Вокзал потерянных снов - Мьевиль Чайна. Страница 35

– Неплохие бабки. – Бенджамин среди прочих бумаг на своем столе отыскал специальную тетрадь, в которой вел бухгалтерию.

Он встал и вывел Дерхан через дверь и шкаф. В крохотной спальне она подождала, пока он выключит свет в типографии.

– А Грим-как-бишь-его по-прежнему покупает? – спросил он. – Тот ученый старикашка?

– Да. Он весьма мил.

– На днях слышал о нем смешную историю, – сказал Бенджамин, появляясь в проеме шкафа и вытирая замасленные руки тряпкой. – Что он скупает всяких пташек.

– Да, он проводит какой-то там эксперимент. Ты что, Бенджамин, слушал россказни бандюг? – Дерхан усмехнулась. – Он собирает крылья. Думаю, для него дело принципа никогда ничего не покупать официально, если можно сделать это по тайным каналам.

Бенджамин понимающе кивнул:

– Этот парень горазд на такие штуки. – Он возился в шкафу, ставя деревянную загородку на место. Прочно закрепив ее, повернулся к Дерхан. – Ладно, – сказал он. – Нам пора входить в роль.

Дерхан коротко кивнула и немного растрепала свой белый парик. Развязала замысловатые шнурки на туфлях. Бенджамин выпростал из штанов рубашку. Затем задержал дыхание и помахал руками. Лицо его побагровело; он с шумом выдохнул и покосился на Дерхан.

– Давай, – умоляюще сказал он, – прикинься утомленной. А то как же моя репутация? Тебе надо выглядеть хоть чуточку усталой…

Она улыбнулась ему и, вздохнув, потерла лицо и глаза.

– О-о-о, господин Би, – издевательски пропищала она, – вы самый лучший из всех, кого я знала!

– Так-то лучше… – пробормотал он, подмигнув.

Они отперли дверь и вышли в коридор. Их приготовления оказались напрасны. В коридоре никого не было.

Откуда-то из глубины доносился шум больших мясорубок.

Глава 13

Проснувшись голова к голове с Айзеком, Лин еще долго неотрывно смотрела на него. Ее сяжки трепетали от его дыхания. Как давно, думалось ей, она не имела удовольствия видеть его таким.

Она осторожно повернулась на бок и погладила Айзека. Тот что-то пробормотал и закрыл рот. Его губы опадали и вздымались. Лин провела руками по его телу.

Она была довольна собой, довольна и горда тем, что удалось сделать прошлым вечером. Ей было плохо и одиноко, но, рискуя рассердить Айзека, она все же пришла непрошеной в его район. И тем не менее ей удалось провести вечер не зря.

Лин вовсе не собиралась вызывать у Айзека сочувствие к себе, однако гнев его улетучился слишком быстро, чтобы на это как-то повлияло ее поведение. Со смутным чувством удовлетворения она осознала: у нее действительно был измученный и подавленный вид, и не надо было убеждать Айзека в том, что она нуждается в его нежном участии. Он понимал ее волнения по одному движению ее головотуловища.

В попытках Айзека скрыть любовную связь была одна положительная сторона. Когда они шли по улице вместе, не касаясь друг друга, тихим шагом, это напоминало робкие ухаживания молодых представителей человеческой расы.

У хепри подобного не существовало. Головной секс для продолжения рода представлял собой неприятную обязанность, демографический долг. Самцы хепри были безмозглыми жуками, похожими на головотуловища самок, и Лин с радостью предпочла бы годами не испытывать, как кто-то ползает вверх-вниз по ее голове и спаривается. Секс ради удовольствия между женщинами был делом обычным и широко известным, но давно превратившимся в ритуал. Знаки заигрывания, отказа и согласия между индивидами или группами были столь же формальны, как и танцы. В них не было ничего общего с нервным эротичным сплетением языков молодых представителей человечества.

Лин достаточно впитала в себя человеческую культуру, чтобы согласиться с тем, чтобы Айзек следовал немного позади нее, когда они гуляют вместе по городу. До своей противозаконной гибридной связи Лин с восторгом относилась к сексу с себе подобными и мысленно презирала многословные, бессмысленные прельстительные речи, которые она иногда слышала в Нью-Кробюзоне от людей. Однако, к своему удивлению, иногда в Айзеке она замечала застенчивость и робкую дружескую привязанность, и ей это нравилось.

