машинка неоценимо: стоило боевикам затеять пальбу, отряд выходил на полк, имевший дивизион артиллерии, и те редко отказывались дать залп-другой, пристреливая заодно точки вокруг села. Так пресекли в корне несколько серьезных вылазок, однако бухать по окрестностям населенных пунктов без крайней надобности уже запрещалось, рядовое "пиф-паф" велено было отражать собственными силами, при отсутствии потерь и разрушений просто пережидая в укрытиях. При возможности экс-канонир Балинюк втаскивал станцию на вышку, где хватало для работы ее длинного уса, гнувшегося в кольцо, и давал целеуказания минометчикам, корректируя стрельбу. Поднапрягшись, тряс стариной и кричал цифры для наводки, удовлетворенно крякая, если координата попадания сходилась с расчетной. Кончив обработку, его хвалили в эфир со льстинкой: