Юность Маши Строговой - Прилежаева Мария Павловна. Страница 16

"Выдержит или нет? - подумала Маша. - Как его треплет, беднягу!"

Ураган налетел еще несколько раз шквалами и внезапно утих; по крыше, ступенькам крыльца и пыльной дорожке запрыгали крупные капли; через мгновение лил дождь.

Лежа в постели с закрытыми глазами, Маша представила знакомое поле, кукуруза шуршала высохшими листьями; потом Юрий стоял у крыльца и, размахивая рукой, говорил, что четвертый русский надо идейно вооружить, а буря ломала старый тополь, вцепившийся в землю корнями. Маша подумала вдруг успокоенно: "Я знала, что выдержит" - и заснула.

Глава 15

Хотя Ирину Федотовну очень скоро перевели из санитарок в госпитальную лабораторию помощницей лаборантки, тем не менее девятая палата оставалась предметом ее забот и попечений.

Это была палата, где лежал тот юноша с желтым лицом, обросшим каштановой бородой. Юноша в бреду звал мать и ссорился с Наташей. Наташа требовала поднять паруса, а он спорил, что поднимать паруса нельзя, ругал Наташу, кому-то жаловался и кричал: "Наташка, стреляй в того! Стреляй, дура!"

Бедной Наташе доставалось.

Ирина Федотовна подносила к посиневшим губам мальчика воду. Он жадно глотал.

Когда он умер, написать было некому. Он был из Одессы.

В девятой палате стояли три койки. На одной лежал майор с тяжелым ранением в ногу. Он лежал с весны.

Наконец главный хирург сказал, что нога сохранится, не останется даже хромоты; через полгода возможно возвращение на фронт. Тогда у майора обнаружился вдруг тяжелый характер. Он выпытывал у Ирины Федотовны, врут доктора или нет. Ирина Федотовна убеждала, что доктора не врут, а жена не приезжает из Ярославля потому, что трудно достать пропуск и не на кого оставить детей. Иногда Ирине Федотовне не удавалось убедить майора. Он отворачивался к стене. Ирина Федотовна все же не отходила от кровати.

"Господи, если я уйду, кто с ним будет так нянчиться?" - думала она.

Выслушивание жалоб майора, писание писем под диктовку безрукого лейтенанта и просто разговоры в девятой палате - все это не было основной работой, но делать это Ирине Федотовне казалось важнее того, что она делала в лаборатории.

Она называла раненых из девятой палаты "мои ребятки", хотя майору шел сороковой год. Она была озабочена, кому поручить их, когда Кирилл Петрович пришлет вызов в Москву. Где найти заместительницу?

Заместительница явилась в госпиталь сама.

Однажды Ирина Федотовна переходила по доскам госпитальный двор. Доски настилались на пути к служебным постройкам: двор лежал низко, осенью его заливало водой. К кухне вела широкая дорога в три доски, такая же широкая - от главного входа к проходной будке, но к флигельку в отдаленном углу двора, где помещалась лаборатория, проложена была одна узенькая дощечка. Сколько ни жаловалась Ирина Федотовна завхозу, вторую доску не настилали.

- А кому туда ходить? - апатично возражал завхоз. - Вы с лаборанткой и по одной пройдете.

Так и ходили по одной, балансируя, чтобы не оступиться в грязь.

На этой узенькой дощечке Ирина Федотовна столкнулась лицом к лицу с незнакомой девушкой и прежде всего посмотрела на ее ноги. Девушка была обута в открытые туфли и мелкие галоши.

- Не разойдемся, - сказала Ирина Федотовна. - Придется вам вернуться обратно.

- Пожалуйста, - вежливо ответила девушка. - Я куда-то попала, сама не знаю куда.

Она пошла назад. Ирина Федотовна, следуя за девушкой, опытным взглядом оценила ее светлое пальто и шляпку в тон пальто.

- Где вам делали? - нечаянно спросила Ирина Федотовна.

Девушка сразу поняла, о чем речь, и ответила:

- На Крещатике.

- Ах, в Киеве! - обрадовалась Ирина Федотовна, хотя в Киеве была лишь раз, в ранней молодости, и смутно помнила холмы и сады этого живописного города.

Пока они гуськом дошли по доске до лаборатории, девушка рассказала, где в Киеве лучшее ателье, где причесываются артистки и как хорошо одевались киевлянки до войны - куда москвичкам!

