А смерть подождет - Барабашов Валерий Михайлович. Страница 57

Незначительное это для постороннего человека «чэпэ» (подумаешь, собака сдохла!) стало на питомнике предметом серьёзного разбирательства. Шайкин назначил целую комиссию, в которую вошли Рискин и Проскурина, поручил им выяснить все обстоятельства дела и написать рапорта.

Написал объяснительную и Кровопусков. В ней ветеринар настаивал на том, что лейтенант Александров сам проявил инициативу с операцией служебной собаки, просил его, Кровопускова, сделать её, а также не докладывать об этом начальнику Центра, так как берёт ответственность на себя. Что же касается исхода операции, то тут он, Кровопусков, сделал всё как полагается (далее приводился целый перечень специфических процедур, названий лекарств и хирургических приёмов в процессе операции), но, к сожалению, Линда покинула этот мир, из наркоза не вышла. Видимо, не выдержало сердце. А может, её погубили токсины, вследствие внутриутробного разложения помета.

— Видимо… может… — недовольно произнёс Шайкин, выслушав ветеринара. — Ты врач, Кровопусков, должен всё говорить точно и по науке.

— Я вскрытия пока не делал, товарищ майор. Это предварительное заключение. Если нужно, я…

— Не нужно. Чего теперь и мертвую собаку мучить. Уже колол, резал… Люди, конечно, тоже под ножом хирурга умирают. Но меня в этой ситуации, господа офицеры, возмущает поведение лейтенанта Александрова. Без моего ведома, тайно, заставляет врача делать служебной собаке операцию, и та погибает. А я должен сказать, что Линда была у нас на хорошем счету, одной из лучших собак. И сейчас, в такое напряжённое время… Вы же знаете о взрыве на автобусной остановке! Мне звонит полковник Савушкин: Шайкин, давай кинологов с собаками!… А теперь получается, что кроме Литвинова мне и послать некого. Псов много, а по взрывчатке были только два. — Линда и Джой. Теперь один Джой…

— Александров начнёт работать с новой собакой, — вступилась было за Олега Марина Проскурина, но Шайкин резко оборвал её.

— Когда это он начнёт? Да когда эта новая собака станет второй Линдой, Проскурина? Через год? Или два? А остановки взрывают сегодня, сейчас!

Кинологи угрюмо молчали. Конечно, Шайкин по сути прав, собаки, обученные находить взрывчатку, нужны были сейчас.

— Рискин, ты что скажешь?

— Товарищ майор, я в принципе всё написал в рапорте. Линду жалко, да, отличная была собака. А что касается лейтенанта Александрова… Я согласен с вами, он превысил свои полномочия инструктора, надо было поставить в известность руководителя Центра. Может быть, и не случилось бы ничего.

— Именно! — Шайкин даже по столу кулаком пристукнул. — Больше скажу: я бы не допустил трагедии! В общем, всё ясно. Допущена вопиющая безответственность, а также серьёзное дисциплинарное нарушение. Я вынужден Александрова наказать. Все свободны. Александрову — остаться.

Кинологи один за другим, в подавленном состоянии, вышли из кабинета. Олег сидел перед столом Шайкина мрачнее чёрной тучи. Обида, боль утраты, жёсткие слова начальника — эти удары следовали один за другим. Оправдываться? Зачем? В целом всё правильно, разве только Кровопусков малость передёрнул, мог бы честно сказать, что операцию предложил провести он, а Александров согласился.

— Олег, давай откровенно поговорим. — Шайкин сделал сочувственное лицо. — Собака собакой, можно Линду списать и на ошибку врача, я постараюсь замять это дело. Речь о тебе. Вижу, как тебе тяжело — работа, учёба, инвалидность…

— Я отказался от статуса инвалида, вы это хорошо знаете, Геннадий Васильевич! — голос Олега звенел. — И работаю, как все. А Линду на вернёшь, да. Тут полностью моя вина. Готов понести наказание.

— Ладно, успокойся. Знаю, что мужик ты нехилый, честный. Кто с этим спорит?! Ты утвердился в мнении о себе, доказал отчасти, что с работой нашей справиться можешь. Но все же понимают: не может человек в твоём положении работать с полной отдачей! Не может! Не в кабинете сидеть и бумажки перебирать! Бегать с собакой нужно, бегать!… А теперь новую заводить!… Ну что мы с тобой о таких элементарных вещах будем спорить?!

Шайкин бил в упор, по самому больному, уязвимому месту.

— Вы за этим меня оставили? Чтобы ещё раз…

— Олег, я тебе сразу и прямо сказал: давай говорить откровенно, как мужчина с мужчиной. Даже не как начальник с подчинённым. Ну, глянь на себя со стороны. Тяжело, ведь! У меня иной раз сердце кровью обливается, когда тебя на дрессировочной площадке вижу! Ты не забывай — мы же в милиции работаем, не где-нибудь! Не в любительском клубе собаководства. Государственная служба!

— Я это прекрасно помню, товарищ майор!

— Ну вот. И собаки у тебя сейчас нет.

— Будет! Съезжу в Москву, в базовый Центр… воспитаю…

— «Будет», «воспитаю»… Олег, мне сегодня нужна работа! Сегодня!

— Так, понятно. Говорим с вами, Геннадий Васильевич, ещё более прямо и откровенно: вы хотите, чтобы я ушел?

Шайкин опустил глаза.

— Ну, ты прямо в лоб… Я думаю, Олег, что тебе, по состоянию здоровья, было бы удобнее служить в другом месте. Вот и всё. Давай я поговорю с Савушкиным, он, думаю, поймет нас с тобой правильно.

— С Юрием Николаевичем я на эту тему уже разговаривал. И, кажется, говорил вам об этом! И собака у меня будет. Может быть, даже лучше, чем Линда! Я спать-есть не буду, а сделаю из неё классную ищейку!

Шайкин поднял перед собой ладони, как бы защищался ими.

— Погоди, погоди, не горячись! Спать-есть надо, и собаку ты хорошую можешь подготовить. Я же — о тебе!

Олег встал.

— Я всё это уже слышал, товарищ майор. Не надо меня убеждать, что я неполноценный сотрудник. Снисхождения и послаблений по службе я у вас не просил и просить не буду. Разрешите идти?

— Ладно, иди. — Лицо Шайкина сделалось кислым и недовольным. — Я хотел с тобой по-человечески… При всём моём уважении, выговор обязан тебе объявить. Линду ты угробил, сам!… Я ведь добра тебе желаю, Олег. Пойми правильно.

— Я всё понял правильно, товарищ майор.

Вечером, у ворот Центра, Олега поджидала Марина Проскурина.

— Подвезешь? — спросила с улыбкой. — Конечно, садись.