Искатель утраченного тысячелетия(изд.1974) - Брагин Владимир Григорьевич. Страница 6
Должен Вам доложить, Ваше Превосходительство, что жительство я им, ею в Малом Кисельном переулке, что возле Рождественского бульвара. Квартира же моя с вывеской: «Живописец-маляр. Пишу любые вывески». Но вывеска – вывеской, главное в том, что у меня во фруктовом саду снимает домик господин профессор химии Александр Сергеевич Порошин. По странности одного случая я получил возможность проникать в любой час в квартиру, где профессор Порошин проживает с дочерью, девицей Натальей, курсисткой.
К моему жильцу с некоторых пор стали в ночной час под покровом тьмы приходить люди и условно к нему в дверь стучать. Следуя ночью же по их следам, когда оные оставляли дом Порошина, я многое узнал.
А теперь уж подхожу к главному. Обширна библиотека господина Порошина. Неисчислимы в ней книги. Но ангелы небесные мне помогли, и я обнаружил, в каком именно переплете какой книги существует, так сказать, двойное дно. И туда-то на один или два дня профессор Порошин и прячет письма и документы, которые ему доставляют подозрительные люди. Прячет. Кому-то показывает. А затем и сжигает. «Пожалуйста, сжигайте! Сжигайте, господин Порошин, – сказал я себе. – А вот я, грешный человек, прочту корреспонденцию вашу и кому следует доложу». И теперь я в разное время копию с какого-либо письма спимаю. И сразу же подлинное письмо в тайное порошпиское дно назад прячу. А что надо – для Вашего департамента берегу.
Для начала доказательства усердия своего, Ваше Превосходительство, препровождаю Вам копию писем некоего Веригина, с коим Порошины дружбу водят, а он есть настоящий враг Престола. Одно письмо самому господину профессору, а другое – дочке его Наталье, хоть она курсистка, но нестриженая.
Льщу себя надеждой, что труд мой на пользу послужит охраны благоденствия матушки-России. И мне, рабу грешному, Вы воздадите по усилиям моим.
Остаюсь, Ваше Превосходительство, нижайший Ваш слуга и прилагаю при сем копию коварного и крамольного письма.
Верный Ваш слуга до гроба
Терентий Зимовейкин».
К этому доносу Терентия Зимовейкина была приложена копия письма, которое служило как бы продолжением мыслей неизвестного искателя, с которыми я уже познакомился.
Было очень жаль, что от большого, по-видимому, письма искателя сохранилось только два листка, да и то не полностью.
Вот это письмо.
ПИСЬМО ПОРОШИНЫМ
«Александр Сергеевич! Дорогой!
Да! Я осужден. Ссылка. На двенадцать лет.
Сидя в тюрьме я… законы биологии проверял… математика убедила меня… человеку энергию, взятую из природы, которая принесет ему неувядающую юность и…
Еще давно я задумался над тем, где, у кого заимствовать энергию? Вокруг нас и рядом с нами бесконечное разнообразие видов энергии. Люди брали у природы только для своих житейских нужд энергию ветра, рек, водопадов. Но человек вовсе не думал, как помочь своему организму в усвоении такой энергии, которая… и жить тысячелетие.
Нет! Народ не ошибся, когда создал сказку про спящее царство, где люди, проспав 100 лет, проснулись такими же молодыми, как до сна… но я… не сказкой, а наукой… догадка пришла…»
Дальше видны были только размытые следы каких-то вы числений, и лишь в самом низу на листе удалось разоб рать следующие слова:
«…дела своего не оставлю… И еще до контузии… какоето чудо… я верю и не верю… мелодия… моя флейта… а кипрей растет и растет…»
Я отложил листок.
Какой-то кипрей… и еще мелодия… Ничего не по нять!
И я взялся за чтение другого листка.
«Бесценный мой друг,
Наташа, единственная моя!
Завтра меня увезут. Мы расстаемся. На долгие годы. Но где бы я ни был – я буду не один, а с тобой. Только – с тобой. И в эту последнюю ночь перед дальней дорогой должен поведать тебе свое самое сокровенное.
