Полегче на поворотах (сборник) - Гилберт Майкл. Страница 40

Теперь он занялся бумагами 1920 года. Договор был переплетен в виде книги, написанной вручную на пергаменте изящным, но безликим каллиграфическим почерком. Боун внимательно исследовал последний лист. Джон Коу и Фремлингхауз следили через его плечо.

– Здесь все достаточно хорошо заметно, – сказал Боун. – Последний лист был вшит дополнительно и прикреплен к обложке клейкой лентой.

– Господи, – всплеснул руками Фремлингхаус, – Это же надо! Не помню, чтобы я когда-нибудь их так внимательно разглядывал – по крайней мере не с такой точки зрения. Ведь вполне обычное дело, что листы скрепляют клейкой лентой. Вы полагаете, что лист кто-то добавил… или подменил?

– Совершенно верно, – подтвердил Боун.

– Изумительно, – Джон показал пальцем на раздел, описывающий недвижимость. – Так все просто: «Ранее известная под названием Лонглиф Фарм, а ныне уже несколько лет под названием Стэнкомб Фарм в графстве Кент.»

Фремлингхаус просмотрел все три договора с профессиональным интересом, граничившим с восхищением.

– В первых двух договорах вообще нет планов, – заметил он.

– Нет. Только список отдельных составных частей, их расположения и обычные нудные описания; «Все эти отдельные участки, пахотные земли, пастбища и водные угодья, вместе с жилыми и хозяйственными постройками, и т. д., и т. п.» Я удивляюсь, как им не надоело все это выписывать – ведь все равно никто не читает.

– Видимо, это пережиток тех времен, – заметил Фремлингхаус, – когда налог за сделки с недвижимостью платили с площади. Как видно, этот человек просто воспользовался последними строками договора – вот здесь – чтобы добавить слова: «Как изображено на прилагаемом плане.» И приложил собственный план. Подождите минутку. Он соответствует описанию?

– Общая площадь примерно такая же, – сказал Боун, – В старых договорах размеры приведены в десятичной системе. Он перевел в ярды, чтобы это соответствовало его участку.

– Здорово! Великолепно! – не выдержал Фремлингхаус.

– Послушайте, Фремлингхаус, – заметил мистер Мэнифолд, – мне кажется, мы платим вам как раз за то, чтобы вы нас защищали от подобных вещей.

– Ни один специалист не сможет защитить вас от умышленного подлога, огрызнулся адвокат. – На первый взгляд этот договор переводит права собственности Стэнкомб Фарм на Эзекиеля Джедда. Договор оформлен по всем правилам и явно безупречен с правовой стороны. Вот вам ещё один безупречный договор, которые переводит то же имущество с Эзекиеля Джедда на Абеля Хорнимана. Кто может требовать большего?

Мистеру Мэнифолду пришла новая мысль.

– А как же наш оценщик? Если Стэнкомб Фарм не существует, то что же он оценивал? Или его заключение тоже подделано?

– Как я вижу, вы недооценили всю изящность замысла, – заметил Боун. Когда оценщик отправился в Кент на осмотр недвижимости, он разумеется вошел в контакт с владельцем – назначил с ним встречу и так далее.

– Разумеется.

– А владельцем Стэнкомб Фарм – о котором сегодня мы знаем, что это порождение его собственной буйной фантазии – был Абель Хорниман. Я полагаю, что Абель встретил вашего оценщика с машиной и лично провез того по своим владениям. Потому он и включил в поддельный договор не вымышленный план, но план Крокэм Корта. Все было очень тщательно продумано.

В глазах мистера Мэнифолда мелькнул проблеск надежды. Он указал на последний договор.

– Если это действительно план Крокэм Корта, – заявил он, – то мы же можем настаивать на том, что наша ссуда распространяется на этот объект – как бы он не именовался в договоре.

– Конечно можете, – признал Боун. – Но только проку вам от этого не будет. Та ферма уже заложена в Народном земледельческом банке.

– Почему вы этого не обнаружили, Фремлингхаус? – взорвался мистер Мэнифолд. Мысль, что не на кого свалить вину, была для него непереносима. Не заглянули в земельные кадастры? Наверняка провели только формальную проверку.

– Конечно, я провел проверку, – буркнул Фремлингхаус, – и обнаружил запись о закладной Абеля Хорнимана на Крокэм Корт. Это нас не касалось. У нас он взял кредит под Стэнкомб Фарм. Конечно, правда, что в действительности это был Крокэм Корт, но мне откуда знать?

