Философия в будуаре (Безнравственные наставники) - де Сад Маркиз Донасье?н Альфонс Франсуа. Страница 4
С.-А. – Они обычно называются яички… а по ученому – теститула. В этих шариках находится источник того животворного семени, о котором я тебе только что говорила, и истечение которого в матку женщины производит человеческий род; однако мы не будем долго останавливаться на таких деталях, Евгения, они больше относятся к медицине, чем к распутству. Красивая девушка должна стремиться лишь к соитию, но никогда к зачатию. Мы пропустим все то, что касается пошлого механизма производства себе подобных, и будем говорить в основном и единственно о распутных наслаждениях, дух которых ни в коей мере не касается деторождения.
Евгения – Но, дорогой мой друг, если этот огромный член, который едва умещается у меня в руке, проникает, как ты утверждаешь, в такое маленькое отверстие, как у тебя сзади, это должно причинять женщине сильную боль.
С.-А. – Происходит ли такое проникновение спереди или сзади, когда женщина ещё к этому не привыкла, она всегда испытывает некоторую боль. Природе заблагорассудилось проложить нам путь к счастью лишь через страдания; однако, победив их, мы чувствуем ни с чем не сравнимые наслаждения, и то, что мы испытываем при введении такого члена в анальное отверстие – несомненно, наиболее предпочтительно в сравнении со всеми теми, что может вызвать такое проникновение спереди. Да и скольких опасностей в таком случае избегает женщина! Меньше риска здоровью, и никакого – забеременеть. Сейчас я не буду распространяться об этом наслаждении; наш общий наставник, Евгения, вскоре подробно объяснит нам его, и дополнив теорию практикой, надеюсь, убедит тебя, моя милая, что из всех наслаждений совокупления это – единственное, которое ты должна предпочесть.
Долмансе – Заклинаю вас, сударыня, поторопитесь с рассуждениями, я больше не могу; сейчас я против воли извергну семя, и этот страшный член, уже поверженный, не сможет более служить вашим наставлениям.
Евгения – Как! Он поникнет, ах, дорогая моя, если потеряет то семя, о котором ты говорила!.. О! Дай мне принять его, я хочу увидеть, каким он станет… И потом, мне так хочется посмотреть на это извержение!
С.-А. – Нет, нет. Долмансе, встаньте; согласитесь, ведь это – награда за труды, и я не могу вручить вам её раньше, чем вы это заслуживаете.
Долмансе – Ладно; однако, чтобы лучше убедить Евгению во всем, что мы раскроем ей о наслаждении, что мешает вам начать ласкать её на моих глазах, например?
С.-А. – Ничто, конечно же, и я возьмусь за это с тем большей радостью, что этот урок распутства лишь поможет нашему делу. Ляг вот сюда на канапе, моя милая.
Евгения – О! Боже! Приют очарования! А зачем все эти зеркала?
С.-А. – Затем, чтобы повторяя отражения в тысячах вариантов, они до бесконечности преумножали одно наслаждение в глазах тех, кто вкушает его на этой оттоманке. Ни один уголок тел, таким образом не может быть скрыт: необходимо, чтобы было видно все полностью; это как будто множество пар, собранных вокруг тех, что связаны любовью, множество подражающих их наслаждению, множество великолепных картин, возбуждающих дерзкие ласки, и будто дополняющих их.
Евгения – Какая прелестная уловка!
С.-А. – Долмансе, помогите жертве раздеться.
Долмансе – Это нетрудно, остается ведь лишь снять этот газ, и обнажить самые сокровенные прелести. (Раздевает её, и его взгляд сразу же устремляется к её ягодицам.) Наконец-то я вижу их, эти божественные и драгоценные дары, к которым так пламенно стремлюсь!.. Черт возьми! Какая смуглость и свежесть, совершенство и изящество!.. Никогда не видел ничего подобного!
С.-А. – Ах! Хитрец! даже первые слова лести выдают твои вкусы и влечения!
Долмансе – Да может ли быть на свете что-нибудь прекраснее? Ну где найдет любовь божественней алтарь?.. Евгения… великолепная Евгения, дай мне расточить этим ягодицам нежнейшие из ласк! (Гладит и с воодушевлением целует их.) С.-А. – Перестаньте, распутник!.. Вы забыли, Евгения принадлежит мне одной, она – лишь высочайшая награда за ожидаемые от вас наставления; лишь получив их, она станет вам платою. Смирите вашу пламень, или я рассержусь.
