Правда о штрафбатах. - Пыльцын Александр Васильевич. Страница 25

К тому времени (а это уже было близко к полудню) наши роты преодолели довольно широкую полосу леса и вышли на сухое, возвышенное поле, с которого далеко просматривалась местность и наше дальнейшее направление наступления на село Радеж. Здесь и было выбрано место для отдыха. Выбрано удачно еще и потому, что немецкому заслону тут негде было притаиться.

Все были измучены почти безостановочным передвижением, часто под огнем противника и по заболоченным местам, коими изобиловало украинско-белорусское Полесье.

Лица бойцов были осунувшимися от физического переутомления и нервного напряжения, глаза — покрасневшими от бессонных ночей. Одна мысль владела всеми: упасть, заснуть хотя бы на час, на минуту… Ведь за эти трое суток, прошедшие с начала наступления, не было фактически ни минуты, когда можно было бы, пусть на самое короткое время, сомкнуть глаза, вздремнуть и хоть чуть-чуть восстановить свои силы. Тем более, что от того обеда, что был доставлен нашими походными кухнями после взятия села Жиричи, остались только воспоминания.

Понятно, что рядовые наши штрафники, да вскоре и мы, офицеры, как только осознали смысл команды «отдыхать», тут же попадали на землю, и буквально через мгновение всех сморил долгожданный, но тревожный сон.

Как же трудно оказалось установить хоть какую-то очередность отдыха, чтобы организовать охранение спящих силами тех, кто нуждается в отдыхе и сне не меньше. Мой заместитель подполковник Петров Сергей Иванович, понимал, как мне нелегко было шагать, успевать со всеми, когда боль в раненой ноге все сильнее давала знать о себе, и предложил мне отдыхать первым, пока он будет бодрствовать и организовывать охранение. И я тут же, как и многие бойцы наши, почти мгновенно провалился в глубокий сон…

Через те полтора часа, которые мне достались на отдых, Петрову едва удалось меня разбудить. Окончательно проснувшись, я сообразил, что нужно срочно менять охранение, чтобы и ему дать отдохнуть, поспать!

Наши тыловики к этому времени подоспели с кухнями и боеприпасами. Несмотря на опустевшие желудки, многие в первую очередь бросились пополнять свой боезапас, а уж потом навещали кухню.

На этот раз всему командному составу было передано распоряжение комбата разъяснить бойцам, почему не выдавалась наркомовская «сотка» водки перед обедом. Дело в том, что даже эти 100 граммов алкоголя могли усугубить физическое состояние, если их принять на совсем уж пустой желудок и при такой степени усталости. Поэтому водку всем нам выдали только перед тем, как снова поступила команда «вперед».

…Дальнейшее наше наступление шло через село Радеж, оказавшееся небольшой, но очень привлекательной, удивительным образом сохранившейся от разрушений и пожаров, почти целой деревенькой, каждый дом которой был густо обсажен фруктовыми деревьями и цветущими кустарниками. Редкие жители, выползавшие из подвалов и погребов, успевали угощать нас на ходу уже поспевшими ароматными плодами. Что-то, видать, помешало фрицам сжечь эту красоту.

Однако мы снова спешили, чтобы не дать фашистам укрепиться на реке Буг (Западный Буг), этом крупном водном рубеже. По ширине, глубине и скорости течения он, казалось, был гораздо серьезнее уже оставшихся позади Припяти, Рыты, Малорыты и других многочисленных речушек с заболоченными поймами, а также каналов и канальцев, сделанных, по-видимому, для превращения этой заболоченной земли в пригодную для земледелия.

Уже к вечеру нас снова обстрелял противник, засевший между шоссейной и железной дорогами. Нам удалось перерезать эти дороги южнее Домачево. А вскоре, наконец, мы подошли довольно близко к той самой реке Буг, на которой стояла тогда еще не легендарная Брестская крепость (звание «Крепость-Герой» ей было присвоено лишь к 20-летию Победы, в 1965 году). А Буг, вопреки нашим ожиданиям, оказался сравнительно нешироким, с ленивым течением. Эту реку нам и предстояло форсировать.

Над водной гладью стояла какая-то особенно глубокая, как показалось, зловещая тишина. На этом берегу противника не обнаружили. И, поскольку форсирование предполагалось начать с рассветом, мы располагали каким-то резервом времени, чтобы дать дополнительный отдых бойцам, хотя определенная часть ночи ушла на подготовку к форсированию вброд и к предстоящему бою.

