Тайна Спящей Охотницы (СИ) - Смирнов Сергей Анатольевич. Страница 77

— Правда, определение «великий» стояло при другом слове, — скромно уточнил Вольф, — по суть верна. Принц всё понял без перевода, глядя на тебя, дорогой внук.

— Да я, вообще, пофигист. Мне, вообще, по фигу! — разозлился Кит…

Тут-то наблюдательный принц и всунул ему в руку концы проводов, тянувшихся к полюсам шара.

Кит взялся за них, не успев остыть. И все произошло в один миг. Бронзовые «оливки» вспыхнули и распались искорками.

— Двумя врагами меньше, — удовлетворенно кивнул Вольф. — Они даже ничего не успели почувствовать.

Зато Кит успел почувствовать — будто из него вынули все внутренности, а на их место стали заливать тяжелый ледяной свинец.

— Лучше бы не говорили, — пробормотал Кит, сглатывая тошноту.

А Вольф шумно и очень часто захлопал в ладоши. Но это были не аплодисменты внуку, одним махом — даже без всякого маха! — уничтожившего два сторожевых геоскафа… Просто он отвлекал его от всяких угрызений совести.

— Время! Время! У нас его с гулькин нос! — покрикивал он. — Аннушка, готовься. Пока князя Георгия отвлекли вспышки, ныряй. Включаю защиту! Открываю шлюз!

Было мановение руки фокусника. Никаких старинных кнопок и рычагов!

И по чудодейственному мановению руки фокусника в стене стала раскрывать большая — в человеческий рост — диафрагма.

— Никаких кнопок! — с гордостью заметил Вольф. — Фотоэлементы. У вас позаимствовал технологию дистанционного управления.

Открылось окно прямо в ад. Магма слепила и жгла подземным огнем — густым, вязким, плавленым, текучим, напоминающим поверхность Солнца… Если только не думать, что это была преисподняя.

— Пока, братишка!

Анна подошла к Киту. Такого его, ослепленного адской магмой, она воздушно обняла, жгуче поцеловала в щеку.

— Увидимся у тебя.

— Будь, как дома, — тупо пробормотал Кит.

— Еще как буду! — задорно пообещала-пригрозила сестренка.

А потом она легко разбежалась, оторвалась от земли… то есть от пола рубки управления — и чудесной ласточкой, несгораемым стрижом, раскинув руки, вошла в пике — прямо в магму! И пропала в ослепительном огне!

— Красота! — восхитился Вольф. — Теперь твой выход, внук!

Когда Кит, отвернувшись от пекла, прослезился и справился с ослеплением, он увидел перед собой всплывший из-под пола постамент с… чем?! Со знакомым до боли дивайсом!

— Заводи пластинку сам, — была команда. — Ты уже умеешь.

Пластинка напомнила Киту о белке в колесе. Смириться, что ли, с ролью белки?

Принц Александр шагнул к соратнику по войне-борьбе со вселенским Злом, как всегда властно и крепко приобнял, дохнул в ноздри Кита ароматом бескрайних, завоеванных им в будущем прошлом просторов, пожелал помощи языческих богов — Зевса и почему-то Гермеса.

Кит заметил краем взора, как дедушка Вольф снисходительно поморщился.

— Ставь пластинку. Нашего времени — уже совсем на донышке.

Кит поставил. Завел. Опустил иглу. Ту самую. Типа, волшебную. Выкованную одноногим прапрадедом… Все сделал без чувств, как отстойный киборг старой модели.

— А вот теперь Ангела-хранителя в дорожку — сказал дедушка Вольф. — С Богом! Хоть и не крещеный ты…

Обнимать внука и целовать его, отправляя далеко — в его родное неведомое, — он, как истинный немец, даже не собирался. Только перекрестил — на дорожку. Движение его могущественной руки, увиденное Никитой уже из тормозящего времени, было очень плавным, весомым, поистине торжественным — по-настоящему священным. Кит вдруг впервые в жизни подумал, что крестное знамение, оберегающее человеческую душу во Вселенной, таким и должно быть — грозно входящим в реальность не из времени, а из Вечности.

Он даже сказал «спасибо» деду. Но, наверно, поздно.

— Рад тебя видеть.

— Я тоже.

Кит огляделся. Пижонский, аристократический кабинет князя Георгия, он же капитанская каюта «Лебедя», выглядел безупречно. Все дорогие и изысканные штучки-дрючки — настольные бронзовые часы с императором Наполеоном при сабле и его конем под ним, бивень любимого мамонта и все такое — были на месте. Даже модель «Лебедя» в огромной стеклянной колбе — сверкала новизной.

