Большая коллекция рассказов - Джером Клапка Джером. Страница 21

Потихоньку, со всевозможными предосторожностями, мы вытащили из-под себя скатерть; Джордж ловко набросил ее на голову пса, который испуганно завизжал и, поджав хвост, бросился к двери, таща за собою скатерть, впрочем, тут же, посреди комнаты, и свалившуюся с него. С не свойственным для него проворством Джордж на своих «неуклюжих бревнах» подоспел к двери раньше бульдога, отворил ее и, прижавшись за нею к стене, стал выжидать, когда выбежит наш «трусливый враг». Лишь только последний исчез в сенях по направлению к кухне, мой товарищ поспешно вернулся в комнату, тщательно запер за собою дверь и помог мне спуститься с неудобного седалища; у меня так затекли ноги, что я едва владел ими.

Утром, за завтраком, мы вежливо попросили наших хозяев не пускать в другой раз к нам в комнату своего свирепого пса, который чуть не отгрыз у нас ноги.

– Господь с вами, молодые люди! – вскричала хозяйка, всплеснув руками, – Неужели вы испугались нашего старого Бобика? Да ведь ему около двадцати лет, он полуслепой, и у него не осталось ни одного зуба. Мы кормим его супом, кашей и вообще чем помягче. А вы побоялись, что он у вас отгрызет ноги!.. Как же это вы не разглядели, что он уж полукалека? Мы бережем его, чтобы его самого кто не обидел. Вас же мы знаем как добрых молодых людей, поэтому и позволили ему полежать в комнате до вашего прихода… Он, наверное, просил приласкать его, разделяя наше хорошее мнение о вас. Он привык, чтобы наши знакомые ласкали его, бедного старичка.

Ах, как мы с Джорджем осрамились! Собака ласкалась к нам, ожидая взаимности, а мы приняли ее за чудовище и целых полтора часа разыгрывали из себя таких дураков, что нам потом долго было совестно даже вспоминать об этом.

Хорошо еще, что пес не был злопамятен, и когда мы, встретившись с ним в тот же день, позвали его к себе, чтобы вознаградить за ночное недоразумение, он доверчиво пришел и лизнул наши сапоги.

С тех пор он сделался нашим любимцем; мы всячески ласкали и холили его. Расставаясь с ним по окончании вакаций, мы ревели, как настоящие ребята, и нам казалось, что из подслеповатых глаз старого Бобика также текут слезы. Впрочем, впоследствии мне не раз приходилось убеждаться, что собаки, да и некоторые другие животные, привязанные к людям (только не кошки; те иначе выражают свое огорчение), плачут совершенно так же, как мы.

Расскажу еще историю о другом бульдоге, который оказался совсем иного нрава.

Как-то раз мой дядя был в гостях у одного приятеля, который подарил ему молодого бульдога, но предупредил при этом, что песик хотя и «славный», но еще не воспитан. Дядя был совершенно несведущ в воспитании бульдогов; он думал, что это дело простое, поэтому взял бульдога и привел к себе домой.

Час спустя после водворения бульдога в дом дяди к нему в комнату вбежала взволнованная жена, сопровождаемая по пятам новым членом «семейства», всем своим видом выражавшим высшую степень самодовольства.

– Ну, уж и добыл пса! – вскричала тетушка, с негодованием показывая на своего спутника. – Худшего злодея не мог достать?

– Как… злодея?! – изумился дядя. – Это один из лучших молодых бульдогов во всем городе. Производители его в прошлом году получили первую награду на выставке и…

– Очень может быть, что его производители были псы, достойные всяких наград, уважения, почестей, но сам-то он ничего подобного не заслуживает, – возразила тетушка. – Знаешь, что он уже успел натворить, пробыв всего один час в нашем мирном доме?

– Нет… А что именно?

– А то, что он для первого дебюта загрыз любимого кота нашей соседки по правую сторону, бедной мистрис Сленгер… Она прибежала ко мне вся в слезах и еле могла выговорить, что случилось, – пояснила тетушка взволнованным голосом.

– Гм? – промычал дядя, смущенно перебирая бумаги на столе. – Это, действительно, очень прискорбный случай… и совершенно неожиданный… Надо как-нибудь утешить бедную миссис Сленгер… Конечно, ужасно лишиться любимого существа, да еще при таких условиях… Пойди и утешь ее…

– Пойди сам! – огрызнулась тетушка, – Чем ты ее утешишь? Сумеешь разве воскресить загрызенного этим разбойником кота? Если ты такой чудодей, то ступай и утешай, – язвила она, отирая со лба пот, выступивший от сильного волнения.

