Избранные сочинения в 9 томах. Том 6: Мерседес из Кастилии; Красный корсар - Купер Джеймс Фенимор. Страница 13

– Если бы здесь был какой-нибудь адмирал флота его величества, он сразу решил бы, кто прав, кто виноват. Слушайте, ребята, есть ли между вами человек, который получил отличное морское воспитание, – пусть он скажет.

– Черт возьми! – вскричал Фид. – Вот этот человек! – И, протянув руку, он схватил за ворот Сципиона и без церемоний вытащил его на середину круга, образовавшегося около споривших. – Этот весельчак чаще, чем я, был в Африке, хотя бы по той причине, что там родился. Ну, молодец, под каким парусом лег бы ты в дрейф у берегов твоей родной земли, если бы боялся испытать шквал?

– Я бы вовсе не лег в дрейф, – сказал негр, – я бы пустил корабль скоро, скоро перед ветром.

– Без сомнения, но чтобы быть готовым к шквалу, укрепил бы ты большой парус или оставил бы его под одним передним парусом?

– Последний юнга знает это: как можно дрейфовать под большим парусом? Сами подумайте, мистер Дик, – заворчал Сципион, которого стал утомлять этот допрос.

– Господа, – произнес Найтингейл, с важным видом озирая слушателей, – я спрашиваю у вас, прилично ли выводить к нам негра, чтобы он высказывал свое мнение в лицо белому?

Этот призыв к оскорбленному достоинству собрания произвел свое действие, и поднялся общий ропот. Сципион не имел смелости противиться таким явным выражениям недовольства. Не говоря ни слова в свою защиту, он скрестил руки и вышел из кабака с покорностью и кротостью существа, слишком долго жившего в унижении, чтобы оказывать сопротивление.

Фид громко звал его назад, но, видя безуспешность своих попыток, набил себе рот табаком и с проклятиями последовал за африканцем.

Триумф боцмана был полный.

– Господа, – произнес он с еще большей важностью, обращаясь к своей аудитории, – вы видите, что я прав. Я ненавижу, понимаете ли, ненавижу хвастовство и не знаю, кто этот парень, сбежавший от позора, но что я знаю, так это то, что между Бостоном и восточной Индией не найдется человека, который лучше меня умел бы пустить корабль или положить его в дрейф, лишь бы я…

Найтингейл вдруг умолк, и его глаза, как очарованные, приковались к пронзительным глазам иностранца в зеленом, появившегося в толпе.

– Может быть, – сказал наконец боцман, забыв при неожиданном виде человека с таким могущественным взором окончить начатую фразу, – может быть, этот господин знаком с морем и может разрешить спорный вопрос?

– Мы не изучаем в университетах морской тактики, – небрежно ответил иностранец, – но насколько я понимаю, я бы поплыл с возможною скоростью перед ветром.

Он произнес эти слова с таким ударением, что можно было бы уловить намек в его словах, затем бросил на стол деньги и тотчас вышел, оставив за Найтингейлом свободное поле. После короткой паузы боцман возобновил свой рассказ. Но было заметно, что либо из-за усталости, либо по какой-либо иной причине тон его не был так категоричен, и он быстро закончил свой рассказ. Затем он поплелся на берег, откуда лодка доставила его на борт корабля, не перестававшего быть предметом особого наблюдения со стороны честного Хоумспана.

Между тем иностранец направлялся по главной городской улице. Фид, догоняя негра, ворчал на ходу, позволяя себе не очень вежливые замечания насчет знаний и претензий боцмана. Он скоро догнал негра, и его дурное настроение полностью вылилось на Сципиона.

Забавляясь, без сомнения, своеобразным характером отношений этих странных существ или, может быть, увлекаемый минутным капризом, иностранец следовал за ними по пятам. Отойдя от берега, они поднялись на холм, и в этот момент юрист (оставляем за ним звание, данное им самому себе) потерял их из виду, к тому же дорога в этом месте делала поворот. Он ускорил шаги и через несколько минут имел удовольствие заметить их сидящими под изгородью. Они закусывали тем, что нашлось в мешке у белого, который братски поделился со спутником. Негр сидел почти рядом с белым, но все же чуть позади – из уважения к цвету кожи.

