Войлочный век (сборник) - Толстая Татьяна Никитична. Страница 30

– В этом году картошка вся пропала, не знаю, что есть будем, – задерживает меня разговором, сразу начинает.

– Да?

– Да, вся пропала. Она еще во‑от такая, я ее тяну – а на ней уже два жука! Откуда взялись, я прям не знаю, сотни их, сотни. В прошлом году я лаванду сажала, так она их отпугивала. А зимой чё-т вся лаванда погибла, теперь вот я не знаю прямо. Вот сотни их так и ползут! Я – перчатки, маску, – и прыскаю! На каждый куст! Сколько яду перевела…

– А почему лаванда погибла?

– А не знаю! – оживляется еще больше. – Снегу мало было, вот наверно поэтому. Прошлые годы росла прекрасно. А в этом году не стало ее, и ползут!

Вид у нее такой довольный, как будто ползут не жуки, а это внуки с подарками понаехали; вообще, народ, как я заметила, страшно любит происшествия: мор, глад, трус, потоп и нашествие саранчи; не в реальной жизни любит, в реальной он либо борется и прыскает, как эта крепкая и довольная Нина Петровна, либо пьет и плачет; не в реальной, а вот в этой, литературной, рассказываемой, придумываемой и расцвечиваемой своей жизни. Это эпосы стоят в белых фартуках, эпосы. Только начни с ними про их жизнь, только прояви интерес чуть больший, нежели пересчитать сдачу, – все, заструилась Калевала ли, Илиада ли: и что погибло, и что разрушилось, и как ехали деньги везли от продажи рюкзаков, а под Новгородом бандиты с оружием: стой, вылезай! а я им: ребяты, деньги берите, но не стреляйте! я вам в матери гожусь, ребяты!..

Нина Петровна торгует от ПБОЮЛа, цивилизованно, с бейджиком на фартуке. А рядом, на перевернутой таре, обмахивается веером частный сектор: красавица дряхлых лет, вот просто красавица: кожа тонкая, бледная, глаза яркие, шиньон, правда, сполз немножечко со лба набок, но так она и человек простой, подмосковный, не Кобзон. Говорит, что ей восемьдесят три, и не понять, в чем кокетство, прибавила себе или убавила? Торгует яйцами и отходящими, последними, трепаными пионами.

– Сто километров везла – не разбила!

– Это у вас домашние?

– Домашние! Такие нежные! Последний десяток остался, все разобрали.

– А они свежие? Когда снесены?

Задумывается на лишнюю секунду. Сейчас соврет.

– Три дня назад! Свежайшие! Или вот цветочки возьмите, цветочки у меня изумительные!

Яйца несколько в говне, пионы уже клонятся долу, не жильцы.

– Ладно, давайте яйца. Почем они?

– Сто пятьдесят рублей.

– О боже.

– Сто пятьдесят. Надо бы сто шестьдесят! Держу цену, не повышаю, а надо бы! Пшеница ведь дорожает, другие повышают, я не повышаю, и что это я такая?.. Но вы знаете, что я вам скажу: тут все, буквально все полезное. Вы когда яйцо будете есть, вы пленочку себе на глаза наложите, она всё лечит.

– Пленочку?!

– Да, вот когда яйцо разобьешь, там под скорлупой есть такая, знаете, пленочка. Вот так вот ее возьмите и вот сюда, – оттягивает нижнее веко и показывает, куда накладывать говенную пленочку. – Все глазные болезни лечит.

– Какие же именно?

– Ну какие… Всякие! Катаракту, глаукому. Мне вот восемьдесят три, и я читаю без очков!

– Драгоценная моя, – говорю ей, – это что-то вы не то говорите. Катаракта – это помутнение хрусталика, это вещь необратимая. Это все равно как вы бы пытались из вареного яйца снова сделать сырое.

– Ну как же… Мне же и врач сказал… У вас, сказал, совершенно здоровые глаза… А потому что я каждый день пленочку…

И сидит на пластиковом ящике такая красивая, растерянная… Зря я, наверно, ее сказку разрушила. Надо было согласиться, покивать головой, поблагодарить, поахать, встроиться в это цветущее мракобесие, провалиться в средневековье, а там, глядишь, откроется и волшебный гербарий: сон-трава, разрыв-трава, приворот-трава… и все будет хорошо, и мы будем смотреть ясно, жить долго и победим лютого ворога лавандой.

Муджадра

Я не люблю здоровый образ жизни: очень много бессмысленного труда приходится затрачивать, а результат? Неочевидна связь между ведением здорового образа жизни и обретением здоровья.

