Изувер - Барабашов Валерий Михайлович. Страница 8
«Витязь» — такое было название у его магазинчика — на время в покое и оставили. Но ненадолго. Через месяц, в такую же жаркую пору, отважный предприниматель исчез. Как говорится в милицейских сводках, «вышел из дома и не вернулся».
Да и не мог он вернуться — с куском рельса на ногах лежал парень на дне городского водохранилища, недалеко от своего магазинчика и дома.
Кашалот и его подручные постарались распространить среди коммерсантов нужную информацию: мол, был бы хозяин «Витязя» посговорчивей, никто бы его не тронул. И торговал бы, и жил припеваючи.
Жуткая эта информация, брошенная полунамеками, как бы вскользь, принесла нужные плоды: почти все ларечники района сами явились к Кашалоту с просьбой «об охране на джентльменских условиях».
Условия Кашалот диктовал теперь свои — от трех до семи процентов с оборота. В зависимости от масштабов дела и возможной прибыли.
Конечно, это был открытый грабеж. И кто-то из коммерсантов капнул на Кашалота и его банду в Заводской РОВД. Дескать, так и так, дорогая милиция, житья не стало от этих распоясавшихся рэкетиров. И куда только вы смотрите?
Милиция в лице капитана, начальника отдела уголовного розыска Мерзлякова, смотрела Кашалоту в карман. А карман у того стал в последнее время очень быстро пухнуть, толстеть. Вместе с ним толстел и капитан Мерзляков — красномордый коротышка с цепким и умным взглядом бесцветных глаз, обожающий баночное пиво, салями, черную икру и «Советское шампанское». Все эти деликатесы он время от времени (по желанию, но не реже одного раза в неделю) потреблял в неограниченном количестве прямо в просторном, из стекла и железа ларьке, приобретенном Кашалотом рядом с Дворцом шинников, на самом бойком месте района. Сам Кашалот в ларьке под названием «Братан», конечно, не сидел, в три смены, круглосуточно, трудились там послушные молоденькие «герлы», каждую из которых Кашалот лично проверил на благонадежность и передок и остался всем доволен. «Герлы» называли его уважительно — Борисом Григорьевичем, явно трепетали перед ним и, конечно, боялись, и лишь одна, Надежда, из наиболее приближенных к телу шефа, звала его просто Кеша. Надежда, молодая красивая бабенка, года два назад разошедшаяся с мужем и бросившая учебу в университете из-за малолетней дочки, которую надо было кормить, хорошо была осведомлена о занятиях Кашалота, а кличку его переиначила на свой лад. Но все же в дела Кеши Кашалота напрямую она не лезла, лишнего не спрашивала — получала хорошую свою зарплату и жизнью была в целом довольна.
Доволен был своей главной пассией и Кашалот. Не возражал он также против нового своего имени — Кеша так Кеша. Он сам придумал имя черному коту, жившему в его доме, но больше отиравшемуся в ларьке — Спонсор. А какой из кота «спонсор»? Наоборот — живет за счет хозяина, даже мышей ловить не хочет: всегда хорошо, вкусно накормлен. Кашалот и принес его в ларек: Надежда сказала, что видела мышь, скребется кто-то под полом…
Может быть, присутствие Спонсора перепугало заблудшую мышку, скрести под полом перестали, а кот с новым местожительством очень скоро примирился. Ел колбасу да спал — что еще ему надо?
Время от времени Спонсор с любопытством наблюдал за хозяином и его пассией: хозяин со спущенными штанами полулежал на стульях, а кормилица припадала к его животу, помогая себе тонкими ласковыми пальчиками. Сочетание этих манипуляций доводило Кашалота до умопомрачения, он начинал стонать, извиваться, гладить Надежду по склоненной голове, бормотал: «Хорошо, Надюша-а… потрясно-о… Никто так не умеет… Ты-то сама… чего хочешь, а?»
Надежда в этот момент по известной причине не могла отвечать, но потом, когда страсть Кашалота стихала, ластилась к шефу, ныла в самое его ухо, что вдвоем с дочкой все же тяжело жить и на эту, неплохую, в общем-то, зарплату: скоро осень, девочку надо готовить к школе…
— Сколько тебе надо? — размягченно спрашивал Кеша Кашалот, чувствуя у себя между ног все те же проворные и теплые пальчики Надежды. Любовная процедура повторялась, Кашалот снова стонал и извивался на стульях в тесной подсобке, а потом, опустошенный, отдыхал, потягивая пиво и глядя на Надежду с изумлением: никому бы и в голову не пришло, что эта с виду строгая молодуха умеет делать такие вещи.