— Как новенький, — заценил Кит.

— Кто бы знал, что маркшейдер Вольф раскается и станет нашим союзником, — признательно заметил князь Георгий.

Однако же князь сказал о дедушке Вольфе так, будто собственноручно проводил его вербовку. Сам он в своем новеньком мундире и немыслимой адмиральской фуражке с кокардой в виде лебедя, грациозно раскинувшего крылья, выглядел так, как и полагалось выглядеть славному адмиралу при Трафальгаре, Саламине, Синопе и прочих великих морских сражениях в Истории Человечества.

— Ага, — искренне согласился Кит.

— Он сказал, что удастся отправить тебя, минуя сороковые годы. Самую большую войну… При случае выскажи ему мое признание за вооружение. О таком я даже не мечтал.

— Дед знает, что делать.

— Кто?!

Кит спохватился. И ужаснулся.

— Мороз… — нашелся он. — Он же как Дед Мороз. Вот подарил тебе новенький геоскаф. На Новый Год.

Князь уже заводил пластинку на своем экземпляре граммофона времени. И от удивления весь замедлился, будто уже поддался трансформациям времени.

— Подарок соответствует перспективам нового, одна тысяча восемнадцатого года от Рождества Христова, — аристократически высокомерно, но все же искренне признал он. — По крайней мере, компенсирует… Мне нечем ответить. Признаю.

Старая пластинка завертелась.

— Будь осторожен, Никита, — предупредил князь. — Эта ведьма идет по твоему следу. Но теперь у меня есть вооружение.

— Она — человек! — не сдержался Кит. — У нее есть душа. И она… она тоже будет на нашей стороне.

— Милые сказки моей доброй сестрёнки, — величественно, как памятник великому полководцу, усмехнулся князь Георгий и опустил иглу. — С Богом, соратник! Я тебя прикрою.

Из замедленного времени Кит мог вглядываться в замиравшего по ту сторону реки времени князя, смотреть в его благородные глаза и с острой болью осознавать — вот перед ним стоит друг, готовый отдать за него жизнь, соратник, брат девчонки, которую он, Кит… да-да-да! И одновременно — в эту эпоху — главный враг! Личный враг. Практически кровник! Удивительная штука — жизнь!

Тьма! Дикий холод, мгновенно пробирающий до костей! Запах кислой, гниющей древесины, керосина и мазута.

Добро пожаловать в черную полынью восемнадцатого года!.. Свалить бы, выплыть отсюда поскорее.

— Слава Богу! Кит, заводи пластинку. Я тебя прикрою.

Голос княжны Лизы. Рядом. Во тьме. Но такой голос, от которого мерзнет не позвоночник, а само сердце.

— Лиза… — Взрываешься весь от одного имени. — Здравствуй хоть…

— Здравствуй, Киток!

Ничего себе, придумала нежности!

Порывистое, во тьме прошлого, пожатие руки, порывистый чмок в щеку… Дуновение уже родного старинного парфюма — какая-то княжеская, нежненькая роза-мимоза… Первая в жизни Кита вспышка ностальгии, которую он даже не заметил… Нет, надо здесь задержаться — растопить всю эту чертову тьму, растопить весь этот холод. Он же может, он на всё способен!

— Лиз…

— Милый! — Такое слово, а родной голос такой тревожный и нетерпеливый. — Не стой столбом! Скорее заводи и убирайся отсюда! Они же выслеживают тебя. Они наверняка видели свечение контура. Сейчас, наверно, попрут на нас.

Такое дурацкое слово в устах княжны — «попрут».

— Кто попрёт? Да я их всех…

Пока она говорила, Кит сориентировался в обстановке, хотя еще не успел привыкнуть к мраку и не видел ни зги.

Здесь, несомненно, был тот самый сарай на той самой почерневшей от былых времен даче, где их с князем уже один раз позорно накрыли. Не могли найти места побезопасней!.. Значит, не могли — технология не позволяла: анфилада времени проходила через те же точки прибытия.

Ночь… Зимняя ночь — возможно и наверняка как раз после того яркого зимнего дня… та самая ночь, когда его собирались утопить в черной полынье… только чуть позже чудесного спасения… после того, как его коммуникатор чудесным образом помог им с князем удрать с Софийской набережной в Москве… Секундой позже.