По прихоти короля - де Ренье Анри. Страница 18

Антуан сделал движение. Г-н де Поканси засмеялся.

– Успокойтесь, сударь, я боюсь за себя.

Г-н де Поканси ходил по комнате. Длинная хламида в цветочках хлопала по его тонким икрам. Со своими широкими рукавами, пестрыми и раздувающимися, 'он имел вид старой бабочки, блестящей и вылинявшей.

Он снова начал:

– Я должен извиниться перед вами за то, что так долго продержал вас в этом старом замке, где единственным занятием вашим было слушать мои россказни о прошлых временах. Они не должны были внушить вам высокого мнения обо мне. Вы не будете там об этом вспоминать! Мне бы хотелось, чтобы вы нашли в них заслуги, которые я, как и всякий другой, мог бы оказать государству, и чтоб это послужило вам подспорьем, но там нет ничего подобного, и вы должны рассчитывать на себя одного. Вам достаточно будет вашей наружности и ваших достоинств. Если я имею некоторое отношение к первому, то ко второму не причастен. Я сделал вас одним из Поканси, ваше дело – сделать Поканси кое-чем. В моем лице он был только старым Анаксидоменом. Выпейте за его здоровье и за ваше и возвращайтесь к нам рано или поздно.

Он поставил бокал, окрашивавший его руку красноватыми бликами и подставил молодому человеку свою Щеку. Тот почтительно поцеловал розовую, гладкую и свежую скулу, влажную от слезинки.

Отъезд произошел без всяких помех. Антуан предложил г-ну Даланзьеру место у себя в карете, которое тот без церемоний принял, чего бы он не сделал, будь ему известно приключение на балконе с его женой. Антуан быстро успокоился. Даланзьер ничего не знал. Проведение времени с утра до вечера, с глазу на глаз и коленка в коленку сближает. Вскоре Антуан узнал от Даланзьера состояние его доходов и разные особенности его вкусов. Даланзьер любил звонкую монету, хороший стол и полных женщин. Собственная жена его представляла минимальный объем, которым он мог довольствоваться, но он предпочитал большие и среди других женщин, уроженок Голландии и Фландрии. Там в изобилии встречаются тела молочные, приятной мягкости. Прекрасные рыжие пряди волос рассыпаются по полным плечам. Он расхваливал изобильные прелести и широкие формы, делающие эту страну весьма удобной для ведения войны: там можно найти роскошную и основательную поживу. И толстяк воодушевлялся при воспоминании о голландских, фламандских и брабансонских девицах, которыми он удовлетворял свой голод в предшествовавшем походе. Покончив с воспоминаниями, он снова перешел на г-жу Даланзьер. Он выставлял на вид ее физические и умственные достоинства. Антуан молчал. Толстый комиссар, казалось, был удивлен.

– Вы думаете, без сомнения, сударь, слушая менял что не совсем безопасно хвалить то, что нам принадлежит. Ха, ха! Но с вами я охотно рискую. Мы, горожане, знаем наш долг перед дворянином и смотрим благосклонно, если наши жены придутся ему по вкусу. Если бы моя понравилась вам, я бы ничего дурного в этом не видел; но я бы не потерпел, если бы она вздумала влюбиться в какого-нибудь Корвизо. Буквоед этот страшно к ней лезет. Он проникает в дом и под предлогом лекарств вмешивается в то, что его совсем не касается. Но я скоро наведу порядок, я много кое-что знаю про этого молодчика. В Льеже он занимался странным лечением, а когда он служил на голландских судах, что отправляются за море…

И Даланзьер продолжал говорить, мешая Корвизо, жену, девиц из Фландрии в болтовню, прерываемую сообщениями цен на муку и припасы. Антуан едва его слушал, глядя в дверцы экипажа.

Местность, по которой они теперь проезжали, была сильно опустошена. Поля голы, на постоялых дворах нельзя было найти ни одной курицы – ни в печке, ни в курятнике. А петухов можно было видеть только на остриях колоколен.

Колокольни виднелись или в глубине долин, или за лесами на горах, так как почва в Замёзье очень неровная.

В деревнях крыши из серого шифера блестели над стенами из желтой глины. Дорога шла или вдоль возделанной земли, или вилась между лесными участками. Она была так выбита колеями и так испорчена, что карета раз десять чуть не опрокидывалась. Дня через два такой езды достигли завоеванных земель. Это заметно было по сожженным домам с провалившимися крышами, по тому, что навстречу попадались или оборванные крестьяне, или подозрительные личности. Они пускали вслед карете косые взгляды или улюлюкали. Нужно было иметь, по крайней мере, семь или восемь конных и хорошо вооруженных слуг, чтобы держать этих негодяев на приличном расстоянии. До лошадей даже долетали камни.

