Когда кончаются игры (СИ) - Базов Сс. Страница 26

- Мы опоздали? - мягко спрашивает капитан.

- Конечно нет. Вы даже раньше. Хотя признаться, еще полчаса, и я начал бы волноваться - вы у нас сегодня, как говорится, "Главное блюдо".

Только после этих слов он отпускает руку Кая и, бросив что-то вроде: "отдохните", снова убегает к гостям. Хаски теряет пару секунд, чтобы понять, как высказать свои претензии, и при этом остаться в роли охранника. Он чуть наклоняется вперед, к самому уху Кая, и осторожно, чтобы никто, кроме Дроида, больше не заметил, сжимает кожу на лопатке капитана, не очень болезненно, но предупреждающе, и удерживает его на месте этим жестом.

- Ты что задумал? Самое время рассказать. Я не буду наблюдать спокойно за тем, как тебя режут на куски, сколько бы тебе за это не платили.

- Я же не псих, - морщась, утверждает Кай. - Мы приехали заранее. Мы не будем тут до конца вечера. Мне просто нужно кое с кем увидеться.

Хаски раздумывает над ответом короткое время, и сжимает кожу сильнее, прежде чем отпустить.

- У нас не отберут оружие? - спрашивает Дроид чуть громче, но за музыкой его не слышно дальше их кружка.

- Наличие оружия - гарантия того, что каждый тут будет вести себя хорошо, - замечает Кай, перестав сверлить Хаски злым взглядом. - Вроде ядерного потенциала мировых держав.

- Типа, мы пришли на сходку мафиози? - Хаски даже удивляется.

- Нет. Политиков.

Вряд ли Хаски стал бы еще что-то уточнять, к тому же к ним подходит один из официантов, чтобы отдать Каю записку и, переместившись в сторону, ждет то ли ответа, то ли реакции.

- Мне нужно отойти, - не отрываясь от клочка бумаги, сообщает Кай.

- Это с ним встреча? - понимает Дроид. - Нам туда нельзя?

- Фактически нельзя, - кивает Кай, но, подойдя ближе, командует:

- Но мне не хотелось бы оставаться там одному.

- Понял, - Хаски с улыбкой в шутку козыряет.

Ведет тот же официант, хотя он и не произнес ни слова за все это время. Когда по безлюдным коридорам они поднимаются на второй этаж, в наушнике Кая раздается шепот Гидры.

- Акросс едет в этом направлении. Сомневаюсь, что это совпадение. Времени у тебя с полчаса, так что поспеши. Я предупрежу ребят, если тебе понадобится их помощь.

Кай не может ни ответить, ни кивнуть в благодарность. В холле третьего этажа слуга останавливается около кабинета, показывая, что ему сюда. Кай не заметил, чтобы за ними следили, коридор пуст и в нем ни шороха, появляется странное чувство, будто его бросили. Но это не так, если бы его ребят было просто заметить, их бы убрали и не позволили помочь в нужный момент. И все же, в кабинет Кай заходит, будто на мороз без куртки.

Крепкий мужчина, похожий на тех политиков, что еще можно назвать харизматичными и внушающими доверие, кивает ему, и дверь за спиной закрывается.

- Я уже не надеялся увидеть тебя, Вольфганг, - вместо приветствия начинает он, не вставая из-за стола. Просторный полутемный кабинет выполнен даже не в стиле не привычного Каю двадцать первого века, а скорее века восемнадцатого. Вокруг полки, заставленные раритетными теперь бумажными книгами, но при взгляде на названия Кай невольно улыбается. В его веке это считалось бы низкой литературой. От современного в кабинете только голографический экран, свернутый на столешницу, чтобы не мешать разговору.

- У меня были проблемы.

- Ну да, я слышал. Потому и говорю, что твое возвращение очень радостно и внезапно для всех нас. Я тут поискал того, кто мог продать тебя докторам... Ты же знаешь, их исследовательский центр нам не подчиняется, но я бы приложил все силы, чтобы вытащить тебя оттуда.

Кай начинает понимать, к чему идет разговор, поэтому не спешит садиться напротив, стоит у самой двери. Заметив это, собеседник мягко подзывает:

- Подойди. Ты мне не доверяешь? Что я могу тебе сделать? Убить?

