Золотая паутина (др. изд.) - Барабашов Валерий Михайлович. Страница 81
Голова Щеглова была коротко, и, судя по всему, совсем недавно, острижена под «нулевку».
— Кто это его постриг, Калюжный? — спросил Виктор Иванович, чтобы что-нибудь спросить, отвлечься от тяжких мыслей, от неодолимого желания схватить этого негодяя за грудки, встряхнуть так, чтобы он хотя бы на миг почувствовал, что значит боль и страдания умирающих, изувеченных его подлыми руками людей.
— Сам, — ответил Щеглов дрожащим голосом.— Все равно постригут. И расстреляют. Я знаю.
— Ну, с расстрелом ты не спеши, — хмуро проговорил капитан Калюжный. — Сначала суду все расскажешь. Но я бы лично таких мерзавцев, как ты, шлепал без раздумий!
— Выпустите его, — распорядился Русанов. — Мне нужно с ним поговорить.
Капитан Калюжный отомкнул решетку-дверь; Щеглов, втянув голову в плечи и, совсем уже по-тюремному, заложив руки за спину, пошел в дальний угол дежурной комнаты, где стояли стол и несколько обшарпанных стульев. Сел, сложив перед собою на крышке стола напрягшиеся кулаки. Сел напротив и Виктор Иванович.
— Ну, рассказывай, — сказал он сурово. — Если ты добровольно пришел в милицию, значит, не совсем еще скотиной стал. Что-то в тебе человеческое, наверное, осталось.
— Что рассказывать-то? — Щеглов дернул плечом. Синяя его, с меховым воротником куртка топорщилась на спине, и затравленный его взгляд кололся, смешались в нем страх и отчаяние, нарочитая бравада и непередаваемая словами тоска.
— Рассказывай по порядку: где брал порох, как посмел поднять руку на невинных людей? Ну!
— Порох я у бати взял… Он охотник, пороха у него много. А бомбу не я делал. И я не знал, что она… Ну, что мертвые будут. Генка мне сказал, что надо просто одну бабу попугать, отпуск ей испортить.
— Какой Генка? — насторожился Русанов.
— Дюбель. Ну, это так, по-уличному, кличка у него такая. А фамилия его Дюбелев.
«Дюбелев, Дюбелев… — тут же заработала память Виктора Ивановича. — Погоди-ка! Мне же Гладышев с Поповым докладывали о нем, он есть в одной из разработок, мои парни были у него, кажется, дома…»
— Он на Большой Красноармейской живет, да? — спросил он Щеглова.
— Да. Дом номер девятнадцать, на втором этаже. Квартира три.
— Так, правильно. — Русанов быстро встал. — Хорошо, Щеглов, иди пока на место. Потом еще побеседуем.
Виктор Иванович вышел из райотдела. Погода за то время, пока он был в помещении, окончательно испортилась: с неба валил мокрый снег, милицейский двор, стоявшие в нем машины, пригнанный откуда-то тракторишко с разбитыми стеклами — все вмиг преобразилось, окуталось чистым белым пуховиком, посвежело. Двигатель «Волги» работал, махали туда-сюда «дворники» на выпуклом лобовом стекле, капот машины был мокрым, парил.
— Поехали, Саша, поехали! — сказал Виктор Иванович вопросительно глянувшему на него шоферу.
«Волга» понеслась, разбрызгивая тающий на мостовой снег, замелькали за приспущенными стеклами окон грязные же бока автобусов и троллейбусов, большие колеса грузовиков, нахохлившиеся на остановках люди, трубчатая вязь перил тротуарных ограждений, свинцово-мрачные, тяжелые волны водохранилища — вода как-то особенно ощущалась среди заснеженных берегов, — горб широкого моста с четырехрядным движением, рядок телефонных будок, уже в высокой, правобережной части города, серые стены массивного здания управления железной дороги… Водитель мчал по осевой, отскочивший назад регулировщик с полосатым жезлом поднес было свисток к губам, но передумал. Сразу за управлением дороги, на перекрестке, водитель повернул влево, спустился вниз по брусчатке, машину затрясло, и скорость пришлось сбавить. Но этот участок дороги был небольшой, снова под колесами машины гладкий асфальт, снова шум ветра в неплотно закрытых форточках.
«Надо мне взять с собою Попова с Гладышевым,— думал Виктор Иванович, — Они были у Дюбелева, знают, что и как…»
Через несколько минут он был в управлении. Не дождавшись лифта, бросился по лестнице наверх. Коняхин, Кубасов и Гладышев были на месте, Русанов приказал им получить оружие и надеть бронежилеты! скоро группа захвата была готова к действиям.
