Несущий огонь (ЛП) - Корнуэлл Бернард. Страница 57

Я вернулся в зал, спрыгнул с помоста и быстро повернулся, услышав справа рычание, но это оказалась всего-навсего сука под столом, защищающая щенков. Теперь это мои щенки, подумал я и вспомнил те дни, когда охотился в холмах за бухтой. Внезапно прошлое развернулось передо мной так явственно, что я услышал, как по залу прокатывается эхом отцовский голос. И не важно, что массивные балки теперь находились в два раза выше, чем при нем, да и сам зал был длиннее и шире. Это Беббанбург! Мой дом!

— Возьми нормальное копье, вошь паршивая, — рявкнул мне отец в тот последний раз, когда мы вместе охотились на кабана.

Его новая жена Гита, моя мачеха, возразила, что взрослое копье слишком тяжело для девятилетнего мальчишки.

— Тогда пусть его растерзает кабан, — ответил отец, — сделает всему миру одолжение, избавив нас от этой воши.

Дядя засмеялся. Я услышал в его смехе зависть и ненависть, и теперь, почти вечность спустя, я пришел, чтобы исправить то, что натворил дядя.

Я прошел через большую дверь, выходящую на море, на пятачке перед ней выстроились мои воины. Мы захватили вершину Беббанбурга, но это еще не значило, что крепость в наших руках. Нам предстояло очистить скалу от врагов, которые собирались внизу. Сразу под нами, вниз по лестнице, куда сбежали женщины и дети, находилась широкая каменная площадка, на ней валялись головешки, надо думать, от сгоревшего амбара, главный дом накрывал ее тенью. Дальше стояли другие амбары или дома, некоторые с обугленными стенами, а воины моего кузена, теперь уже в кольчугах и со щитами, толпились в переулках.

Я понял, что совершил ошибку. Я решил, что захвачу главный дом на вершине Беббанбурга, и людям кузена придется атаковать вверх по крутому склону и умереть под нашими мечами. Но враги собирались в переулках и не показывали желания лезть в драку. Они ждали, что атакуем мы, и я вдруг понял, что если кузен обладает хотя бы разумом блохи, он позволил бы нам овладеть вершиной, а сам тем временем захватил бы Морские ворота, впустив отряд Этельхельма. Нам нужно оттеснить воинов кузена, победить их и вышвырнуть из Беббанбурга, прежде чем он догадается об открывшейся возможности, а единственный способ этого добиться — спуститься вниз, к кучке мелких строений, и перебить противника. А я до сих пор не знал, сколько человек у кузена, хотя понимал, что чем скорее мы начнем убивать, тем скорее я снова назову Беббанбург домом.

— Утред! — крикнул я сыну. — Останешься здесь с двадцатью воинами. И присматривай за тылом! Остальные — за мной!

Я побежал вниз, по ступенькам главной дороги, и она привела к сожженному амбару.

— Стройтесь в стену из щитов! — крикнул я у подножья лестницы. — В стену! Финан! Налево!

С обеих сторон из проулков на нас взирали враги. Еще сбитые с толку. Они не ожидали, что этим летним вечером придется сражаться, а человеку нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о возможной смерти. Я видел, как они встревожены. Они не выкрикивали оскорбления, не атаковали, а просто ждали за щитами. Я не хотел давать им время.

— Вперед!

Ведь что увидели люди моего кузена? Они увидели уверенных воинов. Теперь они знают, что явились те, кого они так боялись, угроза, что много лет висела над Беббанбургом. Они увидели воинов, готовых драться, и наслышаны о наших победах. Во всей Британии мало таких закаленных в сражениях воинских отрядов, как мой, мало кто обладает такой грозной репутацией, мало кого так боятся. Иногда я называю своих воинов волчьей стаей, и защитники крепости, собравшиеся в переулках, страшились, что дикие волки вот-вот их перегрызут.

Но все же кое в чем эти испуганные люди ошиблись. Мы не были уверены, мы находились в отчаянном положении. Мои воины не хуже меня знали, что сегодня главное — скорость. Битва должна закончиться быстро, а иначе враг раздавит нас числом, хотя пока что противник был слишком сбит с толку, чтобы понять происходящее. Мы выживем, если поторопимся, и умрем, если промедлим, так что мы наступали с пылом, похожим на уверенность.

