Далекое эхо - Макдермид Вэл. Страница 23

Он даже не мог решить, стоит ли предъявлять Мэкки, Керру и Малкевичу обвинение в угоне автомобиля. При том, что парни тщательно соблюдали условия своего освобождения под залог, он все-таки собрался их было привлечь, когда случайно подслушал разговор в полицейском клубе. От собеседников его заслоняла спинка дивана, но он узнал голоса Джимми Лоусона и Иэна Шоу. Шоу настаивал на том, что студентам следует предъявить все возможные обвинения. К удивлению Макленнана, Лоусон с ним не соглашался.

— Некрасиво получится, — сказал он. — Нас станут считать мелочными и мстительными. Это все равно что объявить: «За убийство мы их привлечь не можем, но все равно покажем».

— Ну и что? — агрессивно откликнулся Иэн Шоу. — Если они виноваты, пусть помучаются.

— Но может быть, они не виноваты, — настойчиво убеждал его Лоусон, — ведь наше дело — отстаивать справедливость, правда? А это значит не только ловить виноватых, но и защищать невиновных. Ладно, они соврали Макленнану насчет «лендровера». Но это не делает их убийцами.

— Если это не один из них, то кто? — с вызовом воскликнул Шоу.

— Я до сих пор уверен, что это как-то связано с этим холмом… Холлоу-Хилл. С каким-нибудь языческим ритуалом. Ты так же хорошо, как я, знаешь, что мы каждый год получаем рапорты из Тентсмьюрского лесничества — о трупах животных, похожих на жертвы какого-то ритуального убийства. И мы никогда не обращаем на них внимания, потому что это мелочь в общей картине бытия. Но что, если в каком-нибудь извращенце такое копилось годами? Ведь по времени-то близко к сатурналиям.

— К сатурналиям?

— Древние римляне праздновали зимнее солнцестояние семнадцатого декабря. Но дата была подвижной.

Шоу недоверчиво фыркнул:

— Господи, Джимми, ты всерьез занялся научной работой!

— Я только поспрашивал в библиотеке. Ты знаешь, что я хочу работать в уголовном розыске. Ну, вот и стремлюсь себя показать.

— Так ты думаешь, что Рози убил какой-то чокнутый сатанист?

— Я не знаю. Это всего лишь версия. Но мы будем выглядеть круглыми дураками, если ткнем пальцем в этих четверых студентов, а потом на Белтейн объявится еще одно жертвоприношение.

— На Белтейн? — растерянно переспросил Шоу.

— Конец апреля — начало мая. Большой языческий праздник. Так что я полагаю, нам не стоит слишком наседать на этих ребят, пока у нас не найдется улик понадежнее. В конце концов, не наткнись парни на тело Рози, «лендровер» спокойно бы вернулся на место, никто ничего бы не узнал и никому никакого ущерба. Им просто не повезло.

Они прикончили выпивку и ушли. Но слова Лоусона крепко засели в голове у Макленнана. Он был человеком справедливым и не мог не признать, что констебль во многом прав. Знай они с самого начала, что за мужчина, с которым встречалась Рози, они бы второй раз и не глянули в сторону этих четверых керколдийцев. Возможно, он так взъелся на этих студентов просто потому, что больше не на кого? Как ни коробило его от мысли, что о долге ему напомнил простой патрульный, слова Лоусона убедили Макленнана, что с обвинением против Малкевича и Мэкки лучше повременить.

По крайней мере, пока.

А тем временем он постарается проверить другие возможности. Посмотрим, не слышно ли что-либо о сатанинских обрядах у них в округе. Беда в том, что он понятия не имел, с чего здесь начать. Может быть, послать Бернсайда потолковать с местными священниками? Он мрачно усмехнулся. Это отвлечет их от рождения младенца Иисуса, наверняка.

Верд помахал рукой Алексу и Бриллу, расставаясь после смены, и направился в сторону набережной. Съежившись, он зарылся подбородком в шарф от леденящего ветра. С покупкой рождественских подарков вроде бы покончено, но ему нужно было некоторое время побыть наедине с самим собой, прежде чем окунуться в непрерывное веселье Хай-стрит.