И то сказать: вот буквально только что – судя по обилию появившихся статей – в моду вошло есть жир. Жир! – от одного этого слова все бывалоча бледнели и оседали на пол, а нынче – погляди в окно! – все только и интересуются, как съесть побольше жира – сала, масла, белой оборочки с ветчины, которую раньше отрезали и отодвигали на край тарелки со страхом. Давай бекон, давай прожилки, вот эти холестериновые бляшки давай, творогом жирным чтоб чавкать и истекать, кефир мне, девушка, шестипроцентный! – как нет шестипроцентного?! тогда сметану 30-процентную, нет, постная не пойдет.

Мы, предвижу я, с новым интересом взглянем на братскую Украину как источник розового с чесночком, со шкуркой. В крупной соли. А она – на нас. А то – газ, газ. А вот и не газ. Белоруссии тоже приготовиться. Вместе выпьем, вместе и закусим, верю.

Раньше, помню, главной задачей медицины считалось мучить человека в том направлении, чтобы он вкусного не ел. Мясо – ужас. Сливочное масло – да вы с ума сошли. Помню, в одном американском журнале, типа Ньюсуик, была реклама какого-то лекарства, снижающего уровень холестерина, якобы образовывавшегося в организме в результате вкусных ужинов при свечах с филе-миньоном и каберне-совиньоном.

На полосной фотографии, сопровождавшей рекламный пакет, два старика с хорошими зубными имплантами хохотали от счастья, обняв друг дружку: он ее, а она – его. Якобы их любовь пережила бури и искушения, и они любят друг друга, как и шестьдесят лет назад; да ни в жисть не поверю; на его-то месте я бы точно завела вторую семью, а то и две, не говоря уже о промежуточных и временных сиренах, которые бы нарушали этот отвратительный союз; впрочем, я отвлеклась. Носители имплантов, стало быть, счастливо стискивали друг дружку остеопорозными руками, так как приобрели по рецепту лекарство, снижающее холестерин. Пусть так.

Но это же Америка, страна юристов, from sea to shining sea. Ниже мелким, мельчайшим шрифтом шел дисклеймер: побочные эффекты от чудо-лекарства. Я добыла лупу и прочла.

Лекарство для снижения уровня холестерина в организме имело следующие побочные действия:

– выпадение волос без надежды на их повторное прорастание;

– облезание кожи с шелушением, краснотой, зудом и чешуйчатой лекарственной экземой;

– слепота временная и иногда (в 12 процентов случаев) постоянная;

– глухота постоянная;

– в отношении репродуктивных органов: сухость влагалища и, помнится, выпадение матки у женщин, и – от частичного до полного исчезновения потенции – у мужчин.

О потере памяти, остеопорозе (ломкости костей в результате вымывания кальция) и ранней деменции стоит ли говорить. Зато уровень холестерина снижался на много, много процентов! Было от чего хохотать-то!

При этом производитель честно заявлял, что прямой связи между этим уровнем и предупреждением инфаркта не наблюдается; продолжительность жизни тоже – нет, не увеличивается. Но уровень-то низкий! Ура-ура!

А теперь, значит, ешьте полезный жир.

А сегодня была я в одном заведении, до которого новая жировая религия еще не докатилась; они по старинке работали на шарлатанском понятии «детокс». Все у них служило этому мифическому детоксу, например; «Тар-Тар из Лосося с авокадо, манго и рукколой в апельсиновом соусе». «Лосось» с прописной буквы это не потому, что это его фамилия, а это такая особая рестораторская манера – так, в меню была «Куриная Грудка» и даже «Два Яйца».

Гуакамоле с водорослями Нори тоже были детокс; Салат из Свеклы с какой-то херней тоже, и даже Муджадра тоже была детокс.

Не спрашивайте у меня, кто такая Муджадра. Главное, каждое пятое блюдо обладало необыкновенной способностью выводить из организма воображаемые шлаки. По-моему, гениальная разводка, достойная жуликов, воспетых О’Генри: «Три доллара?! Свинец, из которого сделано это золото, и тот стоит дороже!»

В юности мы все время натыкаемся на слезливых старух, которые, вздыхая, поучают нас: «Главное, доча, здоровье. Здоровье, доча, береги!» А как шестнадцатилетняя доча должна его беречь, здоровье-то это? Которого девать некуда? И которое хочется развеять по ветру, растратить щедрой рукой, пустить колесом под горку! Как?