В нашей роте, вооруженной в основном автоматами ППШ (на солдатском жаргоне — "папашами"), дозаряжание оружия, особенно ночью, было сопряжено с некоторыми неудобствами. Дело вот в чем. Чтобы дозарядить дисковый магазин автомата, нужно разобрать его, то есть снять крышку, завести пружину выталкивающего устройства, ухитриться при этом не рассыпать патроны, оставшиеся в улитке магазина, на ощупь дополнить ее до предела.

А предел у него — 71 патрон. Не каждому это удавалось сделать сразу.

В течение ночи нужно было незаметно для противника разведать и обозначить броды, не только дозарядить оружие, но вместе со снаряжением подготовить его к преодолению сравнительно крупной водной преграды, тем более что никаких плавсредств поблизости не оказалось. Сооружать плоты или что-нибудь подобное тоже не из чего было.

Мы были удивлены и обрадованы, когда к нам, видимо из соседнего полка дивизии, прибыл офицер с двумя солдатами и сказал, что ему приказано подорвать тротиловыми шашками несколько крупных деревьев, стоящих прямо на берегу, чтобы облегчить нам переход реки вброд. Причем, сказал офицер, подрыв они постараются сделать так, чтобы комли деревьев остались на берегу, а кроны упали в воду. А сам подрыв в целях маскировки будет сделан во время артподготовки.

Засомневались мы в такой точности подрыва. С рассветом заговорила артиллерия. К ней присоединились и наши минометчики, которых у нас давно перестали называть «мимо-метчиками».

На противоположном берегу, среди уже заметно пожелтевших полей, змейкой вилась грунтовая дорога, уходящая в синеющий на недалеком предутреннем горизонте, лесок. Вроде бы знакомый, родной, русский пейзаж. Однако там, за Бугом, уже «заграница». И мы помнили это.

Подорвали гости-саперы и деревья, но так, как задумывалось, удалось только на участке моего взвода. Дерево, действительно, легло в точном соответствии с обещанием — поперек прибрежной части русла реки, комлем на берегу. Крона его упала в воду, но почему-то, к нашей радости, ее не сносило течением. Я подумал, что судьба опять мне благоволит. Ведь мои «успехи» в плавании после февральской купели в белорусской реке Друть нисколько не улучшились.

Немцы отстреливались как-то вяло и в основном из стрелкового оружия. И когда началось форсирование, подорванное на нашем участке дерево значительно облегчило нам выполнение задачи. Для неумеющих плавать это был почти мост. Кроме того, имевшиеся во взводе обмотки связали в одну длиннющую веревку, за которую держались и умеющие плавать, и «топоры».

И уже в который раз, даже несмотря на все-таки значительную водную преграду, фашисты практически без серьезного сопротивления оставили свои оборонительные позиции. Они снова отступили, испугавшись, наверное, того напора и той быстроты, с которыми наступали наши пешие войска, успевавшие догонять моторизованные их заслоны.

Сосредоточившись на западном берегу и заняв прибрежную полосу, наши подразделения стали приводить себя в состояние, нужное для действий на суше. Снова была дана команда свернуться в ротные колонны и параллельными маршрутами, используя дороги и просеки, продолжать преследование противника (особое внимание было приказано уделить разведке, в том числе и на предмет обнаружения мин на пути движения).

Но теперь мы были уже на территории Польши. Западная граница СССР была позади! Ровно три года прошло с долгих тридцати дней обороны Брестской крепости. И вот нам досталась почетная и вместе с тем нелегкая миссия вернуть Советскому Союзу его западную границу, а многострадальной Белоруссии — ее славный город Брест (героизм защитников которого по достоинству был оценен лишь через 20 лет после войны).

Еще в окопах, в ожидании времени, когда окажемся "за границей", на территории другой страны (ведь абсолютное большинство нас никогда раньше и не помышляли побывать за рубежами Родины), мы много говорили об этом. Среди штрафников были участники освобождения Западной Белоруссии и Западной Украины в 1939 году. Живые свидетели и участники тех походов, они рассказывали о самых разных происшествиях, в том числе и о недоброжелательных действиях части враждебно настроенных жителей. Говорили, например, о том, будто в колонны красноармейцев из толп встречавшего их населения бросали букеты цветов, в которые иногда были упрятаны… гранаты! Не очень верилось в это, но настораживало…