Волчья тень - де Линт Чарльз. Страница 59

Может, Джорди и неплохо лазит, но я скоро обгоняю его, показав на ходу язык. Не знаю, в чем дело, но сердце у меня больше не сжимает. Мне уже почти не страшно. Наверное, это потому, что мы теперь что-то делаем, а не просто удираем, как загнанные олени. Мы уже довольно высоко, и я с трудом различаю землю между ветвей, когда слышу, что они подходят. Оба мы замираем. Я прижимаюсь к стволу и морщусь, сообразив, что вляпалась волосами в натек смолы. Отодвигаю лицо, но волосы прилипли. Замечательно. Теперь сто лет не отчистишь. Хорошо бы, это оказалось самой большой из наших бед.

Снова накатывает страх – от прилива адреналина трудно дышать. Я опускаю взгляд на Джорди, который устроился веткой ниже. Он поднимает голову, и я вижу отражение своего страха в его глазах.

– Бога ради, Рой, – ворчит один из парней.

«И точно, парни, почти мальчишки», – соображаю я, разглядев их вблизи. Девятнадцать, самое большее двадцать лет. Засаленные волосы, футболки – отребье с трейлерных стоянок. Мне ли не знать – я с такими росла.

– Ты что, через горы за ними потащишься? – продолжает тот же голос.

– Еще чего, – отзывается Рой, отхаркавшись и сплюнув под ноги. – Так, поразвлечься малость.

– Эй, гляньте-ка, – вступает третий. – Что это там на звериной тропе?

Я слышу, как они спускаются по склону, и едва не падаю с дерева, услышав выстрелы. Сердце дает перебой, прежде чем до меня доходит, что парни расстреливают не нас, а мой рюкзачок. Израсходовав патроны, вся троица начинает хохотать.

– Ну, этот мешок больше нам не страшен, – говорит один.

– Может, там что-нибудь стоящее?

– Если и было, так остались одни дырки. А потом, кому нужно возиться с их тряпьем. Еще вшей наберешься.

– Долбаные хиппари. Парня от девки не отличишь.

– Запросто отличишь. У девки титьки под рубахой болтаются.

– Ну, мне так лень задницу волочить за этими мальчонками.

– А может, это девки были?

– Ну нет. Девки не дают стрекача, как эта парочка. Сразу валятся и начинают нюнить.

– Да уж, улепетывали как зайцы. Так и рванули через поле.

– Спорим, они намочили штаны?

Снова хохот. Ну и юмор. Точь-в-точь как мои братцы. Просто удивительно, как они умудряются дожить до совершеннолетия с такими куцыми мозгами.

Голоса их становятся громче, когда они поднимаются обратно на гребень. Останавливаются закурить, и табачный дымок поднимается к нам между ветками.

– Как по-твоему, чего их сюда принесло?

– Бес их знает. И кому до них дело?

– Спорим, они возвращались назад к природе?

– Или пощупать друг друга под кустом решили.

– Посмотрел бы я, как они пощупают дуло моей винтовочки.

– Лучше уж твой винтарь щупать, чем тебя.

– Чтоб тебя, Томпсон.

– И тебя туда же.

Голоса затихают – они возвращаются к опушке. Джорди поднимает взгляд на меня, но я мотаю головой.

– Еще рано, – выговариваю я одними губами.

Предпочитаю, чтобы они ушли подальше, потому что, спускаясь, мы наверняка нашумим. И мы выжидаем, отсиживая мягкие места на жестких насестах, пока до нас не доносится кашляющий звук заведенного мотора.

Тогда мы начинаем спускаться, разминая затекшие руки и ноги.

На земле нас пошатывает – больше от пережитого возбуждения, чем от онемевших конечностей.

– Я и впрямь чуть не намочил штаны, – признается Джорди, – когда они открыли стрельбу.

– И я тоже.

Я уже тверже стою на ногах и подхожу к своему рюкзачку. Но спасать там нечего. О смене одежды и туалетных мелочах можно забыть. Мне удается извлечь целую зубную щетку и трусики – в дырках от пуль, но носить можно.

– А теперь что? – спрашивает Джорди. Выдирая из волос остатки смолы, я разглядываю звериную тропу. Пальцы после этого тоже слипаются. Вытираю их о джинсы.

– Не хочется мне возвращаться на дорогу, – говорю я, – по крайней мере, не сразу.

– Думаешь, станут нас поджидать?

Я качаю головой:

– Просто этот проселок длинный, и они могут довольно долго мотаться по нему туда-сюда. Думаю, лучше срезать напрямик. Как у тебя с чувством направления?

