Седьмая чаша - Сэнсом К. Дж.. Страница 83

Когда Кантрелл имитировал грубую манеру разговора отца, в его голосе звенела злость.

— Тогда я стал терять веру в старые догматы. Как-то раз я позволил отцу затащить меня на одно из таких подпольных собраний. В этой группе было всего-то с полдюжины человек. Они считали, что должны приготовиться к концу света и что Господь возложил на них миссию найти тех, кого он выбрал, чтобы спасти и обратить. Они были глупы и знали лишь несколько цитат из Библии, подходивших, чтобы подкрепить их сентенции, да и те оставались для них непонятными. Некоторые даже не умели читать. Я же читал Библию годами, поэтому для меня сразу стало ясно: они ничего не знают и не понимают.

— Таких множество, — вставил я.

— На этой встрече не было ничего, кроме пустой болтовни и исступленного бормотания. — Голос Кантрелла зазвучал громче, в нем слышалась злая горечь. — Они твердили, что могут спасти меня, обратив в истинную веру.

Он безнадежно покачал головой.

— Когда я вернулся домой, мой отец был уже болен, и после его смерти я перестал посещать эти сборища.

Кантрелл обвел комнату взглядом.

— У него была опухоль.

Бывший монах помолчал, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Затем он снова заговорил, но без прежнего пыла.

— Когда отец умер, я боялся, что он будет являться ко мне, чтобы ворчать и браниться, как при жизни. Но этого не случилось. С тех пор в доме царила тишина.

Кантрелл устало вздохнул, словно заблудившись в собственных мыслях. Я посмотрел на запущенную комнату, грязную тарелку и разбитое стекло. Кантрелл, может быть, и выживет благодаря монашеской пенсии, но ему определенно был нужен кто-то, кто стал бы ухаживать за ним.

— Как вы собираетесь чинить окно? — спросил я.

Он только пожал плечами.

— Может, соседи помогут?

Молодой человек яростно замотал головой.

— Они только и делают, что суют нос в чужие дела. Приходила ко мне одна старая мегера, что живет вверх по улице. Прибиралась, копалась в моих вещах, твердила, что мне нужно жениться.

Он зло засмеялся.

— Может, мне и вправду найти какую-нибудь слепую женщину, и мы будем вместе ощупью ходить по дому, натыкаясь на все подряд и друг на друга? Я и в лавку-то за провизией сходить боюсь, опасаясь, что меня переедет повозка.

— Что случилось с той маленькой религиозной группой в Вестминстере? Она до сих пор существует?

Кантрелл отрицательно мотнул головой.

— Викарий церкви Святой Маргариты прослышал про то, что в его приходе собираются какие-то радикалисты. По его доносу их лидера арестовали, а остальные разбежались. Это еще в прошлом году было.

С его губ снова сорвался злой смешок.

— Недолго же они хранили верность истинному слову! Бросились врассыпную, что твои крысы!

Значит, о судьбе, постигшей эту группу, стало известно всей округе. Что же случилось с теми, кто в нее входил? Наверняка они присоединились к другим подобным ячейкам или церквям. Может быть, недавно среди них затесался и убийца, а потом услышал разговоры о том, что Кантрелл стал отступником? Если убивал действительно Годдард, имя Кантрелла было ему хорошо знакомо.

— Вы не могли бы припомнить имена людей, входивших в эту группу? — спросил я, и Кантрелл назвал с полдюжины фамилий.

Мне они ничего не говорили, но, возможно, могли что-то сказать Харснету.

— Но какое отношение все это может иметь к мастеру Годдарду, сэр? — осведомился Кантрелл, глядя на меня и беспомощно моргая.

Я не посмел рассказать ему всю правду.

— Я пока ни в чем не уверен, мастер Кантрелл, но, возможно, вам понадобится защита. Я мог бы устроить так, чтобы вам выделили охранника, человека, который будет постоянно находиться в вашем доме.

Кантрелл яростно воспротивился.

— Нет, я не хочу, чтобы здесь кто-то был! Будет кривить нос, говорить о том, какая кругом грязь…

Лужицы его глаз вновь пристально смотрели в моем направлении.

— Если Годдард заявится ко мне снова — ну и пусть. Вы не сказали мне, почему он охотится за мной, но мне теперь уже все равно: жить или умереть.

