Закон успеха - Хилл Наполеон. Страница 29

Работая в «Стар», я получил урок, который определил всю мою последующую жизнь. Я установил, что можно заработать гораздо больше денег, размещая рекламу в газе­тах, чем давая в них статьи. Реклама — вот что дает зерно для помола.

Продолжая подыскивать рекламу для «Стар», я заключил договор с продавцом устриц из южного Джерси, что при­несло три тысячи наличными, и владелец выдал мне поло­вину. Никогда в жизни я не видел столько денег. Только подумайте! Пятнадцать сотен долларов — на четверть боль­ше, чем я заработал за два года в школе плюс все другие заработки.

Сберег ли я эти деньги или хотя бы часть их? Ничего подобного. Зачем? С их помощью можно сделать счастли­вее жену, сына, мать и сестру. И сделать это гораздо легче, чем заработать деньги.

Не лучше ли было отложить эти деньги на черный день?

Моя работа в Бриджтоне привлекла внимание Сэма Хад-сона, нью-джерсийского корреспондента «Филадельфия Ри-корд». Это был образец газетчика, для которого величайшее удовольствие — помогать другим.

Сэм сказал, что мне пора перебираться в большой город. Он считал, что во мне есть что-то такое, что позволяет рас­считывать на успех. И пообещал найти мне работу в Фила­дельфии. Свое обещание он выполнил, и я вместе с женой переехал в Джермантаун. Мне поручили отдел рекламы в еженедельнике — «Джермантаунской газете».

Вначале я зарабатывал меньше, чем в Бриджтоне, потому что пришлось отказаться от статей. В этой газете для отдела новостей писали другие корреспонденты. Но вскоре я уже зарабатывал на четверть больше. Чтобы разместить рекламу, газете пришлось втрое увеличить объем, и каждый раз я получал значительное повышение зарплаты.

Вдобавок мне поручили раздел «общественные новости» в воскресном издании «Филадельфия Пресс». Брэдфорд Меррилл, редактор этой газеты — теперь он крупный нью-йоркский деятель издательского бизнеса, — отдал мне боль­шую территорию. Поэтому все вечера недели, кроме суб­ботних, я был занят. Платили мне пять долларов за колон­ку; в среднем каждое воскресенье у меня получалось семь колонок, что давало тридцать пять дополнительных долла­ров каждую неделю.

У меня появилась возможность тратить больше денег, и я ею воспользовался. Никакого представления о семейном бюджете у меня не было. Я пустил все на самотек. У меня не было времени — вернее, я считал, что нет времени, — чтобы следить за расходами.

Год спустя меня пригласили в рекламный отдел «Фи­ладельфия Пресс» — это большая возможность для моло­дого человека, и я прошел замечательную школу под ру­ководством Уильяма Л. Маклина, который теперь явля­ется владельцем филадельфийского «Вечернего бюллете­ня». Работу по сбору общественных новостей я сохранил за собой, так что доход мой был почти тот же, что в Джермантауне.

Но вскоре моя работа привлекал внимание Джеймса Эль-версона— старшего, издателя газеты «Субботние ночи и зо­лотые дни», который только что приобрел «Филадельфия Инкуайрер». Мне предложили руководство отделом рекла­мы этой газеты, и я принял предложение.

Это значало большое увеличение дохода. А очень скоро счастливо выросло и мое семейство — родилась дочь. И тут я оказался способен сделать то, к чему стремился с рождения сына. Я собрал под одной крышей всю семью: жену, двух детей, мать и сестру. Наконец я смог освободить мать от всех забот и обязанностей, и до конца жизни она была от них свободна. Она умерла восьмидесяти одного года, через двад­цать пять лет после смерти отца. Никогда не забуду ее последних обращенных ко мне слов: «Ты с самого рождения никогда не причинял мне неприятностей, и будь я английс­кой королевой, ты не смог бы дать мне больше, чем дал».

В это время я зарабатывал вчетверо больше отца, кото­рый был инспектором школ в моем родном городе Филлис-бурге, штат Нью-Джерси.