Мистер Мэнифолд издал что-то вроде: – Ха! – и принялся терзать чистый лист промокашки.

– Послушайте, – вмешался Боун. – Пожалуй, все не так плохо, как кажется. Полагаю, у вас есть все шансы вернуть деньги.

Зазвонил телефон. Мистер Мэнифолд его игнорировал, пока не лопнуло терпение, но наконец весьма неохотно поднял трубку.

– Что? Кто? Ага, минутку. – Прикрыв трубку, обратился к Генри. – Вас вызывает Скотланд-Ярд, – сообщил он. – Старший инспектор Хейзелридж требует, чтоб вы немедленно прибыли.

– Скажите, я уже иду, – сказал Боун.

Когда они с Джоном уходили, мистер Мэнифолд и Фремлингхаус взирали друг на друга в предчувствии самого худшего.

III

– Простите, что я так срочно вас вызвал, – сказал Хейзелридж, – но дело сильно продвинулось вперед и я хотел бы слышать, что у вас нового.

Боун рассказал.

– Как просто! – воскликнул Хейзелридж. – Десять тысяч фунтов за один-единственный исписанный лист пергамента! Но все великие подлоги всегда выглядели очень просто!

– Сомневаюсь, – заметил Боун, – что кто-либо, кроме столь опытного специалиста по сделкам с недвижимостью, каким был Абель, и ко всему ещё на его месте, сумел бы столь гладко все проделать. Что если бы оценщик был местным жителем и знал ферму? Все тут же лопнуло бы. Наверняка Абель знал, что Фермерская лига пользуется услугами лондонского оценщика. Возможно, Абель был знаком с ним лично. Тогда все было ещё легче.

– Одно я не могу понять, – признался Хейзелридж, – По вашему, основы для подлога Абель заложил уже в 1938 году. Он что, уже тогда знал, что у него грудная жаба?

– Ну нет, – покачал головой Боун. – Зато он знал, что у него кончились деньги. Лучше всего в этом методе была его обратимость. Пока он регулярно платил проценты, ничего не могло случиться. А если вдруг появилась бы возможность выплатить долг, ипотеку можно было ликвидировать. Тогда он получил бы документы назад и мог их даже сжечь. А Фермерская лига, вернув свои деньги, тоже ни о чем бы не спрашивала. Точно как если бы посыльный присвоил бы пакет с деньгами, надеясь, что на следующей неделе выиграет в тотализатор и все вернет.

– Все они одинаковы, – согласился Хейзелридж. – Ну, по крайней мере эта часть происшедшего теперь ясна. Благодаря вашим усилиям, – великодушно добавил он. – Все было так: Смоллбон узнал про Стэнкомб Фарм и что-то – мы никогда уже не узнаем, что, – возбудило у него подозрения, что Стэнкомб Фарм никогда не существовал. Семнадцатого февраля-то есть в пятницу – он съездил туда, чтобы убедиться. Мы не придали значения одной его реплике, которую передала нам хозяйка квартиры: «Если найду то, что ищу, начнутся большие дела.» Этот жалкий человечишка уже нюхом чуял запах грязного белья, может быть воображал себя свидетелем на громком процессе. И он видимо нашел то, что искал – или, точнее, не нашел, что одно и то же. Вечером вернулся домой, а на следующий день.

– Да, – кивнул Боун. – Как же он провел следующие две недели?

– Первую – на распродаже фарфора и керамики в Линн Реджис. Мы только что получили эту информацию. Нет никаких сомнений, опознание несомненное. Он не скрывался, в отеле записался под собственным именем.

– А в перерывах между прицениванием к фальшивым вазам династии Минь и сомнительным кельтским лошадкам думал о том, как из скандала с Хорниманом выжать максимальную пользу.

– Да уж. Полагаю, он тогда написал как минимум два письма, видимо адресовав их Бобу Хорниману. Тогда он мог уже знать, что у Абеля дела плохи. Возможно, не хотел, чтоб того это добило, прежде чем предстанет перед судом. Примерно так он скорее всего рассуждал. В первом письме, видимо, привел факты, которые сумел установить, и спрашивал, что намерена фирма предпринять, и собирается ли она вернуть деньги (сам прекрасно знал, что не сможет). Но если бы и вернула, он считал своей обязанностью поставить в известность полицию – со ссылкой на параграфы о подлоге – и довести дело до суда. Боб обдумал все и написал ему, чтобы пришел в контору в субботу 27 февраля. И что он все разъяснит.