Когда кончаются игры (СИ) - Базов Сс. Страница 56

- Я думала, люди это ненавидят. Я-то уж точно.

- Возможно. Но когда приходит война - такой рутины начинает ужасно не хватать... А впрочем, войну я бы наверное понял и принял, у меня было бы время привыкнуть.

На самом деле удивительно, что Акросс может сидеть тут. Начиная с самого факта его существования и заканчивая тем, что он пришел сюда как друг. Гидра чувствует к нему только тепло, тем более сейчас, когда его ни от кого не нужно защищать, ни с кем из-за него ссориться. Хочется то его успокоительно по волосам погладить, то самой как маленькой к нему на колени залезть.

- Акросс, - Гидра зовет так мягко, как не звала до этого никогда. Это обращение ни к врагу, ни к человеку, в которого влюблена. Так окликают по-прежнему любимого супруга через десять лет после свадьбы. - Я бы смогла? Стать новым смыслом? Или у тебя и так толпа девушек, и они не помогают?

- Звучит как признание в любви, - уходит от ответа Акросс. - Не получится, что ты продалась за то, чтобы я оставил в покое вашего капитана?.. Твоего хорошего друга.

- Я не стою так дорого, - признается Гидра, улыбаясь, но уже через силу. - Я бракованная... - совсем грустно заканчивает она, теребит высокий ворот свитера, решаясь на что-то. А потом рывком оттягивает ткань вниз, обнажив шею.

Эти глупые детские мысли: "Мама больше не любит меня, потому что я больше не красивая. Меня теперь нельзя нарядить в платье - из ворота будет выглядывать красная, сожженная кожа". Мама не усмотрела - она была в другой комнате, когда ребенок опрокинул на себя кипяток.

К доктору ее водил отец, и, хотя Гидра была уже большим ребенком, держал ее на коленях, успокаивающе поглаживал. Гидра думала, что и папа все знает, и жалеет ее, маленькую, оставшуюся без материнской любви.

Отчего-то не было мыслей о том, что теперь она не выйдет замуж или не будет нравиться мальчикам. Это казалось Гидре таким неважным и несущественным в сравнении с тем, что мама перестала возиться с ней как раньше, уделять время.

Гидра не была желанным для женщины ребенком. Это Гидра узнала потом. Все ее детство мама старалась играть роль любящего родителя и читала ей сказки, купала, шила карнавальные костюмы, целовала на ночь. Но все это было по шаблону, и когда ее ошибка привела к тому, что у дочери на всю жизнь остался шрам, женщина выдохнула с облегчением и смогла сказать себе: "Из меня не получилось хорошей мамы. Я умываю руки". Она перестала играть навязанную ей роль, но ребенком это было воспринято как: "Мама разлюбила меня".

Кто по-настоящему хотел детей - так это отец, но и тот мечтал о сыне. Возраст появления шрама - как раз тот, в который дочь стала просить в подарок пистолет вместо куклы и пытаться разделывать рыбу, потому что от этого со скандалом отказывалась мама, боявшаяся за свой маникюр.

Кто знает, может быть, все случившееся и было к лучшему - узнать раньше, что мама лишь притворялась хорошей, любящей. Тяжело, конечно, но легче в детстве, чем в неспокойном подростковом возрасте. К тому же и отец тогда, тоже заметив отчужденность жены, заметив вину у дочери, старался уделять столько внимания, чтобы ребенок не чувствовал себя брошенным.

По сути парни Гидру не особо и интересовали, так что не было ничего удивительного в том, что к ребятам из своей команды у нее не было чувств.

Когда они появились к Акроссу, она помнила отчетливо - реальность, в которой у власти были солдаты, страна в ожидании войны. Мир напоминал антиутопию Оруэла. Когда Гидру арестовали, конечно не без оснований, она была подавлена от мысли, что всех подвела. Теперь у нее могли выпытать, где находится Кай и какие у него планы. Конечно, боли она не чувствовала, но всегда были и другие способы заставить говорить. Гидра даже знала их по тем отчетам, что попадали к Каю, по тем сломанным людям, что пережили арест и были отпущены, как невиновные. Но меньше всего Гидре хотелось, чтобы в эту мясорубку попал ее капитан, который, она только недавно это узнала, боль чувствовал.

