Место для большего (ЛП) - Эманн Бет. Страница 39

– Привет, мам, – решительно ответил я.

– Броди! Как ты? – спросила она с облегчением.

– Нормально.

– Хорошо, – она изо всех сил старалась не подавать виду. – Я волновалась за тебя. Ты не отвечал на звонки.

– Знаю, – я глубоко вдохнул и выждал секунду. – Мам, послушай. Я должен извиниться за то, как убежал из дома в ту ночь.

– Прекрати сейчас же. Я знаю, что ты собираешься сказать, и не хочу, чтобы ты это говорил. Ты не должен извиняться.

– Нет, должен, – возразил я.

– Нет. Броди, к жизни нет инструкции. Нет правил или того, как ты должен справляться с ситуацией, – спокойно сказала она. – Ты узнал неприятные новости, они расстроили тебя. Тебе разрешено реагировать. Я не ждала, что ты обрадуешься, узнав о нашем разводе.

– Знаю, мам, но я не должен был вылетать из дома и так вести себя.

– Все в порядке. Правда, – заверила она.

– Окей, как ты сама, мам? На самом деле, – я хотел узнать ее мнение насчет происходящего без присутствия папы.

Она замолчала на мгновение, и я подумал, что разозли ее.

– Я в порядке, Броди, – ее голос был бодрым, каким я и ожидал его услышать. – Я на самом деле, в порядке. Это к лучшему, поверь.

– Серьезно? – воскликнул я. – Я просто не понимаю! Тридцать лет, мам!

– Я знаю сколько лет была замужем. Просто все меняется. В этом никто не виноват. Мы просто должны научиться принимать удары.

Она была значительно веселее, чем я, хотя она знала это в течение целого года. Очевидно, она привыкла.

– Папа рядом?

– Эм, да. Думаю, он в мастерской. Подожди, я позову его.

Спустя несколько секунд я услышал в телефоне скрежет, словно кто-то прижал его к рубашке, приглушенный разговор, а затем голос отца.

– Алло?

– Привет, пап.

– Привет, сын. Как ты?

– Дерьмово. Ты как?

– Держусь, – ответил он практически без эмоций, каким я всегда его помнил. Не знаю, почему я решил, что он станет другим.

– Я хотел извиниться за то, как ушел той ночью. Беседа с тобой и мамой была шокирующей, но я не должен был так реагировать, – я глубоко вдохнул и проглотил свою гордость. – Мне не стоило обвинять тебя в измене маме и назвать плохим отцом. Это было не разумно, и я прошу прощения.

– Не важно, сын. Не переживай. – Я услышал легкое постукивание на заднем фоне от папиного радио. Мастерская – лучшее, что с ним случалось. Он проводил там час за часом.

– Я бы чувствовал себя лучше, если бы ты назвал меня придурком или как-то так.

– Ладно. Не важно, придурок, – рассмеялся папа. – Правда, не стоит так зацикливаться.

С той ночи остался не отвеченным вопрос, и я не знаю почему, но он просто сорвался с моих губ:

– Так что произошло, пап? Когда это все началось?

Тяжелый вздох заполнил телефонный эфир.

– Честно, я не знаю. Прошлым летом однажды ночью, она приготовила мое любимое блюдо: сэндвичи со свининой-барбекю. Мы откусила по два раза, и она сказала, что хочет развода.

Что?!

– Погоди! Это было не обоюдное решение? – я был шокирован тем, что он только что сказал.

– Более чем, Броди. Я люблю твою маму. Люблю так же сильно, как в день нашей свадьбы, даже сильнее.

– Так какого черта? Почему ты не борешься за нее?

– Она приняла решение, Броди. Я могу злиться и отталкивать ее, или могу смириться и остаться с ней друзьями.

– Поэтому ты просто сдаешься? – я снова разозлился. Если он все еще любил ее, ему нужно встать в стойку и бороться.

– Я не воспринимаю это как поражение, сын. Я смотрю на это как... она несчастлива. Я так сильно ее люблю, потому отпускаю и желаю ей счастья.

Я промолчал, с минуту переваривая то, что сказал папа. Все эти годы я считал отца простым, холодным мужчиной. Он и был простым, но он был совсем не холодным. Оказалось, он был так влюблен в маму, даже спустя тридцать лет, что был готов ради нее пожертвовать своим счастьем. Отныне я никогда не смогу смотреть на отца так, как прежде. Он был самым бескорыстным, скромным человеком, которого я когда-либо повстречал в своей жизни, и я никогда не ощущал такого родства с ним, как в эту минуту.

