Белый клинок - Барабашов Валерий Михайлович. Страница 86

Гость явился на четвертый день — маленький тощий мужичишка с корзинкой для грибов. Привел его Петро Дибцов, сидевший в секрете, сказал, что мужичишка этот пытался наблюдать за лагерем с той стороны озера, прятался в кустах. Лазутчик не отказывался. Признал, что «чуток доглядав за Вороном», так ему было велено, что шлет ему привет Осип Варавва.

— Люди его бачили, як ты, Ворон, сражався в Ивановке с чекистами…

— Ну, бачили не бачили, — хмуро отвечал Шматко. — Чего глядеть? Выскочили бы да подмогнули. А так нас этот Наумович по одному как щенят переловит да в трибунал сдаст. Хорошо, что у нас кони добрые… Эх, попался бы мне этот Наумович!..

Мужичишка внимательно слушал; круглые его, свиные какие-то глазки в белых ресницах оглядывали лагерь: он явно считал людей Ворона — губы его шевелились. Выслушав Ворона, согласно покивал заросшей башкой, попросил закурить — мол, у них в лагере с табаком хреново. Дибцов подал ему свернутую для себя цигарку, которую держал за ухом, поднес и огоньку. Лазутчик затянулся, похвалил табак; голодными глазами смотрел и на небольшой чан, в котором варилась уха, сглотнул слюну, но просить еду не стал. Сказал строго, что «тебя, Ворон, ждет завтра на хуторе Стеценково Осип Варавва, но являться надо без отряда, с кем-нибудь вдвоем, иначе Варавва прикажет стрелять. Веры сейчас никому нету, не обижайся, Ворон».

— Да чего тут обижаться, буду, — сказал Шматко, и ни один мускул на его лице не дрогнул.

Гость ушел, не оглядываясь; с тропы вдоль озера свернул налево, скрылся в чащобе, потом желтая его рубаха снова замелькала между деревьев, но совсем в другой стороне — лазутчик путал следы, не хотел, чтобы знали, откуда он точно пришел.

— Ишь, конспиратор, — усмехнулся Прокофий Дегтярев, когда Дибцов рассказал ему о петляющем по лесу посыльном Вараввы. — Такой и зайца обхитрит. Ну хитри, хитри!..

Шматко, Дегтярев и Тележный ушли из лагеря, сели у самой воды на поваленную ветром березу, не торопясь закурили. Утро поднялось над лесом солнечное и тихое. То и дело всплескивала в озере рыба, гонялась, видно, за плотвой щука или крупный окунь, кормились хищники; заливалась над лесом невидимая голосистая пичуга, радовалась солнечному дню, жизни…

Чекисты молчали. Хорошо понимали ситуацию: завтра двое из них могут не вернуться. За последние недели при «странных» обстоятельствах разгромлены несколько банд: Наумович появлялся в самых неожиданных местах и в «неподходящее» время, оказывался в засадах именно в тех селах, где намечался грабеж. В руках чекистов оказались уже Роман Соколов, Игнат Бачевский, Евлампий Бондаренко… Наумович преследует по пятам и многих других батьков, зная откуда-то их укромные хутора и балки, где они прячутся и пируют после набегов. И почему всегда невредимым уходит от чека Ворон? Почему в Талах убит совсем не тот человек, Панов, а все волисполкомовцы живы и здоровы? Не зовут ли Шматко-Ворона в стан Вараввы на казнь? Надо ли рисковать, соглашаться?

Все эти мысли высказал вслух комиссар отряда Тележный. Еще он сказал, что надо посоветоваться с Любушкиным.

— Что советоваться! — возразил Тележному Шматко. — Нам тут виднее.

Ворон задумался. Мысли, высказанные Тележным, были справедливы: Варавва и тот же Безручко знают, что происходит в округе, насторожены и подозрительны ко всем, кто ищет с ними контактов, связи, научены опытом. Могут, конечно, знать они и о подлинных событиях в Талах зимой прошлого года, хотя трудно все это доказать — никто же не слышал разговора Ворона с Пановым… А Варавва и Безручко, судя по всему, ищут подмогу, стремятся к объединению, бывший голова политотдела Повстанческой дивизии намерен, видно, снова собрать под свои знамена отряды головорезов, снова лить кровь, выжидает момент. Но не исключена и элементарная уловка: Ворон разоблачен, и ждет его в хуторе Стеценково расправа…

— Я могу поехать и один, — сказал Шматко. — Риск велик, понимаю. Что они задумали, черт их знает! Ставить вас под удар…

— Нет, Иван Петрович, поедем вдвоем, как приказано. — Дегтярев спокойно смотрел на командира. — В любом случае стрелять сразу они не начнут… Не должны. Какой смысл? Да и ошибок, думаю, особых у нас не было.

