Сентябрьская луна - О'Бэньон Констанс. Страница 4

Но Джек так глубоко задумался, что даже не расслышал его слов.

– Я помню, она уехала совершенно внезапно, это было лет пять назад. Сегин Монтес не пожелал ничего объяснять, он вообще не хотел говорить о дочери. Поэтому – ясное дело! – пошли сплетни. Вот тогда кое-кто и решил, что она умерла. А Камилла Монтес была настоящей красавицей. И такая славная девчушка! Всегда приветлива, всегда с улыбкой… Ну, Пит, если это и в самом деле она, тогда, я полагаю, война между Кингстонами и Монтесами вспыхнет с новой силой. Не сойти мне с этого места!

– Но почему? Ведь старики-то уже в могиле.

– Да потому, что было время, когда Хантер Кингстон с ума сходил по Камилле! А потом… Не знаю уж, что там у них вышло, но только Хантер разозлился, как сто чертей. Да, если леди в карете – Камилла Монтес, скоро этим двоим в Техасе станет слишком тесно…

Камилла стряхнула тонкий налет пыли с подола своего черного платья и откинулась на спинку сиденья. Густая черная вуаль, скрывавшая ее лицо, почти не спасала от пыли, поднимаемой лошадьми. Она уже успела забыть, какие неровные здесь дороги, а дилижанс, направлявшийся на запад, не пропускал, казалось, ни единого ухаба.

Ей страшно хотелось открыть окно, но она знала, что от этого пыли в карете стало бы еще больше. Вытащив из ридикюля белый, отделанный кружевом носовой платок, Камилла смочила его розовой водой и поднесла к лицу.

Внезапно чувство одиночества охватило ее с новой силой и проникло в самую глубину души. Камилла закрыла глаза. В этом дилижансе она ехала вот уже четыре недели и с самого начала путешествия почти не могла спать, а пища на постоялых дворах была такая скверная, что и ела она очень мало.

Камилла возвращалась домой, потому что умер ее отец! Никто из близких не ждал ее в Сан-Рафаэле, некому было даже встретить ее – кроме людей, работавших на ранчо Валье дель Корасон. «Но зато кое-кто совсем не обрадуется моему приезду, – думала Камилла. – Интересно, попытаются ли Хантер Кингстон и его отец снова избавиться от меня?» По крайней мере, ее приезд не должен стать для них сюрпризом. Хантер несомненно ждет ее возвращения после смерти отца.

Рассеянно проводя пальцами по переплету книги, лежавшей у нее на коленях, Камилла чувствовала себя отстраненной от окружающего мира, словно отделенной от него невидимым барьером, за которым начиналась страна грез. «Что ж, траур пришелся как нельзя кстати, – думала она. – Разве я не была мертва последние пять лет?»

Она принялась изучать мужчину и женщину, сидевших напротив. Они ехали вместе вот уже несколько дней, но, очевидно, ее черное платье и вуаль не располагали к общему разговору, и Камилла была этому рада. Мужчина был ей незнаком. Одевался он как подобало джентльмену, но ей не понравились его манеры, а взгляд казался каким-то скользким и в то же время прилипчивым. К тому же он сильно потел и поминутно вытирал лицо носовым платком.

Камилла перевела взгляд на женщину, сидевшую рядом с мистером Уоткинсом. Нелли Трэйверз она когда-то знала – но, Боже, как она изменилась за последние пять лет! Камилле было известно, что Нелли – дочь бедного фермера, который обрабатывал свою землю в одиночку. После смерти родителей она переехала в Сан-Рафаэль и стала работать в салуне. Нелли было около сорока, но на вид – лет на десять больше, а ярко размалеванное лицо и вызывающий наряд делали ее жалкой и просто смешной.

Вздохнув, Камилла протянула руку к птичьей клетке, стоявшей рядом с нею, и тихонько провела пальцами по гладкому крылу сокола. Ей очень не хотелось снова надевать на голову Цезарю глухой кожаный колпачок, но делать было нечего: он мог стать слишком беспокойным.

Она вспомнила, как четыре года назад, гуляя как-то утром в саду своей тетушки, подобрала подбитого птенца и решила попытаться его выходить. Она наложила на сломанное крыло самодельный лубок, кормила птицу с руки и позволяла скакать по своей комнате, хотя это и доставляло определенные неудобства. Камилла собиралась отпустить сокола на волю, как только он окрепнет, – и вот настал день, когда она сняла лубок с крыла Цезаря. Сокол взмыл ввысь, но вскоре прилетел обратно. Сколько ни пыталась, она так и не смогла заставить его улететь: после каждого полета он всякий раз возвращался к ней.

