Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003) - Линк Келли. Страница 94

— Оно — сэр или мадам?

— Оно?

— Это существо. Рабочий.

— Женщина. — Пеннел тронул Бейтса за локоть, мягко направляя его к лестнице в дальнем углу мастерской. — Мы находим, что они более умело, чем их мужчины, могут сплетать самые тонкие проволочки.

Бейтс приостановился у лестницы, последний раз окидывая взглядом мастерскую.

— А эти рабочие — лилипуты?

— Эти — с Блефуску, соседнего с Лилипутией острова, — ответил Пеннел. — Мы считаем, что блефускуанцы работают лучше, сэр. Они менее склонны к недовольству, сэр. Работают усерднее и более покладисты.

— Все это очень интересно, — сказал Бейтс.

Они поднялись по лестнице и вошли в стеклянную дверь, за которой находился кабинет Пеннела. Тот подвел Бейтса к креслу и предложил бренди. Когда Бейтс уселся, Пеннел быстро заговорил, попеременно вытирая ладони о рукава своего сюртука:

— Когда мой хозяин узнал о предложенных вами условиях, он был положительно потрясен. Мистер Бартон не такой уж впечатлительный человек, сэр, но он был потрясен, чрезвычайно потрясен, более чем, — продолжал Пеннел, вприпрыжку кидаясь к шкафчику с напитками в углу комнаты. — Более чем потрясен. Очень щедрые условия, сэр! И весьма выгодные для обеих сторон!

— Я рад, что — вы так думаете, — сказал Бейтс.

С того места, где он сидел, сквозь разделенное переплетом окно конторы была видна улица. Правый нижний угол каждого стекла покрывала похожая на серый лишайник, глубоко въевшаяся грязь. Граница между грязью и чистым стеклом напоминала гиперболическую кривую, проведенную из нижнего левого угла к правому верхнему. «Икс равен игрек квадрат», — подумал Бейтс. [22] Узор на стекле притягивал взгляд, отвлекая внимание от вида за окном: грязной улицы с домами из серого кирпича.

Бейтс поерзал в кресле. Оно жалобно скрипнуло. «Я тоже нервничаю», — подумал он.

— Бренди? — во второй раз спросил Пеннел.

— Благодарю вас.

— Мистер Бартон выразил желание встретиться с вами лично.

— Почту за честь.

— В самом деле…

С нежным звуком дорогого фарфора звякнул колокольчик. Лилипутский звук. Бейтс посмотрел на дверь и перевел взгляд выше: над дверью к медной пластинке был прикреплен колокольчик. Он дрогнул, и вновь полился серебристый звон.

Пеннел стоял со стаканом бренди в руке и с глуповатым видом таращился на колокольчик:

— Значит, мистер Бартон сам идет сюда. Колокольчик звенит, когда мистер Бартон направляется в мой кабинет. Но ведь я должен был проводить вас к нему…

И почти в то же мгновение дверь вздрогнула, будто от порыва ветра, и резко распахнулась. Бартон был человеком высокого роста, впереди себя он нес совершенно круглый живот, напоминавший букву «о». Его рот скрывали густая черная борода и усы, однако лоб был гол и напоминал цветом и формой лепесток розы. Он двигался с уверенностью и энергичностью преуспевающего человека. Поднимаясь с кресла, Бейтс кивнул в знак уважения; при этом его взгляд упал на ноги Бартона: туфли были из тисненой кожи, прекрасной работы, с острыми носами. Пока Бейтс выпрямлялся, он успел скользнуть взглядом снизу вверх по фигуре Бартона — по брюкам из тонкой материи, аккуратным жилету и сюртуку темного цвета — к единственной яркой детали его одежды — пурпурно-бирюзовому галстуку-«бабочке» с крупным драгоценным камнем.

Он улыбнулся хозяину мастерской и протянул руку. Однако первое, что сказал Бартон, было:

— Нет, сэр.

— Мистер Бартон, — затараторил Пеннел, — разрешите представить вам мистера Бейтса, который прибыл обсудить договор. Я только что сказал ему, насколько щедрыми мы считаем предложенные им условия…

— Нет, сэр, — повторил Бартон. — Я этого не потерплю.

— Не потерпите чего, сэр? — спросил Бейтс.

— Я знаю, кто вы такой, сэр, — вскипел Бартон. Он прошагал в дальний конец кабинета и снова повернулся к ним. Бейтс обратил внимание на трость костяного цвета; оба ее конца были окованы красным золотом. — Я прекрасно знаю, кто вы такой!

— Меня зовут Абрахам Бейтс, сэр, — ответил Бейтс.