— Ошибки были, Прокофий, — покачал головой Шматко. — Не с дураками имеем дело, Безручко — хитер, собаку, как говорится, в военном деле съел.

— Съел-то съел, а трусит. — Дегтярев веткой отмахивался от комаров.

— В любом случае, Иван Петрович, надо дать знать Наумовичу, чтобы был поблизости от Стеценкова, — сказал Тележный. — Ну и мы где-нибудь рядом будем. Если что случится с вами…

— Да ничего не случится, Федор. — Шматко поднялся. — Варавва и Безручко ищут связей, иначе бы они не стали… Впрочем, на эту тему мы уже говорили. Пошли сейчас к Наумовичу Дибцова, пусть только не вспугнет разъезды Вараввы, иначе действительно нам придется туго. Ну а мы, Прокофий, айда собираться. До Стеценкова полдня скакать, переночуем где-нибудь там, а утром понаблюдаем за хутором…

В лагерь командиры вернулись спокойные, с деловыми, озабоченными лицами. Шматко с Дегтяревым осмотрели своих коней, проверили седла, оружие, У костра поели с бойцами свежей ухи, а потом незаметно для многих уехали.

Из сухой извилистой балки хутор Стеценково виден как на ладони. Хутор маленький, в девять дворов, дома — под соломенными серыми крышами, с длинными плетнями и зелеными полосками огородов. Торчит посреди улицы высокий колодезный журавель, возле него — водопой: не меньше полусотни всадников толпятся вокруг, лошади тянутся к деревянному корыту, к воде, слышатся приглушенное расстоянием нетерпеливое их ржание, голоса людей. Сейчас, утром, ветер переменился, дует Шматко и Дегтяреву в лица, доносит звуки хутора. С четырех сторон Стеценкова, на буграх, — парные конные разъезды, пройти или проехать к хутору незамеченным нельзя. Разъездам, ясно, приказано ждать Ворона со стороны Рыжкина леса, ближайшие к чекистам всадники то и дело поглядывали на далекий, у самого горизонта лес, и это обстоятельство веселило Шматко. Вот будет переполох, когда они появятся у хутора совершенно неожиданно.

Так оно и получилось. Едва Ворон с Дегтяревым появились на виду у изумленного разъезда, как грохнул поспешный предупредительный выстрел: стой! ни с места!

Те двое, на бугре, остались где были, а к Шматко с Дегтяревым поскакали семеро верховых, державшие оружие на изготовку.

— Видишь, как други встречают, — улыбнулся Прокофий.

Оказалось, Ворона встречал сам Осип Варавва. Шматко никогда не видел его, знал лишь по приметам, что у Вараввы — сабельный шрам на подбородке, что ездит он на красивом сером коне в яблоках, жесток и охоч до женского пола. Лет ему примерно сорок пять, собой чернявый, с лихо закрученными тонкими усами, одет в черную гимнастерку и кавалерийское, обшитое кожей галифе, на ногах — сапоги со шпорами.

Варавва подскакал; сопровождающие его люди окружили Шматко и Дегтярева, смотрели настороженно, шарили по лицам приезжих недоверчивыми взглядами. Хмуро глядел и сам Варавва.

— Ворон? Откуда взялся? Почему мои люди не видели, как ехал? — спрашивал он отрывисто и недовольно. Голос у него сиплый, простуженный, говорил Варавва с трудом.

— Плохо, значит, смотрите, — рассмеялся Шматко, показал плеткой. — Вон балочкой и ехали. Чего глаза мозолить?!

— Балочкой! — буркнул Варавва, протянул руку, поздоровался сначала с Вороном, а потом и с его заместителем. — А людей твоих там нема, Ворон? В балочке? — Варавва, не оглядываясь, бросил отрывистое: — Фрол! Сгоняй-ка. Да хорошенько там глянь.

— Слухаю! — угрюмый осанистый мужик козырнул, кинув ладонь к шапке, повернул коня, пошел наметом.

К хутору Варавва поскакал первым, кивком головы велев гостям следовать за собой. Шматко ехал чуть сзади Осипа, отмечая в уме, что приметы Вараввы совпали, такой он и есть, и конь его хорош — точеные ноги и шея, мощное ладное тело, длинный ухоженный хвост. Птица, а не конь! Седока он, наверное, и не чувствует.