Я повесил трубку, все еще испытывая раздражение и неловкость, но это движение в никуда и продолжать было бессмысленно. Я больше не хотел думать о ситуации мамы с папой. Единственная проблема была в том, что, если я не думал об этом, то думал о Кейси.

Прошло шесть дней с тех пор, как я слышал ее голос. Шесть дней с тех пор как я уехал и оставил ее рыдающей на траве. Шесть дней с тех пор, как я был готов убить кого-то голыми руками.

И тут как по часам мой телефон запищал. Кейси писала мне каждое утро в одно и то же время, и игнорировать ее сообщения становилось все сложнее и сложнее.

К. ТЫ РАССТАЕШЬСЯ СО МНОЙ?

Все сжалось в груди от мысли, как дерьмово она себя чувствовала, отправляя это сообщение. Я был зол, и мне нужно было немного времени, но, видит Бог, я не хотел заставлять ее испытывать подобное. Я должен был ей что-то ответить.

Б: МЫ СКОРО ПОГОВОРИМ. Я СКУЧАЮ.

Не так много, но это все, что я мог написать в этот момент. Я столько хотел сказать ей, но не хотел делиться этим через сообщения.

Я выбрался из постели и набросил бейсболку на голову.

– Давай, Ди. Пошли.

Дизель поднял голову и спрыгнул с постели, бегом направляясь к двери, когда услышал звон металлического поводка.

Последняя неделя в легкую стала самой ужасной в моей жизни. Сперва я думал, что что-то не так с результатами обследования мамы. Выяснил, что все в порядке с этим, но меньше, чем через час узнал о разводе родителей. Вы думаете, что в двадцать семь я мог бы принять их расставание рационально, но мой мир рухнул. Спустя пару часов я узнал, что человек, к которому, как я считал, могу отправиться за утешением, несколько недель лгал мне. Я просто не знал, что делать. Все вышло из-под контроля, и мое единственное постоянство в мире – хоккей – пострадал из-за этого. Мы проиграли три из пяти игр в выездной сессии, и я знал, что товарищи по команде спросят у меня ответа. Коллинз два раза спрашивал меня, что происходит, о чем ему стоит знать, но я продолжал врать. Сегодня была домашняя игра, и я был настроен и полон решимости играть как прежде.

Я поторопил Дизеля, чтобы успеть позавтракать самому и отправиться на стадион для ранней тренировки. Тренировка отвлечет меня, и, надеюсь, у Коллинза я получу дополнительные баллы.

Одно короткое сообщение, которое я хотел отправить, и я отключился...

***

Спустя несколько часов я закончил легкую тренировку перед игрой и чувствовал себя бодрым, несмотря на тяжелое утро. Флюиды воодушевления, исходящие из толпы, когда мы выехали на лед, стали спусковым толчком моему и так бушующему адреналину. Вероятно, он будет нам на руку в игре с «Ванкуверскими Кануками», одними из самых серьезных противников. Они были в Тихоокеанском Дивизионе, а мы в Центральном, так что это не соперничество внутри дивизиона, а, скорее, соревнование в профессионализме. По какой-то причине больше крови проливалось на лед, когда мы играли с этой командой, а не с другой иной во всей лиге. В каждом движении мы видели повод для драки, и я не надеялся, что эта игра будет отличаться от предыдущих.

Первый период был волнительным, так, что нервы тряслись. Счет балансировал то в нашу, то в их пользу. Сначала Вайпер добыл для нас очко, затем они забросили мне. Потом Большой Майк вытянул нас вперед, и они почти сразу же отыгрались.

Мы раскатывались по льду в перерыве после первого периода, и меня подрезал Эдгар Шепард, один из самых крупных мудаков во всем профессиональном хоккее. Он возвышался надо мной на пару дюймов и сверкал своей лысой макушкой. Огромный шрам рассекал его лицо от одной щеки до другой, как напоминание, о том, как его полоснули много лет назад коньком. У него был грязный рот и никаких навыков на льду – жуткая комбинация. Мы поддевали друг друга и раньше, так что его треп меня не удивлял.