— Нет, сэр! — Бартон вскинул трость и со звуком ружейного выстрела обрушил ее на конторку Пеннела. Тот дернулся, и даже Бейтс почувствовал, что у него на лбу выступил пот. — Нет, сэр, — взревел Бартон. — Вы сюда не пролезете. Я знаю таких типов, как вы. И вы с вашими фальшивыми именами и лживым нутром сюда не проберетесь. Нет.

— Мистер Бартон, — сказал Бейтс, стараясь сохранять ровный тон, — уверяю вас, меня действительно зовут Бейтс.

— Вы лжец, сэр! И я вас уличаю, сэр. — Трость взвилась в воздух, ненароком задев висящую на стене картину. Панорама Южных морей покосилась градусов на сорок.

— Я не лжец, сэр, — возразил Бейтс.

— Джентльмены, — заныл Пеннел, — умоляю вас…

— Пеннел, попридержите-ка язык, — воскликнул Бартон, подчеркивая последнее слово очередным взмахом трости, — если вы хотите и дальше здесь работать. Так вы отрицаете, сэр, — добавил он, направляя трость прямо на Бейтса, — вы отрицаете, что пришли сюда с целью пробраться ко мне в тыл? Пролезть?

— Я пришел обсудить вполне конкретные вопросы, — настаивал Бейтс, — только и всего. Неужели, сэр, вы отказываетесь даже поговорить со мной?

— А если и так? — сказал Бартон, слегка сбавив тон. — Что тогда? Вы небось приведете сюда ваших парламентариев, ваших издателей газет, ваших многочисленных друзей, и все скопом наброситесь на меня? Свора псов, сэр! Свора псов!

— Мне очень нравится ваша трость, — сказал Бейтс, с хладнокровным, как он надеялся, видом опускаясь в кресло. — Она вроде бы костяная, сэр?

Бартон был озадачен.

— Сэр, не будем обсуждать мою трость.

— Это кость бробдингнежца? А из какой части тела? Похоже, из внутреннего уха?

— В этом нет ничего противозаконного… — начал было Бартон, но затем, видно, передумал. Фраза повисла в воздухе. — Очень хорошо, — сказал он наконец, поубавив спесь. — Вы явились поговорить, сэр. Мы поговорим, сэр. Пеннел, оставайтесь в кабинете. Будете наливать мне бренди, пока мы с этим… джентльменом обсуждаем наши дела. А затем, мистер Бейтс, я был бы вам очень обязан, если бы вы покинули эту мастерскую и забыли сюда дорогу.

— Одного разговора будет довольно, сэр, — сказал Бейтс, заканчивая фразу легким вздохом, которым он словно ставил точку.

Бартон уселся в кресло у окна, и Пеннел заметно дрожащей рукой наполнил второй стакан.

— Этот джентльмен, — сказал ему Бартон, — он агитатор, сэр. И, полагаю, радикал. Вы ведь радикал?

— Я из партии мистера Мартино.

— О! — с едким сарказмом воскликнул Бартон. — Партиец!

— Считаю за честь так именоваться.

— И не патриот, держу пари на любые деньги.

— Я люблю свою страну, сэр, — ответил Бейтс, — люблю ее в достаточной степени, чтобы желать ей лучшего управления.

— Фракции и партии, — угрюмо пробормотал Бартон, поднимая к лицу стакан с бренди и держа его, как намордник. — Партии и фракции. — Он выпил. — Я открыто заявляю, что они разрушат страну. — С громким стуком он поставил на стол пустой стакан.

Пеннел с несчастным видом топтался у двери.

— Я остаюсь при своем мнении, сэр, — проговорил Бейтс, слегка напрягшись.

— Ну хорошо, сэр, — сказал Бартон. — О чем вы хотели со мной говорить? Я владелец этой мастерской, сэр. Да, мы наняли группу блефускуанцев.

— Наняли, сэр?

— Они стоили мне целое состояние, — с трудом сдерживаясь, сказал Бартон. — Наша обычная пища для их желудков не годится, так что их приходится кормить самыми дорогими деликатесами. Обычные ткани слишком грубы для их кожи, так что требуются тончайшие шелка. Расходы на них значительно превышают жалованье, которое они бы получали, как рабочие. Это правда, что они полностью мне принадлежат. Но с ними хорошо обращаются, и они как рабы стоят мне дороже, чем стоили бы любые наемные рабочие. Я полагаю, этот мистер Бейтс, — добавил Бартон, обращаясь к Пеннелу и пытаясь придать своему голосу оттенок сарказма, но сумел выказать лишь раздражение, — он хотел бы видеть их свободными. Мистер Бейтс считает, что рабство — это зло. Не так ли, мистер Бейтс?