Прошлой ночью это стало еще заметнее, когда они шли холодными улицами к станции, а потом ехали над городом в сторону Пряной долины. Самое лучшее в этом было, конечно, то, что сексуальная разрядка, когда она наконец наступала, происходила необычайно мощно.

Едва дверь за ними закрылась, Айзек сжал Лин в объятиях, а она, обвив его руками, прижалась к нему. Желание пришло моментально. Не отпуская Айзека, Лин открыла свой панцирь и попросила его погладить ей крылья, что он и сделал дрожащими пальцами. Ему пришлось подождать, пока она насладится мужской ревностной страстью, а затем она увлекла его на кровать. Они катались вдвоем, пока он не лег на спину. Лин сбросила с себя одежду и стянула все с него. Затем оседлала его, а он стал гладить ее твердое головотуловище, потом руки спустились ниже, пробежав по ее телу, грудям, и крепко схватили за бедра.

Потом он приготовил ужин. Они ели и разговаривали. Лин ничего не сказала ему про господина Попурри. Она смутилась, когда Айзек спросил, отчего вчера вечером она была так печальна. Лин начала рассказывать ему полуправду о некоей большой и трудной скульптуре, которую она не может никому показать, а следовательно, не будет участвовать в конкурсе на приз Шинтакоста; о том, что место, где она работает, находится у черта на рогах, она не в состоянии сама найти или объяснить ему, где это.

Айзек выглядел очень заботливым. Может, это было напускное. Он знал, что его рассеянность и невнимательность, когда он занят работой над каким-нибудь проектом, обижает Лин. Он стал упрашивать, чтобы Лин сказала, где она работает.

Разумеется, она ничего не сказала.

Смахнув крошки и семечки, они легли спать. Во сне Айзек сжимал Лин в своих объятиях.

Проснувшись, Лин несколько долгих минут с наслаждением смотрела на Айзека, после чего встала и поджарила хлеб к завтраку. Почуяв запах, Айзек тоже поднялся и шутливо поцеловал Лин в шею и головобрюшко. Она погладила его по щекам своими сяжками.

«Тебе надо на работу сегодня утром?» – жестами спросила она через стол, в то время как ее челюсти пережевывали грейпфрут.

Айзек несколько смущенно оторвался от своего хлеба:

– Вообще-то… да. Мне действительно надо, дорогая. У меня дома разложена вся эта ерунда, птицы и все такое, хотя это немного смешно звучит. Знаешь, я исследовал голубей, дроздов, кречетов и еще черт-те знает кого, но еще ни разу не видел вблизи гаруды. Так что я иду на охоту. Раньше все откладывал, но теперь, кажется, пришло время. Я собираюсь в Расплевы. – Айзек сморщился и сглотнул. Потом снова откусил большой кусок. Проглотив, он посмотрел на Лин из-под бровей: – Ты не хочешь пойти со мной?

«Айзек, – немедленно ответила она жестами, – не говори того, чего не думаешь, потому что я хочу пойти с тобой, и если ты не поостережешься, я скажу да. Даже в Расплевы».

– Послушай… я действительно… Я действительно так думаю. Серьезно. Сегодня утром ты не работаешь над своим шедевром, так пойдем развеемся. – По мере того как он говорил, голос становился все убежденнее. – Пойдем, ты можешь стать ассистенткой в моей передвижной лаборатории. Нет, придумал: ты можешь на денек стать моим гелиотипистом. Возьми с собой камеру. Тебе надо сменить обстановку.

Айзек осмелел. Они с Лин вместе вышли из дома, и при этом он не выказал никаких признаков смущения. Они немного прошагали в северо-западном направлении по Седрахской улице, подошли к станции Салакусские поля, но тут Айзек начал проявлять нетерпение и поймал экипаж. Увидев Лин, лохматый извозчик удивленно вскинул бровь, однако оставил возражения при себе. Он наклонил голову и что-то прошептал на ухо лошади, жестом приглашая Лин и Айзека садиться.

– Куда едем, папаша? – спросил он.

– В Расплевы, голубчик. – Айзек говорил весьма напыщенно, словно восполняя тоном неказистость пункта назначения.