Виват, Сатана! - де Сайн Али. Страница 53

Сатана на мгновение умолк, потом он продолжил:

— А знаешь, отец, почему этот конфликт произошел?

— Почему же?

— Потому что ты изначально считал меня ничем. Ничтожеством, тупицей. Ты считал, что ребенок глуп, не знает жизни и ничего в ней не смыслит. Поэтому нужно его направить на путь истинный и научить жить. Что ж, может быть, огромного ума и жизненного опыта у ребенка нет, но зато у него есть чувства. Ты не можешь запретить ребенку чувствовать и желать, как не можешь ты запретить ему дышать. Без воздуха человек погибает, погибнет он и без души. Твоя ошибка заключалась в том, что ты не считался с тем, что было. Ты хотел просто вложить что-то в ребенка, как в пустой сосуд, забыв, что у него уже есть содержание, с которым надо считаться. И поэтому ты делал то, что причиняло мне такую боль.

— Я не знаю, что сказать.

— Лучше ничего не говори, отец. За последние годы я слышал тебя достаточно. Но хотя бы признай, чего ты меня лишил.

— Чего?

Сатана взревел:

— Чего?! Жизни! Мне хотелось жизни! Мне нужна была жизнь! А ты держал меня в своей треклятой крепости! Как же я это ненавижу!

— Прости, сынок.

— Прости?! Нет, этого мало! Всей своей жизнью ты заплатил мне за причиненные обиды. Все, начиная от твоего рождения, было спланировано. Все твои несчастья — все предрешено. Я отправлял тебя на ужасные задания и заставлял нести зло людям. И ты клял добро, славил меня и нес в миры боль и страдания. И все это делал ты, не я.

Теперь Антихрист все понял. Он закричал:

— Да как ты мог!

Сатана продолжал:

— А Виктория? Кто мешал вам любить друг друга? Кто? Я! Я, Сатана, делал так, что когда ты любил ее, она презирала тебя, а когда любила она, отворачивался ты!

Антихрист был в бешенстве. Он раскраснелся и, глядя в пламя над полом, закричал еще громче:

— Скотина! Как ты мог!

— А как мог ты лишать меня общества друзей, когда я так любил общение?!

— Демиен, да ты хоть понимаешь, что ты натворил? Из-за того, что я не разрешил тебе общаться там с какими-то друзьями и шлюхами и рисовать, ты стал Сатаной и сделал несчастными миллиарды людей! Ты принес в миры войны, разлад, болезни, смерть только из-за того, что я не дал тебе рисовать! Демиен!

Сатана тоже кричал:

— Теперь ты понимаешь, что значили для меня общение, шлюхи и рисование?! Ты понимаешь?! Ты понимаешь, чем были для меня мои картины?

Антихрист кричал:

— Но миры, в которые ты принес боль и смерть…

Сатана прервал его, взревев:

— Мир это заслужил!

Антихрист весь дрожал от гнева и негодования. Он поднялся с кресла и машинально скинул черную мантию, характеризующую его как приспешника Сатаны. Дрожащей рукой он ослабил хватку воротника и открыл шею. Стил вдруг почувствовал, что задыхается. В глазах его застыли отчаянные слезы гнева и разочарования. Нетвердыми словами, вылетающими как-то быстро и незаметно, он почти прошептал:

— Я мог пережить то, что стал подонком и убийцей, я мог стерпеть, когда меня отвергала любимая женщина, я мог простить предательство, я мог победить сильнейшего врага, но пытка, что устроил ты мне сейчас — самая ужасная. Это невыносимо. Выходит, я породил отродье, которое из-за своих мелочных желаний готово заставить страдать все человечество. И не пытайся оправдаться. Этому нет оправданий.

Сатана возразил:

— Но разве ты не хотел, чтобы я стал великим правителем и бесстрашным воином? Я вижу, ты оправдал бы меня, если бы я нес зло, захватывая планеты и убивая других правителей. Нет, отец, тебе не осудить меня, потому что ты сам погряз в пороке и зле.