Завязалась оживленная беседа о милых пустяках. Они остановились около флигеля продолжить разговор.

"Славная девушка, с широкими взглядами, - определила Ирина Федотовна, мысленно сравнивая ее с Машей. - Маша односторонняя. Она - как Поля, но Поля росла в другое время, когда за идейность преследовали: несовместимо было интересоваться нарядами и читать запрещенные книги".

Девушка показала Ирине Федотовне справку: "Анна Хроменко, студентка четвертого курса, направляется в госпиталь для общественной работы".

- Не знаете ли вы Машу Строгову? - спросила Ирина Федотовна. - Тоже студентка, моя дочь.

- Как же, - ответила Ася. - Мы на одном курсе.

Ирина Федотовна решила, что это просто прелесть - такое совпадение.

"Посмотрим, какая у нашей недотроги мать", - заинтересовалась между тем Ася.

Она давно заметила, что Маша избегает близости с ней, и Усков перестал откровенничать с тех самых пор, как "там" возникла дружба. Асю вызвали в комитет.

Дильда с хмурыми узкими глазами, устало подперев кулаком голову, спросила:

- Какие ты выполняешь общественные поручения?

Ася вмиг сообразила: "Неспроста! Это они мне в отместку за то, что выступала против на уроке и на докладе".

Она решила поговорить с Дильдой по душам, но разговор не получился.

Дильда покачала головой:

- Не надо! Строгову знаю, Ускова знаю. О себе расскажи.

Тогда Ася чистосердечно призналась:

- Давно уж хочу взять общественную работу... У меня привычка: если браться, так по-настоящему. Но у нас на курсе организаторы такие...

- Какие?

- Нерасторопные.

На всякий случай Ася выбрала осуждающее, но все же довольно мирное слово.

Дильда сдвинула ниточки-брови.

Она не поняла значения слова, но спрашивать у Аси не хотелось.

Оказалось, что Ася мечтает работать в госпитале...

Теперь она стояла у деревянного флигеля и охотно знакомилась с Машиной матерью.

Ирина Федотовна пригласила Асю в лабораторию, усадила на табурет и сказала, что вот только наклеит ярлычки на двадцать бутылочек, а затем сама проводит ее в главное здание и познакомит с "ребятами".

- Вы учитесь на педагогическом факультете. Но вам не идет быть учительницей, - сказала Ирина Федотовна, у которой ее новая знакомая вызывала интерес и симпатию.

- Нет, конечно, нет! - рассмеялась Ася. - Я буду журналисткой.

Наклеив ярлыки на бутылки, Ирина Федотовна проводила Асю в девятую палату.

Безрукий лейтенант спал, майор лежал на спине и настойчиво изучал потолок, третья койка была пуста - выздоравливающий гулял в коридоре. По тому, что майор не шевельнулся при их появлении, Ирина Федотовна догадалась - его опять одолевает хандра.

- Алексей Степаныч! - осторожно позвала она. - Познакомьтесь. Журналистка.

- Никаких интервью! - отрезал майор.

Ася улыбнулась:

- Будьте покойны, нет.

Она не возражала против того, что ее отрекомендовали журналисткой. Напротив, послала Ирине Федотовне приветливый взгляд и ловко поправила у майора подушку, хотя в этом не было нужды.

- Благодарю, - буркнул майор.

"Очень мила, очень!" - отметила про себя Ирина Федотовна.

- Позвольте вам чем-нибудь помочь, - просто сказала Ася.

- Мне требуется одно, - ответил майор мрачно, - чтобы моя нога научилась ходить без костыля.

- Представьте, - воскликнула Ася, - сейчас в кабинете врача слышала разговор о вашей ноге! Самое большее через месяц вам не понадобятся костыли.

Майор приподнялся на локте:

- Нет, в самом деле?

"Я спокойна, - решила про себя Ирина Федотовна. - Скорее бы прислали вызов. Я поручу ей своих ребят".

Так завязалось знакомство.

Всякий раз, когда Ася приходила в госпиталь, Ирина Федотовна зазывала ее в лабораторию, и начинался тот увлекательный разговор, который доставлял равное удовольствие обеим собеседницам.

Ася сидела у Ирины Федотовны в лаборатории, подальше от колб и пробирок, чтобы не испачкать светлое пальто, и посвящала ее в свои планы.