Я повел людей в правый переулок. Было бы достаточно стены из щитов шириной в три человека, чтобы его перекрыть, но вместо этого враг отступил. Свитун, по-прежнему в ярком одеянии епископа и в шлеме с конским хвостом, шел справа от меня с тяжелым копьем в руке, и с силой ткнул им в отступающего воина. Другой попытался отклонить копье щитом, но подставил не центр, а край, и от удара Свитуна щит отклонился в сторону. Я вонзил Вздох Змея в образовавшуюся щель и провернул клинок, вспоровший живот, а когда воин скрючился в агонии, треснул врага железной кромкой щита по затылку, и тот упал.

Свитун уже наседал на следующего, а я пнул своего противника и выдернул Вздох Змея из липкой плоти. Внезапный удар по моему щиту оказался так силён, что верхний край врезался в стальную стрелку шлема, защищающую мой нос. Я вернул щит на место, увидел нацеленное мне в глаза копьё, отшатнулся, избегая удара, ткнул Вздохом Змея в копьеносца, прошипевшего ругательство, и краем глаза заметил движение слева. Копьеносец отбил щитом мой выпад, и тут я увидел огромного воина в помятом шлеме, замахивающегося топором над моей головой. Наверное, тот же топор, что повредил мой щит, а этот здоровенный ублюдок держал оружие двумя руками, так что мне пришлось поднять щит, прикрывая голову, и открыться для удара копьеносца снизу, но тот потерял равновесие, и я понадеялся, что кольчуга остановит удар копьём вполсилы.

Повинуясь чутью, я шагнул под удар топора, оттолкнул верзилу плечом к стене слева и одновременно ткнул копьеносца Вздохом Змея. Надо было взять Осиное Жало — в таком бою длинным клинком не размахнуться. Копьеносец отступил, удар топора пришёлся на мой щит, но гигант выпустил из рук оружие и попытался вырвать у меня щит.

— Убей его! — взревел он. — Убей его!

Я рванул Вздох Змея обратно. Мне удалось найти щель, чтобы направить острие пониже живота противника, и я надавил на рукоять. Я ощутил, как острие прорвало кольчугу, проткнуло кожу, скользнуло в плоть и задело кость. Рёв прекратился, враг задохнулся от боли, но всё ещё цеплялся за мой щит, понимая, что пока он его держит, я уязвим для ударов его соратников.

Копьеносец ткнул меня в бедро, но боль испарилась, когда Свитун с проклятьями насадил врага на своё копьё, c такой силой вонзив оружие в грудь, что того отбросило. Я же толкал и проворачивал Вздох Змея, и внезапно великан перестал сопротивляться — Видарр с Беорнотом, норвежец и сакс, всегда сражавшиеся бок о бок, с криком протиснулись мимо меня. Видарр взывал к Тору, Беорнот — к Христу, и оба обрушили мечи на врага. На меня плеснуло кровью, здоровяк рухнул, и казалось, его кровь залила всю улицу. У противоположной стены глотал ртом воздух и молил о пощаде копьеносец, на которого набросились другие волки из моей стаи. Они не знали жалости, и остальные враги бежали прочь.

— Ты ранен, господин? — спросил Беорнот.

— Нет! Наступаем дальше!

Гигант, получивший уже по меньшей мере три раны, до сих пор пытался подняться, его лицо исказили боль и ненависть. Беорнот прикончил его, перерезав мечом глотку, и меня ещё сильнее залило кровью. Датчанин Ульфар, сломавший свой меч, нагнулся и поднял топор.

— Не останавливайтесь! — рявкнул я. — Продолжайте! Не давайте им передышки!

Переулок перешел в пустырь, с одной стороны которого расположились конюшни, а с другой — крепостная стена, обращенная к морю. Стена высокая, наверху тянулась широкая боевая площадка из крепкого дуба, где стояла дюжина воинов кузена. Казалось, они не понимают, что делать, хотя трое метнули в нас копья, от которых мы с легкостью уклонились, оружие лишь звякнуло о камни.

Враги из правого переулка бросились куда-то на юг, чтобы присоединиться к защитникам Верхних ворот, позади скопища амбаров, складов и домов. Я уже собирался приказать своим воинам атаковать эти строения и оттеснить их защитников к Верхним воротам, зная, что мы можем добраться до грозных ворот по боевой площадке вдоль стены, но не успел я открыть рот, как Финан выкрикнул предупреждение, и я увидел, что многие из выживших в скоротечной схватке в переулках, человек тридцать или сорок, бегут на север — к Морским воротам.