Долмансе – Ах, плутовка! Это ревность… Ну что ж, предайтесь мне сами; я так же буду поклоняться вам. (Снимает сорочку с г-жи де Сент-Анж и ласкает её ягодицы.) Ах, какая прелесть, ангел мой… не меньшая краса! Дай, я сравню их… дай, полюбуюсь вами обеими: Ганимед рядом с Венерою! (целует ягодицы той и другой) Я хочу навсегда запечатлеть в памяти очаровательное зрелище таких красот, так не могли бы вы, сударыни, обнявшись, подольше дать моему взору насладиться видом этих прелестных полушарий, мною боготворимых?
С.-А. – Ради бога!.. Ну, что, вы довольны? (Они, обнявшись, становятся спиной к Долмансе) Долмансе – Лучше нельзя: именно этого я и хотел; а теперь двигайтесь со всею горячностью сладострастия; пусть ваши полушария ритмично опускаются и приподнимаются, как будто вы следуете ощущениям наслаждения… Так, так, прелестно!..
Евгения – Ах, милая моя, как хорошо с тобой! Как называется то, что мы делаем?
С.-А. – Это называется заниматься петтингом, дорогая… Ласкать друг друга; однако, давай, изменим позу; посмотри на мое влагалище… так называется храм Венеры. Взгляни вот сюда, где моя рука; я его сейчас приоткрою. Видишь этот холмик, он называется лобок: к четырнадцати или пятнадцати годам, когда у девушки начинаются менструации, он обычно покрывается волосками. Вот этот язычок под ним называется клитор. В нем заключена вся чувственность женщины; так как и у меня; достаточно его коснуться, и я уже в экстазе… Попробуй… Ах! Плутовка! Что ты делаешь!.. Можно подумать, ты только тем и занималась всю жизнь!.. Перестань!.. Перестань!.. Хватит, говорю тебе, я не хочу!.. Ах! Помогите, Далмансе!.. От очаровательных пальчиков этой красавицы я сейчас потеряю голову!
Д. – Ну что ж! Чтобы успокоить, если можно, ваши чувства, сменив их направление, попробуйте сами приласкать её; возьмите себя в руки, пусть она попросит пощады… Вот так!.. Именно в таком положении; её симпатичные ягодички таким образом окажутся поближе ко мне; и я легонько пощекочу их пальцем… Сдавайтесь, Евгения; предайтесь полностью наслаждению; пусть это будет единственным божеством вашей жизни; ему одному юная девушка должна подчиняться, и в её глазах на должно быть ничего более святого, чем наслаждение.
Е. – Ах! По крайней мере нет ничего прекраснее, я чувствую… Я вне себя… не знаю, что я говорю и делаю… Какое опьянение чувств!
Д. – Как эта маленькая плутовка течет!.. Её анус будто пережимает мне палец… Как чудно было бы сейчас насладиться им! (Поднимается и приближает член к заднему проходу девушки.)
С.-А. – Потерпите ещё немного. Нас должно занимать лишь воспитание этой милой девочки!.. Такое удовольствие наставлять её!
Д. – Хорошо! Видишь Евгения, при более или менее продолжительных ласках семенные железы набухают и в конце концов извергают жидкость, истечение которой погружает женщину в чудесный экстаз. Это назывется течь. Как только твоя милая подруга позволит, я покажу тебе, насколько более энергично и неудержимо то же самое происходит с мужчинами.
С.-А. – Подожди, Евгения, сейчас я научу тебя ещё одному способу доставить женщине крайнее наслаждение. Раздвинь пошире бедра… Видите, Далмансе, в таком положении её анус все также свободен! Можете ласкать его, пока я буду делать то же самое языком спереди, пусть она с нашей помощью придет в экстаз раза три-четыре, если возможно. У тебя прекрасный лобок, Евгения. Как мне нравится целовать этот дикий пушок!.. Твой клитор, теперь я лучше его вижу, мало развит, но очень чувствителен… Как ты дрожишь!.. Пусти меня… Ах! Ты без всякого сомнения девственна!.. Скажи, что ты ощущаешь при прикосновении наших губ одновременно к обоим твоим отверстиям. (Выполняет сказанное.)
Е. – Ах! Дорогая моя, это чудо, это ощущение невозможно описать! Мне очень трудно сказать, который из ваших языков вызывает у меня более глубокое безумие.
Д. – Учитывая наши позы, мой член близок к вашим рукам, сударыня; приласкайте его, прошу вас, пока я целую этот божественный анус. Поглубже язычок, сударыня; не ограничивайтесь клитором; проникайте своими сладострастными устами прямо в матку: так мы скорее добьемся истечения влаги.