— Ну ты даешь! — восхищенно говорил он. — Не противно самой-то?
— Ты даешь, я беру, — усмехалась она. — Не противно, нет. Питаешься хорошо, сладкий.
За сеансы любви (в основном вечерние, ночные) Кашалот платил Надежде отдельно, по повышенной ставке. За эти деньги ей можно было бы потом не сидеть в ларьке с полмесяца, но Надежда была женщиной экономной и расчетливой — работала на себя и на дочку. А двум женщинам, большой и маленькой, деньги всегда были нужны.
Кататься по водохранилищу на моторных лодках и катерах городская власть запретила. Придонск — город огромный, жителей больше миллиона, много и любителей разъезжать по водохранилищу на «казанках», плоскодонках и даже на скоростных, гоночных скутерах. Но несколько лет назад, когда водохранилище только сделали, косяки этих самых «казанок» и плоскодонок с мощными подвесными моторами стали носиться туда-сюда, вдоль и поперек. Лодок расплодилось сотни. Над водохранилищем (а оно довольно узкое, мелкое, в самом центре Придонска) с раннего утра и до позднего вечера стоял рев мощных моторов, над водой висел сизый смог. Начались аварии, как на автомобильных дорогах: лодки сталкивались, гибли люди. Всякие ОСВОДы и речные патрули с авариями не справлялись. Зароптали и любители загорать на городских пляжах, шумно, дымно стало, опасно — лодки носились рядом с купальщиками.
Мэрия вынесла моторкам приговор: запретить.
На веслах, под парусом, на небольших яхтах — пожалуйста. А все остальные суда — на прикол.
Получили права на жизнь и небольшие прогулочные теплоходы, весельные шлюпы морской школы, небольшие катера спасательной службы и береговой охраны Дом Кашалота — как раз на берегу водохранилища. Он вырос на реке, у воды, радовался рукотворному «морю», гонял в свое время на отцовской «казанке» с подвесным мотором «Вихрь».
Теперь у Кашалота — яхта. Небольшая, с косым белым парусом, с маленькой каютой и тесной палубой. Но для его бригады или для прогулок с женщиной в самый раз. На яхте Кашалот катается либо со своими парнями, либо берет кого-либо из девиц, по настроению. Но чаще других на палубе и в каюте «Виктории» оказывается Надежда.
Мосол и Колорадский Жук на яхте катаются с удовольствием, а Рыло воду не любит, боится ее.
Особенно с тех пор, как замочили они в прямом смысле слова того предпринимателя, владельца «Витязя». Поймав его у дома и задушив тут же, в машине, помчали потом к водохранилищу, отвезли на плоскодонке подальше от берега да и спустили рыбам на корм. Может быть, Рыло в тот момент и о себе подумал — и его могут вот так же в случае чего… Кашалот на все способен, это безжалостный, жестокий человек. Пьяница, развратник, наркоман. Сегодня ты ему друг, а завтра — враг. С ним ухо надо держать востро. Не дай Бог что-либо сказать поперек!..
Кашалота не только его ближайшие сподвижники опасались. За каких-то полтора года он взял власть в Заводском районе, раздавив конкурентов, разбогател, купил еще пару киосков и павильон «Пиво-воды», теперь подумывал о расширении влияния во всем городе. Как ни странно, эту мысль подал ему Мерзляков. В очередной свой визит в «Братан», после второй бутылки шампанского и десятого бутерброда с черной икрой, мент, сытно рыгнув, сказал Кашалоту.
— Ты распространяйся, шеф. Центр пора уже к рукам прибирать, Юго-Запад. Там одна барахолка чего стоит. Знаешь, какие бабки твои корефаны на барахолке имеют?.. Не знаешь. А я тебе скажу: о-очень большие А центральный рынок возьми — у черных, что за прилавками, деньги несчитаны. Или тот же авторынок в Северном.
Золотое дно… Разворачивайся, пока я у власти, помочь могу. Найдем нужных людей и среди наших. Ментам тоже жить надо. Зарплату и нам перестали платить. А перед хорошими бабками никто не устоит. Только намекни. Зеленый свет тебе и на рынках, и у «комков» откроем. У меня везде надежные люди есть.