Покинутые небеса - де Линт Чарльз. Страница 45

Единственная цель моего полета – навестить поросшие соснами холмы.

У каждого имеется настоящий дом. Иногда он находится совсем не там, где вы живете, но там, где живет ваше сердце. Так вот мой дом остался на лугу в уединенной долине между двух старых гор. На склоне одной растут сосны, а по другой взбираются наверх березы и кедры. По середине долины течет ручей, и вода в нем ледяная даже летом, словно он только что выбрался из-под земли, а не пробивал себе путь между скал, стремясь к полноводной реке. Луг весь покрыт зеленым травяным ковром, кое-где встречаются куртины полевых цветов, и воздух пахнет летом – горячий, насыщенный и неподвижный. Жужжат пчелы, трещат крыльями майские жуки, ветерок вздыхает в густой листве и шевелит траву, редкие облака плывут по небу, такому голубому и глубокому, что от него невозможно оторвать глаз. На краю долины возвышается старая скала, гладкая с солнечной стороны и поросшая мхом там, где всегда сохраняется тень. Я отыскиваю ее и растягиваюсь на камне, и солнце течет с неба, словно мед. Теперь я дома.

Почему я не остаюсь там навсегда, раз там так хорошо?

Это сложно объяснить. В таких местах можно лишиться памяти. Ты растворяешься в красоте и перестаешь вспоминать, кто ты такой и чью шкуру носишь в данный момент, забываешь даже о самой возможности выбора. Так ты уходишь в бесконечность, но я уже испытал это. Некоторые из нас выбирают именно этот путь, а я опомнился и стал вспоминать изо всех сил. Я еще не готов потерять самого себя. Ведь тогда я потеряю и все свои истории, а я так долго их собирал!

И все же я всегда с нетерпением жду встречи с этим местом, как многие ждут возвращения домой. Знаю, что через день или через неделю покину его, но не могу не возвращаться сюда снова и снова, чтобы обновить душу и заодно послушать местные сплетни.

В тот год многие болтают о девочке-лисичке. Не чистокровной лисе, но она получила от Рэя столько же, сколько и от своей матери, с человеческой стороны. Это худенькая, даже костлявая девочка лет одиннадцати, может, двенадцати. От отца ей досталось узкое треугольное личико и рыжие волосы. Она растет как сорная трава и постоянно пропадает в лесах, ей все интересно, она сует свой нос повсюду, так что травинки, веточки и семена растений вечно застревают в ее волосах. Дикарка.

Я не ищу ее, хотя, признаюсь, и мне было бы любопытно взглянуть на девочку-лисичку. Я кружу над долиной, неторопливо спускаясь с голубого неба. Девчонки-вороны уже повстречались со своими кузенами, и их крики доносятся из-за горы. Что до меня, то я остаюсь в своей долине, впитываю солнце и очарование здешних мест, не боясь лишиться памяти, – на обратном пути девчонки обещали забрать меня с собой.

Итак, я провожу время в праздности, прислушиваясь к местным сплетням. Как я уже говорил, я не ищу встречи с этой девочкой, и уж конечно она не предполагала увидеть меня, но мы все равно встречаемся. Я, как обычно, сижу на скале, наслаждаюсь солнцем и почти дремлю, когда она стремительно выбегает из леса и останавливается как вкопанная, увидев меня. Я думаю, может, здесь находится ее дом. Ее скала. Жилище ее сердца. Может, именно поэтому я не меняю обличье и не улетаю, а она не убегает обратно в лес. Мы никогда не встречались прежде, но узнали друг друга.

– Эй там, привет, – говорит она, ничуть не испуганно, даже не настороженно.

– И тебе привет.

– А как тебя зовут?

– Джек.

– А меня все называют Нетти, это мое имя. Мама говорит, что я родилась с другим именем, а расту с этим.

– Понятно, – говорю я ей. – Ты живешь где-то неподалеку?

Она неопределенно машет рукой на противоположный склон.

– Мы с мамой живем вон там.

– А твой отец?

– У меня нет папы, потому что он был порядочным бездельником и сбежал от моей мамы, а она, по-моему, не очень-то и грустит по нему.

