Кракен - Мьевиль Чайна. Страница 70

— Из всей швали, с которой нам приходилось иметь дело, — заявил Бэрон, — больше всех я ненавижу проклятых нацистов Хаоса.

Он стоял между Коллингсвуд и Варди, яростно и тревожно царапая свои щеки. Все трое наседали друг на друга, заглядывая через бронестекло в больничную палату: там лежал забинтованный человек, прикованный к кровати цепями, хотя все равно не смог бы подняться из-за множества трубок. Аппарат отслеживал его пульс.

— «Швали», сказали вы, — заметила Коллингсвуд. — Что, собираетесь куда-то на прослушивание?

— Ладно уже, — сказал он вполголоса и фыркнул. — Сброда.

— Да хватит уже, босс. Хватит играться. Дерьмолизов.

— Ублюдков.

— Фигня, босс. Долбоящериц. Мелких мандавошек. Дрочащих лизунчиков, — (Бэрон уставился на нее.) — Ну да. Все верно. Моя взяла. Объявите имя победителя.

— Скажите-ка, — перебил их Варди, — что конкретно мы имеем от этих парней? Их там было несколько, так?

— Да, — сказал Бэрон. — Пятеро с ранениями разной степени тяжести. И мертвые.

— Я хочу точно знать, что они видели. Хочу точно знать, что происходит.

— У вас есть идеи, Варди? — спросила Коллингсвуд.

— О да. Идей у меня с избытком. Слишком много, черт возьми. Но я пытаюсь все это сопоставить. — Варди не отрывал взгляда от человека на кровати. — Это явно Тату. Мы слышали, он нанимал охотников за головами. Но я не ожидал, что из этого сброда.

— Да, некоторое нарушение протокола, не так ли? — сказал Бэрон. — Нацистов Хаоса не очень-то терпят в порядочном обществе.

— Раньше он с ними работал? — спросила Коллингсвуд.

— Не знаю, — отозвался Варди.

— А Гризамент?

— Что? — Варди посмотрел на нее. — Почему ты спрашиваешь?

— Просто видела все досье на вашем столе, на тех, кто связан с Татом. Там и на Гриза досье имелось. Я и подумала: с чего бы это?

— А. Ну да, правда. Эти двое… Они ходят в ногу. Всегда ходили, пока Гризамент не исчез. И, как мы теперь узнали, — вы согласны? — это по-прежнему так. Связи одного легко могут оказаться и связями другого.

— Почему? — спросила Коллингсвуд. — Это бессмысленно. Они ведь ненавидели друг друга.

— Знаете, как это бывает, — сказал Варди. — Друзья близки, враги еще ближе. Куплены, перебежали, что еще?

Коллингсвуд помотала головой.

— Как скажете, черт побери. Я не знаю. Гризова стая обожала его, разве нет? Его команда была запредельно верна ему.

— Никто не бывает верен настолько, что его нельзя купить, — заметил Варди.

— Я забыла, с какой безумной компашкой он проводил время под конец, — сказала Коллингсвуд. — Гриз. Я просмотрела его досье. — Варди задрал бровь, глядя на нее. — Врачи, доктора-Смерть… Еще и пирики, верно?

— Да. Было дело.

— И вы полагаете, что некоторые из них теперь работают с Тату?

Варди помедлил и рассмеялся. Это было на него не похоже.

— Нет, — ответил он. — Получается, что нет. Но почему бы не проверить?

— Значит, вы по-прежнему гоняетесь за ними?

— Да, черт возьми, гоняюсь. Гоняюсь за всеми, отслеживаю каждую наводку, пока совершенно точно не уверюсь, что они не втянуты в эту историю со спрутом, либо через Гризамента, либо через Тату. Либо сами по себе. Занимайтесь своей работой, а я займусь своей.

— Я думала, ваша работа — в том, что вы даете выход чаяниям безмозглых богострадальцев и пишете священные книги.

— Хватит вам обоим, — приказал Бэрон. — Угомонитесь.

— Какого хрена мы не можем найти этого спрута, босс? Кто его унес? Это уже выглядит глупо.

— Коллингсвуд, если бы я знал это, то был бы главой лондонской полиции. Давайте хотя бы разберемся, кто есть кто в этой неразберихе. Итак, недавно Тату нанял, среди прочих, нацистов Хаоса, то бишь наших лизунчиков — благодарю вас, констебль. И всех остальных в городе.