Однако все деньги исчезали у меня из кармана, как ухо­дит вода в сток. С каждым увеличением заработка увеличи­вались и расходы: я полагаю, что такова же привычка боль­шинства. Не было причин расходовать больше, чем зараба­тываю, однако я именно так и поступал. Постепенно по­явились долги, и с этого времени я никогда не был свобо­ден от них. Впрочем, долги меня не тревожили: я считал, что в любое время могу их вернуть. Мне и в голову не приходило — пришло только двадцать пять лет спустя, — что долги не только принесут мне тревоги и несчастья, но из-за них я потеряю друзей и доверие.

Но должен себя за одно качество похвалить: я до конца насладился своим большим пороком — тратил деньги так же быстро, как зарабатывал, и иногда даже быстрее, но ни­когда не избегал работы. Всегда старался находить новые занятия и всегда находил их. Очень мало времени проводил с семьей, но каждый вечер обедал дома и играл с детьми, пока они не ложились спать. А потом возвращался в каби­нет и снова работал.

Так проходили годы. Родилась еще одна дочь. Вскоре мне захотелось, чтобы у дочерей были пони и коляска, а у сына верховая лошадь. Потом я решил, что нужна упряжка, чтобы выезжать с семьей в открытой коляске. Все это я купил. Вместо одной лошади и линейки, ну, еще, может быть тройки, чего нам вполне хватило бы, я завел целую конюшню со всем, что к ней полагается. Это обошлось мне почти в четверть годового дохода.

Затем я увлекся гольфом. Мне шел сорок первый год. Игрой я занялся так же, как работой: вложил в нее всю душу. И научился играть очень хорошо. Со мной играли сын и старшая дочь и тоже научились хорошо играть.

Младшей дочери необходимо было проводить зиму на юге, а лето в Адирондаке; вместо того чтобы отправить с ней только мать, я решил, что сын и другая дочь поедут с ними. Все было организовано. Каждую зиму они уезжали в Пайнхерст, Северная Каролина, а лето проводили на доро­гих курортах в Адирондаке или в Нью-Гэмпшире.

Все это требовало больших денег. Сын и старшая дочь тоже увлеклись гольфом и тратили на него много денег. Мы вносили плату и участвовали в соревнованиях в Нью-Йорке. Втроем мы выиграли около восьмидесяти призов, которые сейчас сданы на хранение. Однажды я сел и под­считал, во что мне обошлись эти призы. И обнаружил, что каждый трофей стоил 250 долларов, а в целом сорок пять тысяч долларов за пятнадцать лет, или около трех тысяч ежегодно. Нелепо, верно?

Дома я устраивал роскошные приемы. Жители города считали меня миллионером. Часто я приглашал группу биз­несменов днем поиграть в клубе в гольф, а потом пообедать у меня. Их устроил бы простой обед, но нет, я должен был подавать деликатесы, изготовленные знаменитым поваром. Такие обеды никогда не обходились меньше десяти долла­ров за блюдо, без учета оплаты музыкантов, которые игра­ли во время обеда. Ко мне домой приходил негритянский квартет. В нашей столовой помещалось двадцать человек, и она всегда была заполнена.

Все шло хорошо, я рад был гостям. Можно даже сказать, что я был счастлив. И никогда не задумывался, как быстро у меня растут долги. Но настал день, когда долги начали меня тревожить. Я так много гостей развлекал в гольф-клубе, платил за еду, за сигары, платил служителям, что счет составил четыреста пятьдесят долларов. Это привлекло внимание директоров клуба; они все были мои добрые дру­зья и беспокоились о моем благополучии. Они сказали мне, что я слишком много трачу, и посоветовали проверить свои расходы.

Это на меня подействовало. Я призадумался и расстался с лошадьми и коляской — большая жертва, конечно. Отка­зался от загородного дома и снова переехал в город; но в Монтклере ни один счет я не оставил неоплаченным. Мне пришлось занимать деньги, чтобы оплатить эти счета. И хотя всем было известно о моих затруднениях, мне легко было найти деньги.

Вот еще две подробности о моих «бурных сороковых».

Я не только поспешно и безрассудно тратил деньги, но и легко давал их взаймы. Расчищая дома письменный стол перед переездом в город, я обнаружил пакет с расписками на общую сумму свыше сорока тысяч долларов. Я давал деньги всем, кто ко мне обращался. Все расписки я порвал; но понимал, что если бы у меня были эти деньги, то я не был бы должен ни доллара.