Камилла была в растерянности, и тогда тетя Пруди познакомила ее с Луи Дюпре, другом семьи, который владел искусством дрессировать хищных птиц для охоты. Луи был не только хорош собой, но и щедро наделен чисто французским обаянием. За те несколько месяцев, что понадобились для обучения Цезаря, Луи и Камилла стали близкими друзьями. Он даже сделал ей предложение, но она со смехом отказалась, уверяя, что женитьба лишь разрушит их прекрасную дружбу.

Как бы то ни было, дрессировка увенчалась успехом: с хозяйкой Цезарь был кроток, как голубь, и беспрекословно слушался ее. Но когда на голове у него не было колпачка, сокол не подпускал к себе никого другого – даже Луи, который помог обучить его.

Внезапно Цезарь беспокойно заворочался и захлопал крыльями: ему не нравилось сидеть в клетке, он привык летать где вздумается. Камилла поспешно надела на него колпачок.

– Как мне надоело тащиться в этой карете! – заговорил Рой Уоткинс. – Самый примитивный способ передвижения.

– Если ничего непредвиденного не случится, мы будем в Сан-Рафаэле уже завтра к вечеру, – заметила Нелли. – Хотя, если поблизости бродят апачи, можем и вообще не добраться до места назначения, – добавила она, радуясь возможности попугать человека с Востока.

– Неужели нам следует опасаться за нашу жизнь?! – в притворном ужасе осведомился мистер Уоткинс, явно не приняв ее слова всерьез: он давно уже привык к шуткам техасцев.

Нелли откинулась на спинку сиденья и бросила на него пронизывающий взгляд.

– Когда проживете с мое в Техасе, мистер Уоткинс, вы научитесь относиться к индейцам с уважением. И учтите: апачи – самые злобные среди индейцев и самые коварные. Они нападают, когда их меньше всего ждешь. Хотя, конечно, индейцы не так свирепы, как команчерос.

Камилла закрыла глаза и невольно улыбнулась: за пять лет ее отсутствия в Техасе мало что изменилось. Техасцы по-прежнему обожали до смерти пугать приезжих с Востока. Ритмичный перестук лошадиных копыт и покачивание экипажа вскоре убаюкали ее.

Нелли пристально взглянула на женщину в черном, в который раз спрашивая себя, кто бы это мог быть. За все время путешествия они ни разу не обмолвились ни словечком, пока таинственная попутчица не предложила ей свою помощь. Казалось, она хочет, чтобы ее оставили в покое, и Нелли относилась к ее желанию с уважением. Она и не ожидала, что эта леди захочет общаться с нею: так называемые «порядочные женщины» всегда ее избегали.

Нелли с опаской покосилась на злобную птицу, и по спине у нее пробежала дрожь. Потом она вновь перевела взгляд на загадочную пассажирку. Интересно, кого эта женщина недавно похоронила? Похоже, ее горе так велико, что она решила отгородиться от окружающих.

Взгляд Нелли упал на руки незнакомки, и она заметила, что на безымянном пальце у нее нет кольца. Крепко сцепленные на коленях руки были изящными и ухоженными; Нелли поняла, что эта женщина гораздо моложе, чем ей показалось вначале. Все-таки кто же она такая? И почему едет через весь Техас в полном одиночестве?

Нелли снова бросила взгляд на птицу в клетке и поежилась, представив себе, что могут сотворить с человеком эти острые когти. Зачем могло понадобиться юной леди содержать такое злобное существо?

Внезапно экипаж остановился, и Камилла очнулась от дремы. Дождавшись, когда Нелли покинула карету, она подхватила клетку с Цезарем и позволила вознице помочь ей спуститься на землю.

– Здесь у нас привал, миссис Кастельо. Будьте готовы, мы отправляемся на рассвете, – сказал Пит.

Камилла в ответ лишь кивнула головой и быстро прошла в станционный домик. Товарищи по путешествию проводили ее взглядами, а потом последовали за нею внутрь.

Толстые стены постройки были сложены из саманного кирпича, и внутри царила прохлада. Камилла со вздохом подумала, что хорошо бы снять вуаль, но не решилась.