Это было 15 июля 1855 года в Севастополе. Из госпиталя в тот день я ушел под самое утро. Я устал. Я был измучен. Было еще темно. Густой сизый туман лежал над морем. В предутренней темноте на крутом берегу я разглядел сосну. Ее верхушку сорвало вражеским ядром. Прислонился к ее стволу. Опустился на землю. Закрыл глаза. Внизу под обрывом жаловалось и ворчало море. И я забылся, задремал.
Но вдруг я очнулся. Открыл глаза. Солнца не было видно: оно еще не взошло. Надо мной на востоке по небу протянулись золотисто-розовые лучи зари.
Помнишь ли, Наташа, миф об Эос? Смутно?
Я напомню. Бессмертная юная заря Эос полюбила Титона. Но он человек! А следовательно – смертей. И потому Эос с мольбой обращается к богу богов, к царственному Зевсу. Она молит Зевса даровать ее супругу бессмертие. Зевс согласился. А годы идут – быстрые годы. Эос все такая же. Она, юная заря, каждое утро восходит на востоке. А супруг ее стал дряхлым, но не умирающим старцем: ведь Зевс дал ему вечную жизнь!
Ax, горевала Эос, почему она тогда же пе испросила у Зевса не только бессмертие, но и вечную юность своему титану.
Да! Ведь, кажется, Зевс, узнав о горе Эос, сжалился и избавил ее от престарелого супруга, превратив его в цикаду. Вот и весь миф.
Пока я думал об Эос, облака на востоке стали пурпурно-золотыми и плыли все быстрее и быстрее. Ветер же гнал гряду за грядой серые облака. А лучи еще не появившегося солнца прорвались сквозь туман, сквозь предутреннюю мглу. Они, эти лучи, дерзко взбирались на облака. Словно золотые волосы, рассыпались по облакам тысячи лучей зари. А cна их собирала, сплетала в густые крутые девичьи локоны. Золотые локоны! Твои локоны… Я воскликнул: «С добрым утром, Наташа!»
Я взял свою маленькую флейту, с которой, как ты знаешь, никогда не расстаюсь. Начал играть. Мелодия складывалась сама собой. И вот мне показалось… верь мне… кипрей словно слушает… растет… и не раз…
В скитаниях моих ты всегда со мной. И твое душевное участие помогает мне отыскивать верный путь.
Твой всегда, Дмитрий.
А все же не могу вспомнить, что подсказала мне мелодия флейты, когда рос кипрей».
ПИСЬМА, ТЕЛЕГРАММЫ, ЗВОНКИ
Письмо в редакцию журнала «Бюллетень естествознания и фантастики»:
«Дорогие товарищи!
Препровождаю вам подробное описание одной моей находки, сделанной мною, как это ни странно звучит, в мусорной урне на железнодорожной платформе несколько дней назад.
Не кажется ли вам, что находка заслуживает того, чтобы быть напечатанной на страницах вашего журнала?
С уважением Г. Л. Нестеров».
Письма… письма… звонки по телефону…
Как много писем и звонков, после того как в еженедельном журнале «Бюллетень естествознания и фантастики» напечатаны были обрывки записок безвестного искателя, который сто лет назад сделал попытку приоткрыть завесу, скрывающую тайну утраченного человеком тысячелетия жизни. Вот как откликнулись люди на прочитанное.
Письмо научного сотрудника И. Л. Старобельского:
«Дорогие товарищи!
Пишу вам, чтоб вы сразу отдали себе отчет: находка обязывает вас довести дело до конца. Найти те материалы, которые дадут нам представление о личной судьбе неизвестного искателя и о судьбе его поисков, достижений и просчетов в научном плане…
Меня вынуждают так беспокоиться те две-три справки, которые я наугад выхватил из богатейшего архива материалов, посвященных забытым ученым-революционерам и замечательным ученым-самоучкам.
Из напечатанных вами материалов видно, что судебное дело Веригина слушалось в 1858 году.
Итак, только два с небольшим десятилетия отделяют неизвестного нам искателя тысячелетий от замечательного Кибальчича, которого царский суд повесил в марте 1881 года.
Как вы, наверное, знаете, Кибальчич на суде в своем последнем слове просил сохранить и сделать достоянием народа и ученых свои опыты и расчеты по созданию ракет.
Но только после Великой Октябрьской революции завещание Кибальчича было обнаружено и получило достойную оценку.
Или вот еще судьба другого человека, опередившего свой век. Имею в виду замечательного изобретателя подводной лодки Черновского.