Кай улыбается, будто это была шутка, но делает лишь несколько шагов к столу. Разговаривать с этим человеком так же нервно, как сдавать экзамен строгому преподавателю.

- Вы выяснили, кто меня продал, - напоминает Кай. Его собеседник улыбается.

- А то ты не знаешь.

- Пожалуйста, я старше вас на двести лет минимум, - вздыхает Кай. - Прекратите вести себя так, будто меня воспитываете. Я знаю, что случилось с тем, кто сдал им мой номер и адрес. Как знаю и то, что вы так не поступите, я еще нужен вам.

Это Кай знает из прошлого этой личности. Но нужен как опасный террорист, который может напугать общество. Когда люди спокойны, они начинают думать. Когда люди напуганы, они ищут защиты у сильных мира сего, и этот человек поддерживает не идеи Кая, а сам образ того, кто способен уничтожить этот мир.

- Вольфганг, ты мог сдать его нам. Его не нужно было убивать. Мы бы просто проучили его, ты бы окатил его своим презрением, и все были бы счастливы. Политика это прежде всего лицемерие. Убийство неугодных - это уже какое-то средневековье.

Кай это понимает. Он не может сказать, что не замешан в этом, потому что если выяснится, что Хаски убил человека по своей инициативе, а не по его приказу, то они попытаются убить самого Хаски. Они потребуют у Кая выдать его, а если тот откажется - лишат поддержки.

- Уже пора? - спрашивает голос Гидры. Она тоже чувствует нарастающую опасность.

- Я не могу действовать с оглядкой на то, кто с кем дружит. Я уже был у докторов раньше... я проходил нечто страшнее, чем ваши доктора, еще до того, как понял, что бессмертен. Он ведь продал меня не за деньги. Продал за то, за что меня с радостью продали бы все вы - узнать, как жить по-настоящему вечно.

- Опомнись. Тебе нужно просто признать, что ты не прав...

- Так случится с каждым, кто снова попробует сдать меня в лабораторные крысы, - выпаливает Кай. Боль не приходит внезапно - Кай ждет ее с того момента, как заговорил. Эта боль - укол в сердце, такой сильный, что Кай падает на колени, в глазах темнеет.

- Мне нравится твой бунтарский характер, - собеседник поднимается, выходит из-за стола и останавливается над Каем, так близко, что мог бы при желании пнуть в лицо. - Сразу видно, что ты человек того века. Что ты рожден еще во времена двух мировых войн. Но ты должен понимать, что не стоит перечить человеку, у которого ключ к твоей смерти.

Когда Каю кажется, что он сможет подняться - новый разряд прошивает сердце, он снова опрокидывается на пол, сворачивается клубком, будто это может его защитить.

Собеседник, заметив попытку вернуться к двери, делает несколько шагов, чтобы оказаться между Каем и выходом.

- Так что варежку-то особо не разевай. Потому что без моей поддержки ты бы так и так оставался подопытной крысой. И я всегда могу тебя туда упрятать. На этот раз насовсем.

Пульт в его руке похож на брелок к машине, но при нажатии кнопки Кая прошибает разрядом в сердце.

И все же, находясь лицом к двери, он замечает, что та приоткрыта, и коридорная тьма вползает в кабинет. И видит, как напрягается рука в движении снова нажать кнопку, но до этого руку, как ветку, ближе к локтю гладко срезает, и вместе с пультом она падает на пушистый разноцветный ковер. Кай глохнет от крика боли, но еще лежит на полу, тяжело дыша, приходит в себя. Рукой в черной перчатке Хаски зажимает политику рот, говорит, будто ребенка успокаивает:

- Ну-ну, с железной рукой круче. Я тебе пару адресов оставлю. Если б мне предложили выбирать, я бы выбрал железную руку. Но мне не предложили, а я все равно тебе советую. Оно практичнее.

Настолько больно, что Кай возвращается в игру постепенно, будто пытается заводить машину, которая все глохнет. Перед ним - рука с подрагивающими пальцами и пультом на ладони. Сначала Кай забирает пульт, потом поднимается, неспешно, как раненный. И следующим резким движением отпихивает Хаски от политика, заносит руку со сжатым в ней пультом, второй надавив на щеки, заставляет его открыть рот, но перед ударом его руку перехватывает Хаски, оттаскивает от бывшего мучителя, теперь ставшего жертвой.