— Не всех, — возразила Коллингсвуд. — Есть еще фермеры-оружейники, но их завербовал кто-то другой. Никто не знает, что это за тип, и поэтому никто не чувствует себя в безопасности.

— Ну, это наш спрутокрад, ясное дело, — сказал Варди. — Так кто же им платит?

— Невозможно отследить. Они помалкивают.

— Вот и вытяните это из них, — сказал Бэрон.

— Босс, а что, по-вашему, я пытаюсь сделать?

— Отлично, — протянул Бэрон. — Это вроде как дзенский коан, да? Что лучше или хуже: если визионеры-стрелки сражаются против нас вместе с нацистами Хаоса — или же против них, а мы стоим между ними? Ответьте, маленькие мои бодхисатвы.

— Нельзя ли, — сказал Варди, — выяснить, что именно случилось с тем парнем? Хоть кто-то из них что-нибудь рассказал?

— Конечно, — сказал Бэрон. — Он просек, как быстро я вынудил его сдаться, так что, притворяясь, будто ему в радость тот хаос, который он создаст своей страшной правдой, этот гаденыш, бла-бла-бла, запел, как самый распрекрасный соловей.

— И что? — сказал Варди.

— То, что Дейну Парнеллу пришлось несладко. Вроде как они захомутали нашего изгнанника. Это он успел увидеть, — Бэрон указал подбородком на лежавшего, — пока не отключился. А значит, наш маленький потерявшийся Билли остался в городе сам по себе. Что же он будет делать?

— Да, но он не совсем беспомощный, верно? — сказала Коллингсвуд. — Если даже взять этого… — Она взмахнула рукой в сторону тяжелораненого. — Трудно сказать, что у Билли нет никого за спиной, так?

— Варди, — обратился к нему Бэрон. — Что думаете вы? — Он устроил целое представление, раскрывая свой блокнот, будто ничего не помнил из того описания, которое собирался преподнести. — «Это была бутыль, полицейский, легавый, мы несем друг другу хаос, дрянь ты этакая и так далее…» — прочел он совершенно бесстрастно. — Дальше буду редактировать. Опущу эпитеты и перейду к сути. «Это была бутыль. Бутыль, которая на нас набросилась. Такая, с черепом. Вместо рук кости. Стеклянный враг». Должен сказать, эта последняя строчка мне нравится. — Бэрон спрятал блокнот. — Ну, Варди. У вас должны быть соображения.

Варди закрыл глаза, прислонился к стене и надул щеки. Когда наконец он снова открыл глаза, то не стал смотреть на Бэрона или Коллингсвуд: он напряженно вглядывался через окно в изувеченного нациста Хаоса.

— Мы понимаем, в чем дело, верно? — продолжил Бэрон. — То есть скажем по-другому. Мы понятия не имеем, о чем он толковал. Никто не имеет. Но одно разумное представление у нас есть: нечто, так его и так, вмешалось в это дело и утащило молодого Харроу.

— Ладно, я вернусь в музей, — отозвался Варди. — Посмотрю, нельзя ли разобраться в этом получше. Хоть бы раз, — добавил он с внезапной яростью, — за все это чертово время, у, каким бы удовольствием это было — увидеть, что наш проклятый мир работает так, как положено! Как я устал от того, что эта вселенная так безумно случайна, всю свою, черт бы ее побрал, вечность!

Он вздохнул, потряс головой, коротко, смущенно и натянуто улыбнулся удивлению Коллингсвуд.

— Ну да, — сказал он. — В самом-то деле. Соображайте. С чего это, черт побери, ангел памяти защитил Билли?

Но не защитил Дейна, из-за чего тот сейчас ошалело, как-то частями пробуждался, связанный, находясь в настолько стесненной позе, что лишь через немалое время осознал свое тело как нечто скособоченное и крестообразное. Его прикрепили к грубой свастике размером с человека, словно собирались принести в жертву. Дейн не стал открывать глаза.

Он слышал эхо, звуки шагов, аффектированный, дурашливо-визгливый смех, который, несмотря на свою нарочитость, снова заставил его испугаться. Рычание и лай огромной собаки. Дейн поочередно напрягал мышцы рук и ног, проверяя, по-прежнему ли он цел.

Кракен, дай мне силу, молился он. Дай мне силу из своей глубоководной тьмы. Дейн знал, что за фигуры предстанут его глазам, если их открыть, понимал, что его презрение, сколь угодно подлинное и сильное, уравновесится ужасом, который придется преодолеть, — а на это у него прямо сейчас недоставало ни самообладания, ни мужества. И он не поднимал веки.