Фата-Моргана 3 (фантастические рассказы и повести) - Вальтер Даниэль. Страница 107

Именно тогда меня осенила великолепная мысль. Я разыскал все косметические фирмы, производящие депиляторы, и вложил в них все свои сбережения. Со временем я пожалел об этом, но мы еще дойдем до этого.

Роман Оливейра был одержим работой, и во время бесконечных сессий, которые он мне навязывал, у меня не раз возникало желание взять ноги в руки. Но поскольку моя девушка так смущалась своего оволосения, что не хотела никуда выходить, времени у меня стало побольше.

Мы без конца экспериментировали на морских свинках и крысах, но это ничего не давало. Оливейра достал несколько безволосых собак чихуахуа и опробовал на них разные мерзости, но безуспешно. Он даже выкопал откуда-то пару восточно-африканских песчаных крыс Heterocephalus — отвратительных лысых созданий, — но и это не помогло.

Наконец, делом занялись газеты. «Нью-Йорк таймс» поместила сначала небольшую заметку в середине номера. Спустя неделю она посвятила вопросу целую колонку на первой странице второй части, а потом сообщения начали появляться на первых страницах, газет. Обычно было что-то вроде: «Доктор такой-то считает, что прокатившаяся по стране эпидемия hyperpilositis, или сверхволосатости (Красивое слово, верно? Жаль, что не помню фамилии врача, его придумавшего) вызвана тем, этим, пятым или десятым».

В феврале пришлось отменить наш ежегодный бал, поскольку почти никто из студентов не смог уговорить своих девушек прийти на него. По той же причине значительно снизилась посещаемость кинотеатров. Всегда можно было получить хорошее место, даже около восьми. Однажды я прочел в газете забавное сообщение, что прекращены съемки фильма «Тарзан и люди-осьминоги», поскольку актеры действовали в нем в плавках и оказалось, что они вынуждены каждые несколько дней стричься и брить все тело, чтобы их не путали с гориллами.

Смешную картину представляли собой автобусы в часы пик. Большинство людей чесались где только можно, а те, что были для этого слишком хорошо воспитаны, беспокойно крутились с несчастными физиономиями.

Позднее я читал где-то, что количество желающих вступить в брак настолько уменьшилось, что три человека с успехом обслуживали весь Нью-Йорк вместе с Йонкерсом, который тогда присоединили к Бронксу.

С удовлетворением встретил я сообщение, что мои акции, размещенные в косметических фирмах, пошли вверх. Я пытался подбить на это моего соседа Берта Кафкета, но тот лишь загадочно улыбнулся и ответил, что у него другие планы. Берт был прирожденным пессимистом.

— Пэт, — сказал он, — может, вы с Оливейрой и разбогатеете на этом, а может, и нет. Голову даю, что скорее второе. А если окажется, что я прав, то акции, которые я купил, будут идти вверх еще долго после того, как о ваших депиляторах и думать забудут.

Как вы знаете, людей очень волновала эпидемия. Но самое интересное началось, когда пришла жара. Прежде всего одна за другой разорились четыре крупные фирмы, производившие белье. Две были проданы, третья объявила себя банкротом, а четвертая удержалась на поверхности благодаря переходу на производство скатертей и американских флагов. На хлопковом рынке царил полный хаос, поскольку этот «грипп на рост волос» распространился уже по всему миру. Конгресс планировал пораньше закончить заседания, как обычно подстегиваемый консервативными газетами, но на этот раз в Вашингтон съехались хлопковые плантаторы, требующие от правительства «что-то предпринять», поэтому конгрессмены не осмелились разъехаться. Правительство охотно сделало бы это «что-то», но не знало, что.

Тем временем Оливейра при некотором моем участии день и ночь работал над поисками решения, но нам везло не больше, чем правительству.

В здании, где я жил, невозможно было слушать радио из-за помех, вызываемых электрическими машинками для стрижки, имевшимися во всех квартирах и то и дело пускавшимися в дело.

