Вампиры - Аливердиев Андрей. Страница 15

Света порывисто встала.

- Мне нужно идти, а то русские друзья будут беспокоиться.

- Вы ведь не хотите?

- Но я должна...

- А хотите, я вас от них избавлю?

Курт улыбнулся всеми тридцатью двумя зубами. Света снова отметила про себя, что два из них были чуть-чуть длиннее остальных. И надо ли говорить, что это были клыки.

На секунду она оцепенела, но порывистым движением смахнула с себя наваждение.

- Постой! - попытался остановить ее Курт, но она уже не слушала.

Но все же Света не хотела расставаться так просто.

- Если вы не против, увидимся завтра в три часа по полудни возле нашего дерева.

- Конечно, я буду ждать вас, - сказал он ей вслед с приятным акцентом, подчеркивая каждое слово.

Не успела Света скрыться из вида, как Курт спиной ощутил чей-то злой пристальный взгляд. Так смотреть мог только равный ему. Курт обернулся. Перед ним стояла Рита.

- Ты что совсем свихнулся? - Рита не скрывала злости. - Зачем тебе эта русская свинья?

Она умышленно говорила слова, которые должны были напомнить Курту о его собственных убеждениях в бытность свою человеческую. Но, кажется, они с ним менялись в разные стороны.

- За что ты ее так?

- А разве неправда? Открой глаза. Ну, смазливое личико... И все!

- Ты не права.

- Еще как права! Да ты глянь объективно на этот курносый нос и брахицефалический череп! Помнишь циркули, которыми мерили головы?

- Вот уж не ожидал, что ты заговоришь о чистоте арийской расы.

Курт улыбнулся.

- Где же твои убеждения?

- Там же, где фюрер и III Рейх. Кстати, знаешь, что Гитлер, говорил про итальянцев? Есть де среди них один нормальный человек, да и тот - Муссолини.

Рита зло посмотрела на Курта, но промолчала.

Курт лукавил. Его убеждения были слишком искренними, чтобы сгинуть без следа. Но он просто полюбил. И это объясняло все.

Курт вспомнил русскую книгу, которая называлась "Тарас Бульба" и которую он прочитал когда-то в разведшколе, изучая русский язык. И что-то ему это напомнило. "Но нет, - сказал он себе. - Та война уже проиграна. Так что я - далеко не Андрий". И, как это ни странно, ему это помогло.

- Ладно, черт с ней, с девчонкой, - снова заговорила Рита. - Меня другое интересует. Зачем ты устроил весь этот балаган?

- Какой балаган?

- Он еще спрашивает! Ненюфары на подоконнике, черные кошки, летучие мыши...

Глаза Курта изумленно расширились.

- Что за бред? Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

- Никому, кроме тебя, такие глупости в голову не придут, - отрезала Рита. - Угомонись, я тебя предупреждаю. Мария узнает - она с тобой церемониться не будет.

Постепенно гости разошлись, музыка смолкла, и лишь усыпанный конфетти и серпантином пол да столы с неубранной посудой напоминали о недавнем веселье. Полиглот чувствовал знакомую опустошенность, которая всегда наступает после праздника. Именно за это он давно перестал любить Новый год, который всегда будит неясные надежды, но они никогда не сбываются: наступает день, и жизнь возвращается в прежнее русло.

Поднявшись на второй этаж, он заглянул в уютную комнату с погасшим камином и охотничьими трофеями на стенах. Все ее обстановку составлял резной книжный шкаф красного дерева, полки которого были забиты разнообразными видеокассетами, несколько кресел и диван с гнутыми ножками и низкий журнальный столик, уставленный пустыми и полными винными бутылками.

На диване, запрокинув голову, неподвижно лежал Мороз. Предчувствуя недоброе, Полиглот подошел ближе. Мороз открыл глаза и с трудом приподнялся.

К счастью, он был жив и здоров, хотя и совершенно пьян.

- Устал я, Саша, - в голосе Мороза звучали дружеские нотки. - Тяжко жить среди волков... И осознавать себя таким же...

- Но ведь не все так плохо, - попытался было успокоить его Полиглот. - В конце концов есть деньги, за которые можно купить если не все, то многое...

- Вот именно. Далеко не все. Ты еще молод и можешь не понять, но счастлив я был, пока сокращение Армии шестидесятых не выбросило меня на улицу.

