Коридоры - Малахов Олег. Страница 3

Я разобьюсь...я оглохну...я исчезну...я разденусь и умру...я споткнусь и упаду...и разобьюсь:я раскрою себе голову...я просто устану...взгляну на солнце и ослепну...я проснусь:и никого не найду рядом...и сойду с ума...я открою окно:и вновь увижу то, что меня пугает...закрою глаза...потом открою...взгляну на солнце...ослепну...брошусь вниз...и разобьюсь...но не умру...а встану и пойду...споткнусь:упаду...раскрою или раскрою себе голову...взгляну на солнце...и проснусь...

Дети, дети... бегите... но девочки и мальчики и без того пытаются убежать, пытаются сохранить свои чистые помыслы, скрыться от грязи и всемирного зла.

Разочарование преследует детей.

Остров Пасхи не в состоянии вместить всех жаждущих спокойствия.

Прости, что так... вот так... это неожиданно накроет нас... я б сделал все, но я чувствую, что силы покидают меня... ты была такой грустной сегодня... день скоро закончится... и мы скоро расстанемся, но образы не покинут нас... я буду думать о тебе...

А Писатель уже все передумал... Город на берегу Антарктического океана принимает всех... У меня есть большое желание остановить Писателя, но как Я могу остановиться... НЕТ... НЕТ... НЕТ... И книга может закончиться этим восклицанием, все может закончиться этим восклицанием... И даже, когда все закончится, именно с этого восклицания может все начаться ...

НЕТ. НЕТ. НЕТ... и съемки прекращаются.

НЕТ. НЕТ. НЕТ... и струны рвутся...

НЕТ. НЕТ. НЕТ... краски лишь мажут холст, ничего не отображая.

Нужно все перечеркнуть.

Колыбельная. Слова чаруют.

Пусть Рози и не сможет ощутить все это в полной мере, но есть смысл попробовать. Пусть уже нет человека, которого она любила, но начинать с начала еще больней. Стареющая Рози теперь одна стоит в центре той площади, где они были вдвоем, кормили голубей, целовались. Грубый ветер шевелит ее волосы, как и тогда. Она будет искать те же запахи, те же лица, будет заходить в те же магазины, кафе, музеи. Детали окружают ее высохшее тело. Детали, что, казалось, останутся нетронутыми в памяти. Рози начнет поиск маршрутов. Одежда, прическа (как будто он рядом с ней, и голос его слышен, произносятся те же слова) - лишь одежда, лишь прическа... А дальше все та же пресловутая сеть дорог, и Писатель встретит ее, когда ей будет совсем плохо. Именно тогда Рози поймет, что умерла, но тщетно будет пытаться понять, что явилось причиной ее смерти.

Паломничество. Возвращение в неповторение.

Я не помню... Я не помню... Я уже ничего не помню. Я не помню, когда были порваны струны. Я не помню мелодии, которые создавались с их помощью.