Один раз пришлось пустить в ход оружие, дело принимало дурной оборот. Человек двадцать занимали дорогу и, по-видимому, хотели помешать проезду. Слуги обнажили оружие, и г-н Даланзьер разрядил пистолет. Толпа от выстрела разбежалась. Один из бродяг продолжал приближаться. Это был бедняк с завязанными глазами и опоясанный какими-то лохмотьями. Он протягивал к карете шляпу. В ту минуту, как Антуан бросал туда монету, человек раскинул руки и упал навзничь. Жером у дверец другой кареты, в которой он вместе с Жюстеном следовали за Антуаном, держал еще дымящийся пистолет, из которого он только что прицелился в оборванца. Вышли из экипажей, он был мертв. Жером и Жюстен с любопытством рассматривали лужу крови на земле.

Все снова сели в экипажи. Только сделали несколько шагов, как раздался страшный шум. Бродяги опять собрались вокруг своего товарища и с бешеными криками спорили, кому достанутся серебряные монеты, которые убитый продолжал держать зажатыми в заскорузлой руке. Они образовывали неистовую группу, беснующуюся посреди пыли.

Выехав из Веруанского леса, очутились на Могенской равнине. Она простиралась на довольно большое пространство, но ее всю можно было окинуть взглядом. Почва необыкновенно исковеркана. Местами земля была вытоптана и затвердела. Там и сям большие кучи недавно выкопанной земли образовывали горбы. Две деревни, Моген-новый и Моген-старый, представляли собой или груду развалин, или скелеты обуглившихся стен. Колокольня в Могене-старом еще стояла как с распоротым животом. Около кареты ближайшее поле было усыпано всевозможными обломками. Обрывки материи валялись вперемешку со сломанным оружием. Тощая собака, выставив хребет, лизала кость.

Ветер доносил приторный, смрадный и тошнотворный запах. Он слышался не все время, но минутами бросался в нос. Подошел старик, только что подобравший что-то. В руках у него был металлический нагрудник, от которого он отдирал зеленоватые клочья разложившегося мяса.

Антуан с восторгом взирал на поле битвы, где король одержал победу. Может быть, как раз с этого места тот наблюдал, как бежали неприятельские эскадроны, нарушив стройную линию. Антуан представлял себе платье из золотой парчи, высокий парик, красноватый и мощный профиль. Был превосходный закат, наполнявший воздух золотым величием. Лошади зафыркали. Большие мухи, жужжа, перелетали с места на место. Деревцо, сломанное пулей, оканчивалось обломком ветки, где как раз качался маленький, сморщенный, нежный листочек, только что распустившийся.

На следующее утро, двадцать седьмого апреля, прибыли в Домден. Армия стояла в двух верстах отсюда и, следовательно, самое большее в семи-восьми от Дортмюде, который собирались брать.

IX

Г-н маршал де Маниссар занимал, неподалеку от Домдена, уединенный дом, на некотором расстоянии позади лагеря и на полусклоне небольшого холма. Дорога к нему была оживлена постоянным движением всадников и экипажей. К счастью для Антуана, одним из первых лиц, встреченных им, было отдающее желтизной лицо г-на де Берлестанжа. Строгая внешность этой личности обещала неожиданную помощь. Г-н де Берлестанж делал вид, что имеет большое значение, но кончилось тем, что он ввел Антуана и его братьев в сад и обещал, что придет туда за ними, как только г-н маршал будет иметь свободное время их принять.

В ожидании Антуан стал осматривать местность. Дом был из серого камня, хорошо построен по местной моде, с двумя угловыми павильонами. Довольно обширный сад состоял из ровных цветников и аллеи, усыпанных разноцветными камешками, которые скрипели под ногами. Далее тянулась терраса с балюстрадой, украшенной вазами. В каждом конце ее стояло по статуе, на одну из которых, вероятно для шутки, была напялена шляпа с перьями, надет мундир и рядом поставлен мушкет. Это были остатки бала, данного накануне прекраснейшей из домденских дам. Танцевали при лунном свете, как Антуан узнал от г-на Берлестанжа, пришедшего ему сообщить, что г-н маршал их примет, как только окончит дела с офицерами. Г-н де Берлестанж с большим порицанием относился к подобным увеселениям и, по-видимому, был настроен враждебно по отношению к домденским дамам, считая их причиной данного праздника, устроенного г-ном Маниссаром в благодарность за присылку ему прохладительных напитков, печенья и лакомств. Г-н де Берлестанж недолюбливал подобный обмен учтивостями. По его мнению, было известное бесстыдство развлекаться подобным образом при стечении столь важных обстоятельств и перед полным боевым аппаратом, один вид которого мог бы вернуть к серьезным мыслям самого ветреного человека. И движением длинной своей руки он указал на лагерь, разбитый в образцовом порядке на равнине.