Тогда я еще не знал, что это Рэй бродил по здешним горам и некоторое время провел с симпатичной вдовой, а через девять месяцев у нее родилась девочка, растить которую женщине пришлось одной. Наверное, я должен был догадаться, но вся лисья кровь пахнет для меня одинаково, а Рэй не единственный лис, что сеет свое семя среди людей. Все лисы падки на сладкое.

Однако эта костлявая худышка запала мне в душу. Может, это была просто причуда, а может, уже тогда я понял, что она больше похожа на меня, чем на лисичку, и собирает истории, как Маргарет собирает безделушки, не ради того, чтобы копить у себя, а чтобы раздать другим. И еще я подумал, как обидно, что она получила струю нашей крови, но не знает, что с ней делать, а только бродит по лесам без всякой цели. Оставить ее на произвол судьбы, значит, уподобиться кукушкам, которые подбрасывают яйца в чужие гнезда.

– Может, я стану твоим отцом? – спрашиваю я девочку-лисичку.

Она ненадолго задумывается.

– А потом сбежишь, как мой первый папа? – интересуется она.

– Вполне возможно, – отвечаю я, не желая врать девочке с самого начала. – Но я всегда буду возвращаться.

– Мне не нужен папа, – говорит она тогда. – Но нужен муж. Я слышала, что от них больше пользы.

Мне не удалось удержаться от смеха.

– Что тут смешного? – хочет она узнать.

– Ты еще слишком мала, чтобы думать о замужестве.

– Дженни-Мари старше меня всего на пару лет, а у нее уже двое малышей.

От таких слов впору заплакать. В этих горах дети рано взрослеют, а, повзрослев, умирают совсем молодыми. Если их не проглотит шахта, то наверняка доконает тяжелая жизнь. Стоит только попробовать заняться сельским хозяйством в горах да еще, когда в легких уже осел целый дюйм угольной пыли.

– Но это не значит, что так надо поступать, – возражаю я.

– Теперь ты говоришь, как моя мама. Она все делит на хорошее и плохое.

– А ты с ней не согласна?

– Такова жизнь, – пожимает она плечами.

Вы можете обвинить ее в цинизме, но я вижу только наивность.

– Если бы ты могла загадать любое желание, – спрашиваю я, – что бы ты загадала?

Она ни на мгновение не задумывается.

– Больше всего на свете я хочу летать…

– Летать?

– Как девчонки-вороны, – с усмешкой кивает она.

– А откуда ты о них знаешь?

– Я их видела. Они почти каждый год встречаются в наших лесах со своими кузенами. Я видела, как они танцуют и смеются, такие счастливые. И я видела, как они летают.

Лисы не могут летать, но как я мог сказать ей об этом?

– Я могла бы стать рыжей вороной, – говорит девочка и чумазыми пальчиками прикасается к своим волосам, рыжим, как хвост Рэя. – У меня же рыжие волосы!

– Все вороны, которых я встречал когда-либо, были черными, – говорю я. – Только однажды я видел белую ворону, но мне не понравился ее цвет.

– А что это была за ворона? – спрашивает Нетти.

– Белая ворона научила индейцев кикаха выращивать пшеницу, – объясняю я, а потом рассказываю всю историю.

Пока я говорю, она укладывается в траву на спину, извивается, словно червяк, чтобы избавиться от сучка, но я знаю, что она слушает. Каждый раз, когда я ненадолго замолкаю, девочка поднимает голову и смотрит на меня. Могу поклясться, что она смогла бы все повторить слово в слово, если бы я попросил. История заканчивается, а она продолжает лежать и смотреть в голубое небо. Там в вышине кто-то кружит. Ястреб. Он нам чужой.

– А это правдивая история? – спрашивает она немного погодя.

– Правдивая, насколько я помню.

Нетти садится и недоверчиво смотрит на меня.

– Я и не знала, что у пшеницы есть своя история.

– У всего есть своя история. Даже у этого молочая, который ты вот-вот примнешь коленом.

Она отодвигается и подозрительно смотрит на растение.

– А что произошло с ним?

И я рассказываю ей о молочае, о майском жуке, копошащемся в высокой траве, и о златоглазке, и о кедре, не этом, что растет неподалеку, а о его предке, стоявшем тут во время одной из неудач, постигших Коди.

– А ты знаешь еще истории? – спрашивает она, как только заканчивается мой рассказ.