Друзья и возлюбленные - Джером Клапка Джером. Страница 14

Улица вдоль глухой стены

С Эджуэр-роуд я повернул на улицу, ведущую на запад, – ее атмосфера чем-то привлекла меня. Здесь дома скромно и тихо стояли в глубине садиков. Ничем не примечательные названия были нанесены на беленых столбах ворот. Угасающего дневного света как раз хватало, чтобы прочитать их – «Вилла “Ракитник”», «Кедры». И трехэтажный «Кернгорм» с пристроенной сверху чудно́й башенкой под конической крышей, похожей на ведьмину шляпу. Впечатление усилилось, когда в двух оконцах под самым парапетом вдруг вспыхнул свет и они приобрели сходство с парой злобных глаз.

Улица повернула направо и вывела на открытое пространство, через которое проходил канал под низким арочным мостом. Поблизости виднелись все те же тихие дома в глубине садиков, и я некоторое время смотрел, как фонарщик, зажигающий фонари, высвечивает берег канала, который чуть выше моста превращался в озеро с островком посередине. После этого я, видно, обошел круг, так как позднее обнаружил, что вновь стою на том же месте, хотя по пути не встретил и десяти человек. Наконец я стал искать обратную дорогу до Паддингтона.

Мне казалось, я иду в ту сторону, откуда пришел, но, наверное, тусклый свет обманул меня. Впрочем, это не имело значения. Они скрывали тайну, эти безмолвные улочки с приглушенными шагами за плотно задернутыми шторами и шепотом за хлипкими стенами. Порой смех вырывался из окон и так же быстро умолкал, один раз я внезапно услышал детский плач.

На этой короткой улице стоящие попарно дома с одной общей стеной были обращены к высокой глухой стене, и я, проходя мимо, заметил, как в одном из окон приподнялись жалюзи, а за ними показалось женское лицо. Газовый фонарь, единственный на всей улице, стоял почти точно напротив окна. Поначалу лицо показалось мне девичьим, но, присмотревшись, я понял, что оно может принадлежать и пожилой женщине. Определить истинный возраст этого лица было невозможно: в холодном, голубоватом свете газа оно казалось бесцветным.

Удивительнее всего на этом лице были глаза. Может, потому, что только они отражали свет, они выглядели неестественно огромными и сияющими. А может, в остальном лицо было настолько маленьким и тонким, что по сравнению с его чертами глаза смотрелись непропорционально большими. Наверное, меня заметили, потому что жалюзи опустились, и я прошел мимо.

По неизвестной причине это событие запомнилось мне: внезапный подъем жалюзи, словно подъем занавеса в маленьком театре, показавшаяся на заднем плане скудно обставленная комната и женщина, которую я видел будто освещенной огнями рампы. И столь же внезапное падение занавеса еще до начала спектакля. На углу улицы я обернулся: жалюзи вновь поднялись, и я увидел тонкий девичий силуэт на фоне боковых окон эркера.

В тот же миг меня чуть не сбил с ног какой-то человек. Он был не виноват: я остановился слишком резко, не дав ему возможности обойти меня. Мы оба извинились, браня темноту. Может, мне померещилось, но незнакомец, вместо того чтобы пойти своей дорогой, повернулся и последовал за мной. На следующем углу я круто обернулся, но не заметил ни тени преследователя, а спустя некоторое время наконец добрался до Эджуэр-роуд.

Раз или два в минуты праздности я искал ту улицу, но тщетно, и вскоре подробности той прогулки изгладились бы из моей памяти, но однажды вечером, направляясь в сторону дома от Паддингтона, на Хэрроу-роуд я увидел ту самую женщину. Не узнать ее было невозможно. Она чуть не задела меня, выходя из рыбной лавки, и я опомнился, лишь когда обнаружил, что следую за ней. На этот раз я отмечал каждый поворот, и уже через пять минут мы вышли на ту самую улицу. Мне наверняка случалось сотни раз проходить в нескольких шагах от нее. На углу я отстал. Не заметив этого, женщина двинулась дальше, а у самого дома из тени за фонарем выступил незнакомец и присоединился к ней.

