Вторая книжка праздных мыслей праздного человека - Джером Клапка Джером. Страница 22
И девочки правы: между ними почти нельзя встретить такую, которая смущалась бы до потери чувства собственного достоинства. Говорят, есть такие, но я лично таких не встречал. Присмотревшись к женщинам, я понял, что их совершенно напрасно называют робкими и застенчивыми. Они только умеют казаться такими, умышленно заставляя себя краснеть, принимать смущенный вид, опускать глазки и т. п. Мы же, наоборот, за исключением больных робостью, стараемся разыгрывать из себя таких решительных, смелых и предприимчивых молодцов, какими зачастую внутренне вовсе не бываем, и только вводим в обман тех женщин, которые поклоняются истинному мужеству, видя в нем верную опору себе.
Впрочем, по совести сказать, женщины в «опорах» очень мало нуждаются. Скорее они сами могут служить нам опорами. Посмотрите, как самоуверенно держит себя девочка-подросток и как она распоряжается своим двадцатилетним братом-верзилой, который в сравнении с ней выглядит жалким и растерянным. А как входит женщина в переполненную публикой концертную или театральную залу! Нисколько не стесняясь, она пробирается между рядами, задевая сидящих чем попало и по чему попало по рукам, по плечам, по голове, по лицу – не все ли ей равно? Она ведь дама, и ей все позволено. И с какие виноватым, смущенно извиняющимся видом следует за ней муж, стараясь пройти так, чтобы никого не задеть.
Главенствующая роль женщины в любви, начиная первого зажигательного взгляда и кончая последним днем медового месяца, слишком хорошо всем известна, чтобы останавливаться на ней. Да это и не входит содержание настоящего очерка, посвященного только робости.
X
О грудных младенцах
С ними я отлично знаком. Сам когда-то был таким младенцем, и притом настолько маленьким, что все то что на меня надевалось и во что меня завертывали, было для меня и велико и широко; я так и тонул в длиннейших обертках, которые, как смутно еще помню, мне всячески мешали. Впрочем, быть может, мне только воображается, что я помню это.
Но как бы там ни было, я решительно не могу понять, зачем нужно навертывать на младенцев такую уйму разных тряпок. Неужели родители стыдятся крохотности и «непредставительности» своих новорожденных отпрысков и стараются возместить эти «недостатки» длиной и шириной их одежды? Раз как-то я спросил об этом одну кормилицу, и она ответила мне: «Ах, сэр, да это уж так принято». Когда же я стал добиваться более точного разъяснения, она довольно ядовито бросила мне: «Знать, у вас самих не было деточек, поэтому вы так и спрашиваете. Заведите себе, сэр, малюток, вот и узнаете, почему их так одевают».
После такой отповеди я уж больше не решался добиваться причины поражавшего меня обычая, поэтому так и остался в полном неведении. В самом деле, к чему это нужно так много навертывать даже на грудных младенцев? Ведь, кажется, довольно хлопот с одеваниями и раздеваниями тех младенцев, которые уже на ногах; так нет, понадобилось еще мучить и только что явившихся на свет существ, все свое время проводящих в лежачем положении! Утром будят и ворочают их, чтобы сменить ночную рубашечку на дневную, днем несколько раз тревожат ради разных действительно необходимых смен, а на ночь – опять переодевание в ночную рубашку. За чистотой, конечно, нужно следить, но специальное белье для дня и ночи мне кажется совершенно излишним для младенцев, спящих чуть не круглые сутки, тем более, что это белье для них делается одинаковой и притом непомерной длины и ширины. Впрочем, помня отповедь кормилицы, не буду об этом больше распространяться и ограничусь замечанием, что не мешало бы хоть чем-нибудь отличить младенцев-мальчиков от младенцев-девочек. Думаю, что в этом не было бы ничего обидного для этих юных граждан и гражданок.