Но нет худа без добра: Берт Кафкет, к примеру, получил некоторую выгоду от развития ситуации. Его девушка, за которой он бегал несколько лет, хорошо получала как манекенщица в фешенебельном доме мод «Жозефина Лион» на Пятой авеню и водила Берта за нос. Но тут вдруг фирма «Лион» свернула все дела, поскольку никто не покупал никаких нарядов, и девушка мгновенно согласилась выйти за Берта замуж. К счастью, волосы не росли на лицах женщин, иначе Бог знает, что стало бы с человечеством. Мы сыграли с Бергом в орлянку, кто должен съехать, и я выиграл.

В конце концов Конгресс объявил награду в миллион долларов тому, кто найдет действенное лекарство против сверхволосатости, и на этом закончил работу, как обычно отложив ряд законов на потом.

В июне, когда стало действительно жарко, мужчины перестали носить рубашки — собственной шерсти хватало вполне. Полицейские так взбунтовались против мундиров, что им позволили ходить в голубых рубашках-поло и шортах. Но вскоре они стали подвертывать рубашки или вообще запихивать их в карманы, и все остальное мужское население Соединенных Штатов последовало их примеру. Заросшее волосами человечество не перестало потеть, и во время жаркого дня можно было упасть в обморок от жары, если на тебе была хотя бы самая легкая одежда. До сих пор помню, как я цеплялся за гидрант на углу Третьей авеню и Шестидесятой улицы, чтобы не потерять сознание, пот стекал у меня по ногам, вытекая через штанины, а здания кружились перед глазами. Это меня научило уму-разуму, и я, как и все, начал ходить в шортах.

В июне Наташа, самка гориллы из зоопарка в Бронксе, сбежала из клетки и несколько часов разгуливала по парку, прежде чем на нее обратили внимание. Посетители зоопарка просто сочли ее невероятно уродливым представителем их собственного вида.

Если текстильный и одежный рынок здорово пошатнулись в результате эпидемии, производство шелка вообще перестало существовать. Чулки отошли в прошлое, как диковина, носимая предками, совсем как треуголки и парики. В результате экономика Японии, всегда несколько неуравновешенная, окончательно рухнула, что явилось причиной революции, отчего нынче Япония — советская социалистическая республика.

Ни у меня, ни у Оливейры не было в том году отпуска, поскольку мы, как безумные, работали над решением проблемы сверхволосатости. Роман обещал мне долю в премии, если он ее получит. Но в тот год мы ничего не добились. Когда начались занятия, пришлось снизить темп исследований, ведь я был на последнем курсе, а Оливейра читал лекции. Однако мы по-прежнему делали что могли.

В то время редакционные статьи в газетах давали немало поводов для смеха. «Чикаго трибюн» подозревала даже «красный заговор». Можете себе представить, что рисовали художники «Нью-йоркера» и «Эсквайра».

Снижение цен на хлопок на этот раз действительно положило Юг на лопатки. Помню, как Конгресс обсуждал проект закона, обязующего каждого гражданина старше пяти лет стричься по крайней мере раз в неделю. Разумеется, за этим стояла группа южан. Когда закон не прошел, в основном из-за аргумента, что он противоречит Конституции, эти крикуны выдвинули другой, навязывающий стрижку перед пересечением границы штата. Они утверждали, что человеческие волосы являются товаром, что иногда соответствует действительности, и переход из одного штата в другой в своих или чужих волосах является торговлей между штатами и подлежит контролю федерального правительства. Был момент, когда это почти прошло, но в конце концов южане удовлетворились другим законом, обязующим стричься всех государственных служащих, а также курсантов военных и морских школ.

Обнищание Юга обострило извечные расовые противоречия и довело до восстания негров в Алабаме и Миссисипи, которое удалось подавить лишь после упорной борьбы. Согласно договору, которым закончилась эта малая гражданская война, негры получили Пэйл — что-то вроде резервации со значительной местной автономией. Они правят там хуже, чем уверяли, но лучше, чем предсказывали им белые южане. По-моему, этого и следовало ожидать. И не дай Бог белому приезжему начать выкаблучиваться — получит за все! Они не дают ничего сказать.