Городская Ромашка (СИ) - Кай Ольга. Страница 73

- Кто это?

- Моя тетя Полиана, - ответила Ромашка.

Сивер хмыкнул удивленно: на третий день благодаря то ли невероятному везению, то ли чему-то еще столь же необъяснимому Мирослав совершил для Ромашки невозможное. А как еще можно охарактеризовать то обстоятельство, что ему удалось найти эту самую тетю Полиану в разрушенном городе? Именно Мирославу, а не кому-то другому? Наверное, и правда, повезло.

- Ее отправили вместе с остальными в приморье на поезде.

Ромашка кивнула. На душе стало немного теплее. Она-то и не надеялась всерьез, что Мирослав найдет ее тетю. Да он и не обещал, просто на всякий случай попросил показать…

- Ну а теперь иди, вещи свои собирай, - скомандовал Сивер, поднимаясь на ноги. - Скоро выходить будем.

Ромашка снова кивнула, но слабость в ногах не давала ей подняться. Пришлось Сиверу наклониться и помочь девушке встать.

- Иди, иди давай, - ворчливо бросил он ей в спину.

И нахмурил косматые брови, когда Ромашка закашлялась вдруг, остановилась, потопталась на месте, потом нетвердым шагом пошла дальше.

- Целыми днями на холме сидела…

Сивер резко обернулся, и увидев перед собой молодого Невзора из Вестового, досадливо поморщился - надо же, ведь и не услышал, как этот малец сзади подошел.

- Тур мне велел за Ромашкой присмотреть, - признался Невзор. - Я ее и так, и так уговаривал - ни в какую. Сидела себе там, наверху, и не разговаривала ни с кем. Как вы ушли - ни слова не проронила.

"Плохо уговаривал" - подумал Сивер, но вслух не сказал - парень и без того выглядел виноватым. Так ведь и не для того в поход шел, чтобы за Тура сестренкой приглядывать.

Такого мороза, как в первые дни, уже не было, и потому выкатили из ангаров четыре бронетранспортера и шесть грузовиков. Еще не всю провизию да теплые шкуры погрузить успели, а Ромашка уже вышла из приземистого здания солдатской казармы и стояла в сторонке, ни на кого не глядя, теребя снятую с руки варежку. Закончив с погрузкой, Сивер подошел к ней и буркнул:

- Пошли.

Он тут же отвернулся, сделал несколько шагов в сторону и, с удовлетворением услышав скрип снега под ногами девушки, двинулся к колонне. Ромашка покорно топала следом, придерживая одетыми в варежки руками лямки заплечного мешка. Лыжи и сани на мертвой земле, где не лежал снег, да и в городе, были бы ни к чему, потому их оставили на захваченной базе.

Сивер помог девушке забраться в кузов грузовика и сам запрыгнул после нее. Ромашка сразу же отошла в дальний угол, пристроилась на лавочке у деревянного борта. Снова закашлялась. Сивер сел рядом.

- Простыла таки, - проворчал он. - Делать тебе нечего было - на холоде сидеть.

Она не ответила. Вскоре в машине стало тесно, а потом грузовик тронулся. В брезентовом пологе неподалеку от себя Ромашка приметила окошко. Оно находилось как раз над плечом Сивера, и девушке было неудобно в него смотреть. Сивер понаблюдал, как девушка силится что-нибудь разглядеть, потом поднялся и проворчал:

- Садись на мое место.

Ромашка села и, отвернувшись ото всех, стала смотреть в окно. Да только пока кроме пустоты и мертвой земли поначалу толком ничего не видела. Но вот когда стала видна из этого окошка городская стена, вернее то, что от этой стены осталось, Сивер понял сразу по тому, как округлились серые Ромашкины глаза.

А Ромашка сквозь прозрачную пленку окна второй раз в жизни видела свой город снаружи. И снова зрелище показалось ей жутким. Но раньше, когда Ромашка прощалась с родным городом, улетая из него на параплане, она оставляла за собой величественную и грозную громаду стены с высокими башнями крайних домов, с заревом огней и пожара над центральными районами, теперь же… Теперь девушка видела руины. Жалкие руины, оставшиеся от стены, символизировавшей целую эпоху, целый отрезок жизни более двух миллионов людей, развалины домов, высившиеся в темноте обломками плит. На какой-то миг Ромашке показалось, что она уже видела однажды что-то похожее, потом вспомнила поросшие травой и деревьями развалины давно разрушенного города, через который им с Мирославом пришлось идти по пути в приморье, и вздрогнула. "Мой город, мой родной город"…

Грузовик остановился. Девушка подошла к бортику вместе со всеми и спрыгнула раньше, чем кто-либо успел подать ей руку.