Полагаю также – и многие, вероятно, будут согласны со мной, – что при современной манере одевать не только грудных младенцев, но уже и подрастающих маленьких детей нет никакой возможности определить их пол: ни по одежде, ни по волосам, ни по голосу, ни по манерам. Чтобы определить их пол, нужно строить догадки, которые в этих случаях, по какому-то необъяснимому закону природы, большей частью бывают невпопад. И с каким негодованием или насмешливым презрением смотрят на нас окружающие ребенка, когда вы, полагаясь на безошибочность вашей догадки, принимаете девочку за мальчика, а мальчика – за девочку! Ваша ошибка родителями и родственниками ребенка принимается чуть не за личное оскорбление всему семейству.
Предупреждаю вас, не вздумайте только, чтобы выйти из затруднения, представляемого необходимостью угадать пол ребенка, отнестись к этому ребенку, как к существу среднего рода. Много есть способов, посредством которых вы можете покрыть себя стыдом и позором. Перерезав, например, целую семью и выбросив тела убитых в общественный колодец, вы навлечете на себя вражду всех их ближайших соседей. Ограбление церкви тоже сильно уронит вас, в особенности в глазах местного духовенства и прихожан. Но если вам вздумалось бы испытать всю полноту гнева и ненависти, на которую только способны люди, то попробуйте отнестись в присутствии молодой матери к ее ребенку, как к существу бесполому, не употребляя личных местоимений ни «он» ни «она».
Чтобы не навлекать на себя неприятностей и заслужить расположение родителей младенца, вам лучше всего обращаться к нему с эпитетом «ангелочек». Для разнообразия вы можете называть этого «ангелочка» «милушкой» и «прелестью». Но «ангелочек» все-таки принесет вам больше пользы в смысле благорасположения к вам его отца и матери.
Потом не забудьте сказать, что носик «ангелочка» совсем такой же, как у его отца. Это почему-то особенно льстит родителям. Вначале они засмеются и скажут: «Ах, нет, это вам только так кажется!» Но это вас не должно смущать. Притворитесь возбужденным их «несправедливым» возражением и продолжайте стоять на своем, призывая на помощь всю силу вашего красноречия и логики, не упуская при этом пощекотать «ангелочка» под подбородком, посмешнее посюсюкать пред ним и вообще проделать несколько обычных в этих случаях экспериментов. Такими маневрами вы совсем очаруете счастливых родителей, да и сами не особенно пострадаете в своем правдолюбии, потому что отчего же едва намеченному носику младенца не быть похожим, между прочим, и на нос своего отца?
Не пренебрегайте моими доброжелательными советами, мой неопытный в этих делах молодой друг. Настанет время, когда вы, находясь в виду группы прелестных молодых дам, конвоируемых папашей, мамашей, дедушкой и бабушкой, будете рады разыграть пред ними «обожателя маленьких детей». Это производит известное трогательное впечатление и вызывает внимание и доверие.
Для холостяков приглашение «посмотреть нашего беби» обыкновенно является своего рода испытанием. Холодная дрожь пробегает у холостяка по спине, когда он слышит эти роковые слова; много нужно ему усилия воли, чтобы заставить себя сладко улыбнуться и выразить восторженную готовность и радость познакомиться с беби. Может быть, мать и знает, что при этом происходит в душе холостого приятеля мужа, и нарочно подвергает его такой пытке, чтобы отучить от дома.
Начинается неизбежная церемония. Нажимается пуговка электрического или воздушного звонка. На звонок прибегает лакей или горничная и отряжается к кормилице с приказанием принести беби. Это является сигналом для того, чтобы все присутствующие дамы начали обстоятельную беседу об ожидаемом новом члене семьи, а вы, предоставленный в эту минуту самому себе, напряженно придумываете какой-нибудь благовидный предлог поспешно откланяться дамам и уйти. Взглянув с озабоченным видом на часы, вы начинаете свой подходец стереотипной фразой: «Ах, уж так поздно! А я еще должен поспеть…» Но договорить вам не удается, потому что отворяется дверь и в нее входит высокая, дородная женщина, пышущая здоровьем, но с неестественно надутым лицом и строгим взглядом. Женщина несет что-то похожее на огромный сверток шелка, батиста и кружев. Вы инстинктивно чувствуете, что в этом именно свертке и скрыт устрашающий вас предмет, и понимаете, что опоздали устроить себе «почетное отступление».