Юрист приблизился к ним.

– Если вы будете так ловко опустошать мешок, друзья, – сказал он им, – то ваш третий спутник может остаться без ужина.

– Кто это там? – воскликнул Дик, поднимая голову над костью, с выражением, напоминающим большого дога, потревоженного в такой важный момент.

– Я хотел только напомнить вам, что у вас есть третий спутник! – вежливо ответил иностранец.

– Угодно вам кусочек, приятель? – произнес Дик, протягивая ему с обычной для моряка щедростью свой мешок.

– Вы не поняли меня. На набережной у вас был еще товарищ.

– Да, да, он там, где вы видите эту кучу камней, готовую рассыпаться.

Иностранец взглянул в указанном направлении и увидел молодого моряка у подножия старой башни, сильно разрушившейся от времени.

Бросив двум матросам горсть мелких монет и пожелав им лучшего ужина, он перешел за изгородь и направился с очевидным намерением также осмотреть развалины.

– Этот не жалеет своих монет, – Дик перестал жевать, чтобы лучше рассмотреть иностранца. – Они не вырастут там, где он их посеял, поэтому сунь мне их в карман. Он человек щедрый, не из робких. Да и законники получают деньги от черта и утрачивают их не надолго. Пусть же негр соберет монеты и вручит их хоть и не своему господину, но проявляющему власть над ним, а мы последуем за иностранцем.

Маленькая круглая башня возвышалась на грубо сложенных столбах; вероятно, она была построена во времена детства этой страны как опорный пункт, хотя, быть может, ее назначение было и мирное. Более чем через полвека после описываемой нами эпохи это маленькое строение, замечательное своей формой, своими развалинами и материалом, из которого сложено, вдруг стало предметом усиленных исследований со стороны американских антикваров, этой ученой породы людей, число которых страшно размножилось за последнее время.

В то время как любители отечественной старины вели споры о разрушающихся стенах, менее любознательные их соотечественники все удивлялись, как удивлялись бы приключениям знаменитого рыцаря – борца с мельницами, ярко описанным бессмертным Сервантесом.

Приблизившись, иностранец в зеленом слегка ударил тросточкой по своим сапогам, чтобы привлечь внимание моряка, по-видимому, глубоко погруженного в свои мысли, и спокойно обратился к нему, будто это был его спутник.

– Эти развалины были бы недурны, если бы находились на опушке леса, увитые плющом, но извините меня, – люди вашей профессии не беспокоятся обо всем этом. Что для них леса и священные останки? Вот башни, – произнес он, указывая на мачты кораблей, стоящих в бухте, – вот башни, которые вы любите созерцать, и единственные развалины, интересующие вас, – наверное, обломки кораблей после кораблекрушения!

– Вы, кажется, прекрасно знаете наши вкусы, – холодно ответил молодой моряк.

– Это интуитивно, мне ведь редко приходилось общаться с людьми вашей профессии. Что же такое вы нашли в этой куче камней, чтобы она могла отвлечь ваше внимание от этого благородного и прекрасного корабля, который вы рассматривали с таким интересом?

– Разве удивительно, что моряк без места рассматривает судно, которое ему нравится? Быть может, затем, чтобы попроситься туда на службу.

– Его капитан допустил бы большую глупость, если бы отказался от подобного предложения. Но вы, кажется, профессионал слишком высокого класса, чтобы удовлетвориться второстепенной койкой.

– Койкой? – моряк как-то странно посмотрел на незнакомца.

– Койкой. Вы же, моряки, этим словом называете «положение», верно? Мы, юристы, морские слова знаем плохо. Я не ошибся?

– Это слово еще не устарело и как метафора может означать то, что вы имели в виду.

– Значит, это какой-то морской термин? – спросил незнакомец. – Может, метафора – это марсель, а «не устарело» – значит «оснащено»?

Молодой моряк усмехнулся, как будто эта шутка сломала лед между ними, и его резкость исчезла в продолжившемся затем разговоре.

– Очевидно, – сказал он, – вы бывали в море. И так как и вы, и я имели это счастье, будем великодушны и перестанем говорить загадками. Например, как вы думаете, чем была эта башня, прежде чем разрушиться?