Через полчаса Русанов стоял перед нужной квартирой.
Звонил в глухую, обитую коричневым дерматином, дверь, не слыша звонка и оттого теряясь — исправен ли он? И снова тонула под нетерпеливым его пальцем белая мягкая пуговка…
«А что, если этот самый Дюбель имеет отношение к хищению оружия?! То есть, попросту говоря, сидит сейчас здесь, в квартире, с автоматом в руках?! И не один…»
Наконец дверь открылась. На пороге стояла та самая женщина с хмурым лицом, которую Виктор Иванович встречал уже возле своего управления.
— Что вам надо? — спросила она, и лицо ее еще больше помрачнело.
— Геннадий Дюбелев здесь живет?
— А тебе он зачем? — вдруг злобно закричала женщина. — Чего ты сюда явился? Кто тебя сюда звал?!
— Мне нужно с ним поговорить, Я из комитета госбезопасности. Вот мое удостоверение. Вы его мать, да?
— Да, я его мать! А сына ты не получишь, понял? Вон отсюда!
— Геннадий подозревается в тяжком преступлении. Погибли люди…
— Жаль, что ты живой и здоровый! Вон! А сына ты не получишь. Я знала, что вы за ним придете, сказала ему: беги! Нет его дома, понял?
Женщина попыталась было захлопнуть дверь, но Виктор Иванович решительно отстранил ее, вошел в квартиру.
Генки действительно дома не было.
— Все я теперь знаю, все! — продолжала кричать женщина. — Сопляк этот, Игорек, подложил в поезд бомбу, он приходил ко мне на работу, сказал, что вроде бы Генка его научил. Брешет он! Сам все сделал и подложил. Пусть теперь сидит. А мой сын тут ни при чем.
— Вы сыну сказали, что к вам приходил Щеглов?
— А как же! Конечно сказала! Я…
— Ясно, вы его предупредили, и он сбежал. Это уголовно наказуемое деяние, имейте это в виду.
— Ты меня не пугай, начальник! Я и так вся пуганая. Считай, все пятьдесят лет живу и трясусь из-за таких, как ты. Пусть хоть сын мой на свободе поживет,
— Поживет, — вздохнул Русанов, — Какое-то время, пока мы его не найдем…
Тем временем Сергей Русанов с друзьями-«афганцами» вели свое следствие.
На нескольких мотоциклах парни примчались в Хвостовку, окружили дачу Гонтаря, полагая, что кого-нибудь из обидчиков Сергея они здесь застанут. Но увы, на воротах и на дверях дома висели большие, тяжелые замки.
Сбившись в кружок, парни посовещались — что делать? Следы того лысого мужика, о которым Сергей встречался дважды, а Костя Куликов и еще двое парней видели на площади, найти можно, скорее всего, здесь, на даче. Идти в военкомат, спрашивать о человеке, у которого «погиб под Кабулом сын», не зная ни фамилии этого человека, ни адреса, — занятие пустое. В военкомате их просто выпроводят за дверь, и будут правы. А вот здесь порасспрашивать соседей — кто, мол, хозяин и где его можно найти в городе — это другое дело. Но у кого спрашивать?
Сергей заметил, что за ними, неумело прячась, наблюдает с соседнего огорода мужичонка довольно неказистого вида. Он пошел к нему, призывно махая рукой, и мужичонка отозвался на его зов, пошел навстречу.
— Привет! — бодро сказал Сергей через провисшую проволоку огорода.
— Здравствуйте, робяты, здравствуйте! — всем сразу кланялся мужичонка. — Вы к Михал Борисычу, что ль? Дак его нету, не приезжали. Оне с Мариной, кабыть, к выходным явются.
«Ага, имя уже знаем. И как жену зовут — тоже знаем», — тут же отметил Сергей, подмигивая Косте.
— А вас как величать? — вежливо спросил он.
— Ды Николаем с утра кликали, — шмыгнул носом собеседник. — Робяты, у вас выпить нету, а?
— Выпить у нас нет, Николай, а спросить есть что. Дача эта… продается, не знаете? Нам бы о хозяином повидаться, потолковать. Костя вот, женился недавно, родители ему денег на дачу дают…
— Не, насчет продажи не слыхал, робяты, врать не буду. А повидать Михал Борисыча в городе… Да бог ево знает, где искать-то. Я у ево там не бывал, не приглашает.