- А сейчас?

- Сейчас... За последние десять лет все менялось, как в калейдоскопе. Это, выражаясь словами Дэвиса, не дает нам времени остановиться и пристально рассмотреть.

- Ты знаешь Дэвиса?

Этот вопрос вылетел непосредственно, как это бывает, когда язык опережает мысль.

Мороз усмехнулся.

- Я много чего знаю. И много чего видел. - Он сделал длинную затяжку, помолчал минуту, и продолжил. - Тяжко. Прошли и Советский строй со всеми его плюсами и минусами, и беспредел начала девяностых... Какие только фофаны и отморозки не назывались вдруг авторитетами. - Мороз задумчиво посмотрел на звездное небо. - Прошло все. И моя жизнь...

- Оставь, Дед! - Полиглот дружески хлопнул его сбоку по плечу.

- Моя жизнь прошла. Год-два. Может пять. Тебе жить...

- Да... Знаешь такое стихотворение

Наше поколение юности не знает.

Юность стала сказкой миновавших лет.

Рано в наши годы дума отравляет

Первый их размах и первой жизни цвет...

- Да. Надсон. Прошлый век. У Лермонтова тоже было "Печально я гляжу на наше поколенье..." Ты хочешь сказать, что каждое поколение думает так? Это неправда. О своем поколении я так сказать не могу. Мы и в правду были рождены, чтоб сказку сделать былью... Но не вышло... Вероятно, это идет циклически.

Мороз улыбнулся редкой открытой улыбкой.

Бархатная ночь своими убаюкивающими звуками делала веки все тяжелее и тяжелее.

- Ну ладно, Саша, - идем спать. - Завтра будет тяжелый день. Не знаю, что и делать с этим Гарри...

Дед ушел спать, и Полиглот остался один. В настоящий момент он находился во второй стадии опьянения, именуемой "действующая модель человека", когда появляется непреодолимое желание куда-то идти, кого-то искать, что-то такое делать, но отнюдь не спать. "Где там у меня спрятана волчья шкура?" - попытался было вспомнить он, но все мысли перебивал навязчивый мотив. "Сиреневый туман над нами проплывает", - в который раз прокручивалось в голове.

Вдруг он заметил, что туман не только в голове, но еще и в комнате.

- Что за черт? - пробормотал он, силясь сфокусировать взгляд.

Из открытой двери повеяло холодом и густым ароматом лаванды, и на пороге возникла странная призрачная фигура, сошедшая, казалось, со страниц знакомой ему книги: бледная темноволосая женщина с высокой прической, в длинном белом платье и с букетом ненюфаров в руках. Ее ярко-алые губы улыбались. Не отрывая от него пристального взгляда черных глаз, она подходила все ближе, и все сильнее становился дурманящий запах лаванды, от которого кружилась голова. Он наблюдал за ней, как во сне, не в силах пошевелиться.

И лишь когда она была уже совсем близко, он вдруг понял. Хмель как рукой сняло.

- Лиза!

Вскочив на ноги, он бесцеремонно сорвал с нее заколку, и ее длинные черные волосы рассыпались по плечам. Теперь это была прежняя Лиза: именно высокая прическа и яркая косметика делали ее неузнаваемой.

Полиглот рассмеялся. Лиза тоже улыбнулась.

- Мне нравится твое чувство юмора. Но неужели Олшеври читаешь? Вот уж не ожидал...

- А я похожа на неграмотную? - с оскорбленным видом спросила она, вытряхивая из пачки сигарету.

- Нет, конечно, но... - Внезапно его осенила гениальная идея, из тех, что приходят только на пьяную голову. - Лиза! Ты могла бы меня поцеловать?

Она отпрянула.

- Нет, ты не подумай чего, я не об этом... - бессвязно начал объяснять он. - Я хочу одну хохму устроить, как будто бы меня вампир укусил. Кожу-то я сам могу поцарапать, но для убедительности нужен синяк на шее. Так как? Поцелуешь?

Она посмотрела на него с каким-то странным сожалением и почти обидой.

- А если так?

И, поднявшись на цыпочки, она приникла к его губам. "Гениальная идея" была тут же забыта, как и то, что Лиза - девушка Мороза. Впрочем, Дед сегодня (редкий случай!) был уже никакой, а остальные "братки" еще хуже.