– Не так хорошо, как у Кристи. Его можно куда угодно закинуть, и он выберется, будто у него компас в голове.

– И у меня тоже неплохо, – говорю я ему. – Сейчас мы к юго-западу от Тисона, так что надо просто заметить, где солнце, и держать курс в. нужную сторону.

Джорди смотрит на меня с сомнением.

– Или ты предпочитаешь новую встречу с Роем, Томпсоном и кто там у них третий?

– Ну, если ты так ставишь вопрос…

Эта прогулка по лесу оказалась бы куда приятнее, если бы не была вынужденной благодаря этой шайке. Хоть я и знаю, что они давно убрались, а все же невольно вздрагиваю, стоит заверещать белке или сойке выбранить нас с верхушки сосны. Джорди все еще не верится, что подобное вообще могло случиться, и он без остановки обсуждает «эту троицу бандитов… Так вот взяли и начали стрелять. Может, они и шутили, но ведь так можно и убить…».

«Как будто их это волнует», – думаю я, кивая на его слова. Хоть я и выросла с такими же, мне все равно не понять, что творится в их темных мозгах.

К тому времени, как нам попадается ручей, мы прикончили сок и съели одну из плиток шоколада. Я споласкиваю бутылку и набираю в нее воды.

– Ты уверена, что это можно пить? – беспокоится Джорди.

– Не уверена, но что делать-то? А вообще она течет с гор. Разве что белочка в нее покакала.

Я делаю большой глоток и притворяюсь, будто меня тошнит. Джорди испуганно бросается ко мне, потом видит, что я ухмыляюсь, и с размаху хлопает по спине. Он допивает воду, и мы снова наполняем бутылочку из-под сока.

Часов у нас нет, но по высоте солнца я прикидываю, что уже больше шести. Скоро начнет темнеть. Я молча шагаю дальше по тропинке, но идти всю ночь не намерена. В этих холмах и при дневном свете закружить недолго, а в темноте наверняка заплутаешься.

Как только небо начинает предзакатно бледнеть, вылетают комары. Меня они не беспокоят, зато Джорди сводят с ума.

– Перестань их размазывать, – говорю я. – Только приманиваешь новых.

– Если я оставлю их в покое, они у меня всю кровь высосут до последней капли, – огрызается он, прихлопывая кровососа на виске. С отвращением рассматривает кровавое пятно на пальце. – Почему это тебя не кусают?

– Один из моих талантов. Моя кровь – яд для мелких и крупных кровопийц.

– Как же, как же!

– На самом деле, – уточняю я, – это не совсем правда. Мой талант состоит в том, чтобы, собираясь в места, где много комарья, всегда прихватывать с собой кого-нибудь повкуснее себя.

Нам везет: как раз когда сумерки переходят в ночь, а Джорди уже изнемог от кусачих тварей и я всерьез начинаю искать местечко для ночлега, мы выходим на гребень, где кто-то устроил охотничий лагерь. Всего-навсего хижина в одну комнату, бревенчатые стены и односкатная жестяная крыша, нависающая над поленницей, но для нас и это чудо. Тем более что на окнах ставни и дверь закрывается плотно. Комаров мы оставляем снаружи.

Джорди опять сомневается:

– А если хозяин появится?

Я понимаю, что ему в первую очередь приходят в голову мысли о подонках вроде тех, что загнали нас в лес.

– Сезон сейчас не охотничий, – успокаиваю его я. – Да ты сам посмотри. Здесь никого, кроме мышей, сто лет не бывало.

Мы выметаем мышиный помет, находим в обитом жестью ящике одеяла и разводим огонь в железной печурке. На подоконнике горит свеча, и в хижине становится по-настоящему уютно. Джорди обнаруживает банку фасоли, тушенку и суп в картонной упаковке. На ужин у нас фасоль и овощной суп. Пару долларов мы оставляем на полке в уплату за съеденное. Утром надо набрать хворосту, чтобы пополнить ящик у поленницы. Простейшая вежливость.

Пожалуй, в ту ночь нас могло бы одолеть романтическое настроение, но вместо этого мы принимаемся обмениваться боевым опытом жизни в семье более подробно, чем когда-либо прежде, описывая, как каждый оказался на улице и чем там приходилось заниматься, чтобы выжить. Такие рассказы для романтических порывов – все равно что холодная вода. Я хочу сказать, не бывает близости больше, чем тогда, когда мы сидим на одной кровати, прислонив голову к одному изголовью, и разговариваем, и, само собой, та ночь скрепила нашу дружбу на всю жизнь, только вот после того, как мы разобрали стены внутри себя, которыми отгораживались от всего мира, у нас уже не осталось сил думать об отношениях между девочками и мальчиками.