Здесь не было снега. Лишь дул ветер, налетая изредка холодными порывами. Воздух чем-то вонял, причем это была не только пыль и гарь - что-то еще очень неприятное, но Ромашка далеко не сразу обратила на это внимание. Машинально поправив лямки закинутой на плечи сумки, девушка сделала несколько шагов вперед и остановилась. Перед нею чернели обломки гигантской стены, и поднимавшиеся ото рва испарения размывали их контуры, делая видение нечетким и каким-то почти нереальным. Вдалеке что-то дымило, догорало, и дым поднимался вертикально вверх, лишь изредка наклоняясь в сторону. Земля под ногами Ромашки действительно казалась неживой. Почему - сложно сказать, скорее, это чувствовалось. Голый пустырь обрывался у рва, а потом - обломки, обломки, раскуроченные здания, неузнаваемые очертания города.

- Здесь нельзя стоять, - услышала Ромашка. - Нос воротом прикрой.

Наконец-то девушка поняла, что воняет поднимающимися ото рва испарениями, и хотя они зимой были не столь интенсивны, но неприятную горечь во рту Ромашка уже ощущала. По совету Сивера прикрыв нос высоким воротником, девушка прошла вслед за ним по перекинутой через ров плите, миновала пролом в широченной бетонной толще и оказалась в городе.

- Осторожно, - сказал Сивер, когда девушка задрала голову, глядя на нависшую бетонную плиту, что карнизом заслоняла полнеба. - Под ноги смотри.

Ромашка не сразу послушалась Сивера и потому споткнулась, но не упала. Зато, наконец, посмотрела под ноги: асфальт, невысокий бордюр - снова асфальт, дорога… проезжая часть. Девушка остановилась. Она внезапно поняла, что находится на Кольцевой.

Улицы, опоясывавшей город, больше не существовало. "И моего дома тоже больше нет" - мелькнула у Ромашки мысль. Мелькнула и пропала, но взамен всем мыслям пришла боль и тоска, и от всего этого хотелось и кричать, и плакать.

Уже почти совсем стемнело. "И хорошо, - угрюмо думал Сивер. - Меньше увидит". Он двигался на полшага впереди, когда девушка споткнулась и остановилась. Сивер тоже остановился, подождал немного, но Ромашка словно приросла к месту и дальше не шла. Ее плечи опустились, словно на них кто взвалил непомерно тяжелую ношу. Сивер окинул взглядом темные уступы полуразрушенных стен, торчащие то тут, то там прутья арматуры… "А ведь она родилась здесь и выросла. Каково ей теперь?"

Но отставать было опасно - если "проводники", шедшие впереди, чувствовали опасность даже несмотря на то, что вокруг был только бетон и железо, могли предвидеть и падение плиты, и прочие ловушки городских руин, то в своих способностях Сивер не был настолько уверен. Вернее, сам бы он, конечно, и рискнул, но вот с девушкой - другое дело.

- Пойдем. До лагеря далеко, - сказал он.

Ромашка повернулась к нему медленно, приоткрыла рот, да так и не смогла ни слова произнести. Но послушалась - пошла. Теперь Сивер шел рядом, опасаясь хотя бы на миг оставить Ромашку без присмотра - еще учудит чего. "Видно же, что не все с ней в порядке. Ясное дело, после такого… "

Лагерь находился в центре города, там, где когда-то был городской парк. В центре парка у пруда даже уцелело несколько деревьев, правда, деревья эти были настолько хилыми, что без жалости на них смотреть не получалось. Бойцы с удивлением и сочувствием трогали тоненькие стволы, которые любой из них мог бы переломить руками. Возле этих-то заморышей и разбили лагерь. Спали под открытым небом на досках, что притащили из ближайших развалин. Тут же, на асфальтированной широкой площадке, разожгли костер. Когда же над городом пошел дождь, пришлось лезть под плиты, и это совсем никому не понравилось. Зато теперь роднянский отряд нес в лагерь кроме провизии еще и теплые шкуры, и широкие шатры, сложенные в тяжелые свертки. Бронетранспортеры оставили на границе за рвом, предварительно поснимав с них все боеприпасы, после чего боевые машины превратились в подвижные груды железа.