Был отлив, так что он спустился по осклизлым ступенькам вниз с эспланады на берег. Мокрый песок, в сером свете дня похожий цветом на старую замазку, противно чмокал при ходьбе. Это так под стать его нынешнему настроению! Никогда в жизни еще ему не было так уныло на душе.

Дома все обстояло еще хуже, чем обычно. Ему пришлось рассказать отцу о своем аресте, и это признание вызвало бурю упреков и язвительных оценок его умения жить как положено хорошему сыну. С него теперь требуют отчета за каждую минуту, проведенную вне дома, как будто ему снова десять лет. А хуже всего — что у Верда не осталось моральной опоры. Он знал, что кругом неправ. Он чувствовал, что фактически заслужил отцовское презрение. И это угнетало его больше всего. Обычно он всегда утешал себя тем, что сам знает, как лучше. Но на этот раз он перешел все пределы.

Работа тоже не утешает. Нудная, монотонная, непрестижная. В свое время он превратил бы все это в отличную шутку, буйную и рискованную. Но сегодня в человеке, который с наслаждением дразнил свое начальство, заручившись поддержкой Алекса и Брилла, себя не узнал. Гибель Рози Дафф и то, что его привлекли по этому делу, заставило его осознать, что он и правда никчемный человек, каким его всегда считал отец. Очень неприятное осознание.

Дружба также не утешала. Общение с друзьями вдруг перестало быть поддержкой. Наоборот, оно лишний раз напоминало обо всех его проступках. Он никуда не мог деться от вины перед ними, ведь это он своими действиями втянул в эту историю, хотя они его не винили.

Он даже не представлял себе, как встретит очередной семестр. Пустая пластмассовая бутылка, хрустнув, выскользнула из-под ноги, когда он, дойдя до конца пляжа, стал подниматься по широким ступеням к порту. Все вокруг скользило и расползалось, как морские водоросли.

Когда небо на западе померкло, Верд повернул к магазинам. Пора притвориться, что он снова стал частью этого мира.

10

Канун нового, 1978 года. Керколди, Шотландия

В пятнадцать лет, когда им впервые удалось уговорить родителей отпустить их одних, они условились: в полночь под Новый год четверо бравых керколдийцев будут сходиться на Ратушной площади, чтобы встретить Новый год вместе. До сих пор уговор оставался в силе. Они стояли, уставившись на часы на ратуше, и, подталкивая друг друга локтями, ждали, когда часовые стрелки подберутся к двенадцати. Зигги приносил свой транзистор, чтобы наверняка услышать бой курантов, и они наливали друг другу, что удалось достать. Первый год они отметили бутылкой сладкого хереса и четырьмя банками «Карлсберг спешл». Нынче они доросли до виски «Феймос Граус».

Никакого официального празднования на площади не проводилось, но в последние годы тут стали собираться группки молодежи. Место это не было особо привлекательным, в основном потому, что городская ратуша — крайне невыразительное здание в духе поздней советской архитектуры, а кровлю башни покрыла зеленая патина. Но это было единственное открытое пространство в центре города, за исключением площади перед автовокзалом, которая была еще безобразнее. Ратушная площадь могла к тому же похвастаться рождественской елкой и иллюминацией, что также несколько веселее стоянки автобусов.

В этот год Алекс и Зигги пришли вместе. Зигги заскочил за ним домой и так обаял Мэри Джилби, что та налила им по рюмке «Скотча» для согрева. Набив карманы домашним песочным печеньем, сладкими ржаными булочками, которые все равно есть никто не будет, и кексами с изюмом, они отправились пешком мимо автостанции и библиотеки, мимо центра Адама Смита с его яркими постерами, рекламирующими «Деток в лесу» с Расселом Хантером и братьями Пэттон в главных ролях, мимо Мемориального парка… Разговор их вертелся вокруг предположений, удастся ли Верду уговорить отца отпустить его с поводка ради праздника.

— Последнее время он ведет себя очень странно, — сказал Алекс.

— Джилли, он всегда был такой. Недаром он Верд-Выверт!

— Знаю, но он переменился. Я это на работе заметил. Его что-то гнетет. А сам о себе ничего не говорит.

— Может, просто корежит его без спиртного и травы? — сухо предположил Зигги.