– Так что же нам теперь делать? – недоумевал дядя.

– Нужно скорее отдать назад этого кровожадного пса, пока он не загрыз саму миссис Сленгер, или же хорошенько вымуштровать его, чтобы он вел себя как следует, – не задумываясь отбарабанила тетушка.

Дядя слишком был занят делами своей службы и не мог немедленно приняться за «муштровку» собаки, поэтому он пока ограничился тем, что велел домашним не выпускать ее со двора.

Но, привыкшая у своего первого хозяина гулять перед домом, она то и дело неизвестными путями пробиралась туда и была грозою всей улицы.

Бульдог, в сущности, не был злонравным (потом, при ближайшей разборке дела, оказалось, что и кота соседки он загрыз только потому, что тот сам чересчур уж нахально дразнил его), а только слишком прямолинейно и усердно исполнял то, что считал своей обязанностью.

Собственно говоря, он не имел ясного представления о своих правах, о своем долге и о своей ответственности. По всей видимости, он был убежден, что его держат для того, чтобы он не пропускал в дом ни одной живой души, а если она каким-нибудь чудом и ухитрится проникнуть туда наперекор ему, то не выпускать ее обратно.

Дядя с тетей жили с нами в одном доме, и я каждый день бывал у них. Как они сами, так и двое их сыновей очень любили животных вообще, а собак в особенности. Любил их и я, и вот мы с двоюродными братьями посвящали часть нашего свободного времени на то, чтобы внушить бульдогу те правила приличного поведения, которых он еще не знал вследствие недостатка правильного воспитания в первой молодости. Но все наши старания были тщетны. Его прямолинейность и строгая совестливость не допускали никаких компромиссов, и он с прежним рвением продолжал исполнять то, что признавал своим долгом.

На наших постоянных поставщиков хлеба, молочных продуктов, мяса, зелени и прочего бульдог в несколько дней нагнал такого страху, что они боялись проходить мимо него, и, по уговору с нами, бросали что было можно через низенькую зеленую изгородь прямо в наш палисадник; а чего было нельзя препровождать к нам таким путем, за этим приходилось ходить служанке или кому-нибудь из нас, подростков.

Благодаря этим новым порядкам наши матери, хлопоча по хозяйству, частенько говорили нам:

– Сбегай-ка, сынок, в палисадник, посмотри, не валяется ли там где-нибудь мясо на жаркое… да кстати, загляни под розовый куст: кажется, мальчик из бакалейной лавки давеча бросил туда пакет с черносливом.

Мы бежали и всегда находили в палисаднике под кустами и деревьями или на цветочных клумбах не только то, что велено было искать, но и кое-что другое, не предусмотренное матерями.

Однажды вышел преинтересный инцидент с паяльщиками. Нужно вам сказать, что когда у нас посылают в мастерскую с просьбой прислать оттуда кого-нибудь на дом, то обыкновенно приходит сначала один мастер с предупреждением, что сейчас придет другой, потом приходит этот другой и заявляет, что он, при всем желании, не может сделать, что нужно, так как занят, по горло занят; тогда появляется третий и, осведомившись, были ли первые двое, приступает к делу.

Когда приходили один за другим трое паяльщиков, наш бульдог был занят обращением в бегство почтальона и двух прачек, но подоспел обратно на свой пост как раз к тому времени, когда паяльщики выходили все вместе. Оказалось, что третий забыл прихватить с собой олова и теперь шел за ним, почему и присоединился к первым двум.

Убедившись, что в дом проникло целых трое «чужих» без его ведома, пес был страшно огорчен этим обстоятельством и твердо решил исправить свою оплошность. Чуть не целых три часа держал он злополучных паяльщиков в осаде, не выпуская их из ворот, но и не позволяя им вернуться в дом, где они могли бы найти другой выход или помощь. Так как он не лаял, а только рычал и показывал свои страшные зубы, то в доме никто ничего не слыхал. Паяльщики хотя и кричали, чтобы кто-нибудь вышел их освободить, но в доме думали, что эти люди ссорятся между собою на улице, и не обращали на них внимания. Время было утреннее, то есть самое хлопотливое, и каждый был углублен в свое дело. Мы же, дети, были в школе, иначе, конечно, скорее взрослых заинтересовались бы случившимся.