Гидру впихнули в небольшую комнатку размером с шкаф-купе, половину ее занимала торчащая из стены полка, вместо кровати. И ни раковины с водой, ни туалета тут не было.

- Я ничего не знаю, - снова попыталась заверить она, вцепившись в белые горизонтальные прутья клетки, похожие на жалюзи, только прочные. - Это ошибка.

Сопровождение не отреагировало - как глухие киборги, они развернулись и ушли.

- Чего ты боишься? - спросили из соседней камеры. - Ты же не чувствуешь боли.

Голос Гидра узнала, только теперь обернулась. Между их клетками были такие же светлые горизонтальные прутья. Акросс сидел на полке, наклонившись вперед, глядя только перед собой.

- Зато ты чувствуешь, - напомнила зло Гидра, совершенно забыв про слабый, нерешительный тон попавшей в беду девушки. Акросс глянул на нее, не поворачивая головы, и кивнул:

- Чувствую. Но я тут ненадолго.

С левой руки были вырваны три ногтя, пальцы покрыты хлопьями запекшейся крови. Гидра сглотнула и злорадства не получилось, только растерянность:

- Тебе вроде и так хватило.

Акросс улыбнулся криво, нехорошо, кивнул:

- Да, я проверил курорт для вашего капитана. Годится.

Раны от вырванных ногтей с рук Акросса перешли на пальцы Кая, Гидре стало не по себе.

- Я его не выдам, - пообещала она. Акросс кивнул:

- Ну да. Я его сдам.

Гидра никогда не испытывала тяги к злодеям, и ей Акросс тогда казался едким, злым, словно она сидела в соседней клетке с коброй. Она собиралась продолжить ссору, но хлопнула дверь в карцеры, вошел офицер, в сопровождении конвойных, остановился посередине между их клетками. Но, бросив быстрый взгляд в сторону Акросса, не отметив в нем ничего интересного, он переключился на Гидру.

- У нас есть видеоматериалы, - начал он, расхаживая около камеры, как голубь, - на которых наш снайпер простреливает вам руку, а замечаете вы это только убрав его. У вас есть препарат, который помогает не чувствовать боли? Откуда у вас эти технологии?

Гидра молчала, упрямо сжав губы.

- Вас незачем пытать. Но мы можем изуродовать вас, - он приблизился к прутьям, начал перечислять, следя внимательно за реакцией:

- Я могу приказать отрезать вам нос. Срезать губы? Нет? Не задевает? Я прикажу хирургам вырезать вам матку, и у вас больше не будет детей.

Гидра попыталась изобразить испуг, задрожавшие губы, потому что это для нее и игрового тела, которое не жалко - ерунда. Но это даст Каю время.

Зоркие глаза поймали эту наигранность и, сменив тон на шипящий, злой, он пообещал:

- Да я тебя своим солдатам отдам, тварь. Взводу, вернувшемуся с боевых действий. У них всегда кровь бурлит.

У Гидры плохо получалось притворяться, и хотя она пыталась держать лицо - что-то ее выдало. Скорее всего, на ней испытали проверенную схему из того, чем можно запугать девушку: красота, будущее материнство, насилие и унижение. Офицер расплылся в улыбке, как победитель, довольно стукнул по прутьям, развернулся к выходу, громко спросил по дороге:

- Когда возвращается двести второй с разгона демонстрации?

- У них сейчас пересменка, в течение получаса будут тут.

- Скажите, что их ждет подарок.

У Гидры отказали ноги, она почти упала на свою полку. Ей необходимо бежать из игр. Насовсем. Но как же бросить Кая и остальных? Значит, нужен был способ покончить с собой до того, как за ней придут. Если она так поступит, получится, что Хаски прав, и девушке нечего было делать в этой войне.

- Эй.

Гидра даже вздрогнула, офицер остановился, обернулся заинтересованно. Акросс шелушил кровавые хлопья с пальцев, очищал их о прутья. Он уже стоял у решетки.

- Нет такого способа войны. Так не поступают. Нужна информация - пытайте. Ногти вырывайте, пальцы молотком ломайте. Это - война. А то, что вы придумали - свинское развлечение.

- Это кто там вякнул? - пренебрежительно переспросил офицер, быстрым шагом оказался у клетки Акросса. - Тебе мало? Мы с тобой только начали, только припугнули. Даже не показали, что дальше ждет. Пальцы молотком дробить, говоришь?