В тот вечер мне предстояло побывать на одной холостяцкой вечеринке, и после ужина, поскольку недавние события еще были свежи в памяти, я заговорил о них. Как завязался этот разговор, точно не помню, но кажется, мы перешли к нему от Метерлинка. Внезапный подъем жалюзи впечатался в мою память. Как будто я, по ошибке вломившись в пустой театр, мельком увидел эпизод тайной драмы. Потом разговор переменился, а когда я уже собрался уходить, один из гостей спросил, в какую мне сторону. Я ответил, и, поскольку вечер выдался славный, этот гость предложил пройтись вместе. На тихой Харли-стрит он признался, что не просто хотел подольше побыть в моей компании.

– Любопытно, но как раз сегодня мне вдруг впервые за почти одиннадцать лет вспомнился один случай, – сказал он. – И тут вдруг вы с описанием лица незнакомки. Вот я и подумал, не о той ли женщине речь.

– Ее глаза – вот что меня поразило, – отозвался я.

– Вот и я помню главным образом ее глаза, – подхватил он. – Вы узнаете ту улицу, если вновь увидите ее?

Некоторое время наша прогулка продолжалась в молчании.

– Вы, наверное, удивитесь, – сказал я, – но мне не дает покоя мысль о том, что мое появление могло ей навредить. А о каком случае вспомнили вы?

– Вам совершенно не в чем себя винить, – заверил меня спутник. – Если это та самая женщина, я был ее адвокатом. Как она была одета?

Причин задавать подобный вопрос я не видел. Нельзя же, в самом деле, ожидать, что за одиннадцать лет она не сменила одежду.

– Я не заметил. Кажется, в какую-то блузку… – И вдруг я вспомнил: – А ведь и вправду было кое-что необычное, что-то похожее на бархатную ленту на шее, только слишком широкую.

– Так я и думал, – отозвался он. – Да, это наверняка она.

У Мэрилебон-роуд наши пути разошлись.

– Если можно, я хотел бы повидаться с вами завтра днем, – сказал мой спутник. – Мы могли бы прогуляться вместе.

Он зашел за мной в половине шестого. На ту улицу мы вышли к тому моменту, когда одинокий газовый фонарь уже был зажжен. Я указал своему спутнику тот дом, он подошел ближе и нашел номер.

– Все верно, – вернувшись ко мне, сказал он. – Сегодня утром я узнал, что шесть недель назад ее освободили досрочно.

Он взял меня под руку.

– Ждать бесполезно. Сегодня жалюзи не поднимут. А это умно – выбрать дом как раз напротив фонаря.

В тот вечер у него была назначена встреча, но потом он рассказал мне эту историю во всех подробностях – точнее, все, что тогда знал.

Это случилось в те времена, когда пригороды с домами в окружении садов только начали появляться. Одной из первых стала застраиваться Финчли-роуд. Строительные работы еще продолжались, одна из улиц, Лейлхем-Гарденс, состояла всего из полудюжины домов, из которых заселен был всего один. Улица находилась на безлюдной окраине пригорода, заканчивалась внезапно, сразу за ней начинались поля. От резко обрывающегося конца улицы шел довольно крутой спуск к пруду на опушке небольшого леса. Единственный заселенный дом занимали молодые супруги по фамилии Хэпуорт.

Муж был привлекательным и учтивым молодым человеком, всегда гладко выбритым, неопределенных лет. Его жена казалась почти девочкой. В поведении мужа было что-то свидетельствующее о слабости характера. По крайней мере такое впечатление он произвел на жилищного агента. Мистер Хэпуорт сегодня принимал решение, а завтра вдруг менял его. Агент по фамилии Джетсон уже почти отчаялся завершить с ним сделку. Наконец миссис Хэпуорт взялась за дело сама и выбрала дом на Лейлхем-Гарденс. Молодой Хэпуорт счел недостатком этого дома его уединенность. Ему приходилось часто уезжать на несколько дней, путешествовать с деловыми целями, и он боялся, что жене станет страшно, а потому был категорически против и перестал возражать лишь после негромкого разговора с супругой. Дом был маленький, симпатичный, причудливо отделанный; миссис Хэпуорт пленилась им. Вдобавок она напомнила, что в отличие от всех других домов этот им по средствам. Если мистер Хэпуорт и приводил свои доводы, то цели они не достигли. Дом был продан на обычных условиях компании. Задаток оплатили чеком, который учли в надлежащем порядке, обеспечением дальнейших выплат служил сам дом. Адвокат компании, с согласия Хэпуорта, представлял обе стороны.