Трамвай проскользил дальше по рельсам-желобкам, раскраивающим город. Девушка в кожаном плаще еще бросила несколько взглядов в его сторону. Они смотрели друг другу в глаза, но нить взгляда легко рвется... Девушка в плаще, волосы пахнут лесными цветами. Нить рвется, и еще одна рвется... Девушка удаляется в переулках своих необязательных обязанностей. Ей сложно сосредоточиться на своих делах, долгах, городском движении, которое начинает ее пугать. По дороге домой она думает, что она будет делать дома; может быть она не попадет домой; думает, думает. Девушка делает шаг и думает. В городе одиноко и дико. Кому куда, и кто к кому...а она идет домой... Девушка работает, работает усердно, девушка снимает квартиру, пишет письма матери, которая далеко, на другом конце планеты. Она покинула все, а там за океаном ее уже давно ждали: семья преуспевающего, но одинокого политика, который безумно желал БЫТЬ с кем-то. Мама девушки - счастливая женщина, но девушка не последовала за ней. В ней есть нечто, что не многие и не сразу понимают. В ней есть то, что нравится тому самому мальчику, глядящему в окно своей комнаты, в окна трамваев и автобусов, увозящих его от девушек и их взглядов, взирающему на мир из окна своего мира. В девушке есть душа... Девушка смотрит в зеркало на стене. В чем ее вина? С ней никто не оставался более, чем на неделю. Всем ее любовникам не хватало понимания...не хватало ее души. Любовные игры девушки с кем-либо были мистификацией; на самом деле ей сложно было кого-то полюбить, даже не возникали те самые ниточки, которые могут рваться неожиданно. И девушке не было больно. Она не чувствовала боли при расставаниях. И лишь одиночество неизменно следовало за девушкой, поджидало ее у дверей ее дома, сопровождало на улицах, в магазинах, на случайных вечеринках, приглашало в гости к время от времени возникающим знакомым, раскалывало ее мозг на части. И она усердней работала, чаще писала письма матери... Ночью девушка часто просыпалась. Видимо, не бессонница мучила ее, а душевное беспокойство. Сны перерастали в болезненные ночные стенания. Она ощутила, насколько безгранично ее желание увидеть того, кто нарушил ее бедственный покой. Данное желание возникло одновременно с появлением зависимости от чувства, которое доселе не посещало девушку. Теперь ей хотелось поделиться этим чувством, так как она осознала и ужаснулась, насколько тяжела ее ноша. Чувство переполняло сердце, великое чувство закрепощало девушку, будило ночью и мучило мозг, творило ее фантазии, выстраивало жизненную позицию, формулировало систему восприятия. Мало того, чувство, затаившись на время в глубине души, неожиданно настигало девушку в транспорте, на работе, в магазинах, просто на улице. Чувство терзало, обезоруживало, лишало сил. И девушка спешила уснуть, чтобы забыться, но чувство проникало в сны, и девушка просыпалась. А, проснувшись, девушка погружалась в ночь за окном и в зеркало, в свои глаза, не находя им предназначения, кроме как искать взгляд глаз иных, тех самых глаз, скромно взирающих на все происходящее вокруг. И чувство углублялось в девушку, и девушка углублялась в чувство. У девушки истерика, но никто из ее знакомых не догадывается об этом. И мама не узнает об этом из писем. У девушки в памяти переплелись названия трамвайных остановок, у девушки в мозгу прокручиваются различные варианты, дающие возможность вновь соединиться взглядом с тем загадочным мальчишкой, так нелепо указавшим на бедствие ее души. Где он, в какое время покажется? Девушка постаралась запомнить все, что можно было запомнить. А многое она старалась додумать, сконструировать путем логических измышлений, иногда руководствуясь интуицией, по-детски веруя в правоту высказывания о том, что женская интуиция никогда не подводит. Теперь у нее появилась цель, внутри созревала идея, роились желания. Теперь ночами она реже плакала. Она была не одна. Жизнь приобретала смысл - и она жила с этим смыслом, ради которого стоило жить. По ее мнению она делала все правильно, в соответствии с ситуацией. Она часами ездила в трамваях по злополучному маршруту, она пыталась догадаться, кто он, чем занимается, где его искать... Она перерождалась, превращалась в девочку, ищущую неведомых ощущений... Она боялась сойти с ума... Бог ошибается, ошибается человечество, но она права...

Когда Писатель писал все это, он испытывал странные ощущения. Он соединял слова и ощущал свою неполноценность. Слова образуют предложения, а Писатель внешне спокоен, а я растворяюсь в красках произведения. Здесь время принадлежит мне, хоть я и зависим от каждого отдельного мгновения.

Как изменилась Рози. Она помолодела. Напоследок украсила лицо, одела лучшее платье и, обремененная драгоценностями, отправилась в его любимый ресторан. Ее будет ждать он, с гвоздикой в руке и столиком на двоих - так было много лет назад. Это происходит сегодня, и завтра все повторится. Она войдет, пройдет к столику, бесшумно сядет, увидит его лицо, выпьет бокал сухого вина, молча встанет, уйдет и никогда больше не вернется. Некому будет ее найти... И любимое лицо, и гвоздика, и их законный столик на двоих унесет Рози в своем сердце, и никто не догадается об этой предметной зависимости.

Люблю тебя ради себя, люблю себя ради тебя.

Мы что-то строим, строим, строим, строим, строим, строим... Этапы развития, прогресс, нагромождение предметов...и ценнее капельки слез...и нужнее ночной шепот живых горячих губ, и больнее, когда строим, строим, строим, выстраиваем систему, стандартизируем, планируем. Этапы развития, сломанная кукла, расплавленный оловянный солдатик.