Я взглянул на Барака, тот пожал плечами. Я решил, что все равно организую охрану для Кантрелла.

— Вы, наверное, считаете, что я большой грешник, если меня не беспокоит смерть? — неожиданно спросил хозяин дома.

— Скажем так: я считаю, что думать так негоже.

— А в конечном итоге что такое смерть? Кто может знать, что будет дальше — вечные муки или вечное блаженство, да и какое это имеет значение?

Он издал невеселый надтреснутый смешок.

— Последний вопрос. Я только что снова был у Фрэнсиса Локли, и у меня сложилось впечатление, что он утаивает от нас какие-то сведения, имеющие отношение к лекарю Годдарду. Как, по-вашему, что это может быть?

— Не представляю, сэр. Я не имел никакого отношения к лечебнице для мирян и видел Фрэнсиса лишь тогда, когда он приходил к мастеру Годдарду за лекарствами или какими-то больничными принадлежностями.

Кантрелл растерянно развел руками, и я понял, что он действительно не знает ни о чем, даже о собственной жизни и смерти.

Мы вышли из дома и вновь окунулись в шум и вонь монастырского подворья.

— Кантрелл погано выглядит, — задумчиво заметил Барак.

— Я бы сказал, что он находится в состоянии глубокой меланхолии, и это неудивительно, учитывая состояние его зрения и то, во что превратилась его жизнь.

— Мог бы хоть немного собраться, взять себя в руки, наконец, принять чью-то помощь. Подумать только, не беспокоиться насчет того, будешь ты жить или умрешь, но зато переживать из-за того, что кто-то скажет, что у тебя в доме грязно!

— Когда встретимся с Харснетом, я попытаюсь договориться о том, чтобы к Кантреллу приставили охрану. Не хочу видеть его истерзанным, как те, предыдущие.

Я не думал, что убийца вернется в дом Кантрелла, поскольку тот теперь будет начеку, но нельзя было исключать ни одной вероятности.

— Ну вот, у нас появились кое-какие новые сведения. Будем искать мужчину с раной на голове.

Мы пересекли улицу и подъехали к воротам в монастырской стене. До встречи с Харснетом оставался час, и мне вдруг захотелось хоть немного побыть одному.

— Барак, — обратился я к помощнику, — поищи какую-нибудь конюшню, куда на время можно было бы поставить лошадей, а я прогуляюсь немного.

— Вы уверены, что вам ничего не угрожает?

— Я все время буду находиться на подворье, а оно охраняется. До скорой встречи.

Пока Барак не успел затеять спор, я спешился, подошел к воротам и приветственно кивнул стражнику. Тот, узнав меня, открыл калитку. Я снова оказался во дворе Вестминстерского аббатства.

Лавируя между кучами битого кирпича и прочего строительного мусора, я дошел до старого клуатра. Здесь царили тишина и спокойствие. Я шел по древним плиткам безлюдного дворика и напряженно думал. Мне удалось найти кое-какие зацепки, но от этого тайна стала еще более непроницаемой. Кого мы ищем — Годдарда или некоего молодого человека, что навещал Абигайль? И почему убийца выбрал своей пятой жертвой Кантрелла, в чем сомневаться не приходилось? Если это был Годдард, он должен был знать, что молодой человек вряд ли сможет защититься. Я поймал себя на том, что испытываю неизъяснимое удовольствие, представляя, как Кантрелл обрушивает свою палку на голову нападавшего, но тут же подумал, что Кантрелл, как и Мифон, пусть и опосредованно, имел отношение ко мне. С досады я тряхнул головой. Было бы опасно и глупо воображать, будто убийца, совершая преступления, ориентируется на меня, как артист на публику. Не потому ли он прилагает такие старания? Действительно ли он хочет запугать меня и заставить бросить это дело? Но, несмотря на все доводы здравого смысла, мне не удавалось избавиться от противного холодка в груди. Ведь я идеально вписывался в схему, по которой убийца выбирал жертв: бывший радикалист, превратившийся в отступника.

Я находился на взводе и решил прогуляться до старой церкви Вестминстерского аббатства в надежде хоть немного успокоиться. Неторопливо шагая вперед, я обнаружил, что дверь, ведущая в зал капитула, приоткрыта, а изнутри доносятся голоса и — удивительно! — стук молотков. Чуть помедлив, я шагнул в вестибюль.