Антихрист сказал:

— Моя жизнь… Как так случилось? Ведь ты сопровождал меня с детства, с той ночи, когда пришел, но потом родился Демиен — ты же… Я не понимаю.

— Все просто. Дело в том, что у тебя была первая твоя жизнь, настоящая, которую ты не помнишь. Она была совсем не такая. В той жизни ты встретил Викторию, и вы полюбили друг друга. И родился я. И вы не позволяли мне выходить из дому. А потом маги учинили все это. Я убежал и спрятался в сосуд для темных духов. Теперь же я делаю так, что ты тысячи раз проходишь по одному и тому же порочному кругу. Рождаешься, встречаешь меня, продаешь мне душу, становишься Антихристом, влюбляешься в Викторию, убиваешь множество людей и сеешь зло по моим приказаниям, потом как будто рождаюсь я, ты меня мучаешь, а потом узнаешь о том, как я тебе отплатил. И умираешь. А потом все заново.

— Нет! — закричал Антихрист. Впервые в жизни ему было страшно. — Ты чудовище… — прошептал он.

— О, да, темные духи сделали из меня чудовище! — охотно согласился Сатана.

Воцарилось молчание. Антихрист медленно сел в свое кресло за стол. Его губы побледнели, лицо застыло без какого-либо определенного выражения, лишь темные глаза со слезами, готовыми покатиться по щекам, смотрели вдаль, куда-то сквозь пламя. Правда была слишком ужасной, слишком несправедливой. Антихрист делал последние попытки поверить в то, что это не так. Он сказал без какого-либо выражения:

— Но великая и чистая любовь не могла породить такое отродье, Сатану, исчадие Ада…

— Она и не породила. Я стал Сатаной из-за того, что опека родителей перешла все границы и стала невыносимой. Кстати, погубить меня и очистить миры от зла может только ваша любовь, ибо ее сила огромна. Но я никогда не допущу, чтобы вы одновременно любили друг друга. Слышишь? Не допущу!

Помолчав, Сатана спросил:

— Что ты хочешь сказать мне на прощанье? Перед тем, как умрешь?

Антихрист взглянул в пламя с последней надеждой:

— Демиен, сынок, скажи мне, что это темные духи заставляют тебя вершить зло. Скажи, и я все прощу. Я пойму…

Но Сатана ответил:

— Нет, отец, это я отныне повелеваю всеми злыми духами, а не они мною, так что все, что я с тобой сделал, я сделал по собственной воле.

Антихрист вздрогнул, как будто бы невидимая рука нанесла удар, боль от которого стрелой пронзила тело. Сквозь побелевшие сжатые губы он сказал спокойно, но это спокойствие было страшнее тысячи криков и угроз:

— Тогда я проклинаю тебя. Будь проклят и несчастен. Более я не Антихрист, я отрекаюсь от тебя и проклинаю.

И Стил замолчал. Он почти умер. Огонь исчез, бросив на прощанье:

— Виктория уже в Аду. Скоро вы с ней там встретитесь, и ты поведаешь ей историю своей жизни, которую перед этим проживешь заново.

До самого взрыва древней магической цитадели, сотрясшего всю Вселенную, Стил сидел за столом, положив на него руки и устремив застывший взор далеко-далеко. Бледные губы были крепко сжаты, ни одна слеза так и не упала из полных горя бездонных глаз.

А в это время по цитадели шествовала темная тень. Она отворила дверь в комнату Демиена и проскользнула туда. Открыла ящик с рисунками, и ветерок разбросал их по полу. Из тени на один из рисунков упала горячая капля, и он тут же вспыхнул. Через мгновение на полу осталась лишь горстка пепла. Потом капля упала на другой рисунок, и его постигла та же участь. Картины, написанные рукой талантливейшего художника, сгорели от ядовитых горючих капель все до единой.

Облетев комнату, тень покинула ее.

И вскоре Стил умер, ибо цитадель разорвал ужасной силы взрыв. В последнюю секунду жизни в голове Стила быстрее мысли пронесся вопрос:

— А кто же Бог?

Последний штрих нанесен. Картина завершена. Сказано последнее слово, разбит последний осколок сердца. Не судите, да не судимы будете.