Легкие миры (сборник) - Толстая Татьяна Никитична. Страница 32

Они только что познакомились.

Духовная: А вот есть еще хорошая повязка, фиксирующая. Я столько всего себе переломала. (Смеется.) Очень хорошая повязка, но стоит 1400.

Перевязанная: Знаю. На Профсоюзной есть магазин медицинской техники. Там, может, дешевле. На окраине все дешевле.

Духовная: Да, тут, в центре, как будто другое государство. Все в три раза дороже.

Перевязанная: Конечно, у нас в Южном Бутово дешевле.

Духовная: Как мне нравится ваше Южное Бутово! Воздух, дороги. Чисто.

Перевязанная: А другую руку я еще в 1991 году сломала. До сих пор побаливает. А надо разрабатывать.

Духовная (оживляясь): А вы теплые ванночки попробуйте с содой и шалфеем.

Перевязанная: Говорю же, в 1991 году сломала. Когда этот… Союз развалился. Чего уж теперь ванночки. Я из Магадана приехала. Нет, это возраст. Куда нам. Яндекс вот – нам уже не понять. А молодежь разбирается. Вот соседка у меня – здоровая, ей сто лет, а память у нее как у молодой.

Духовная: А из какого она города?

Перевязанная: В Новгороде она выросла.

Духовная (с пониманием): О-о-о… Из святых и экологических мест! Новгород, Шексна…

Перевязанная: Сволочь она!

Духовная (по инерции): Вот господь и про-длил дни…

Перевязанная: Сволочь! Питается чужой энергией, вот и здоровая как конь. Она меня уже двадцать лет ненавидит, со свету сживает.

Шамкающая: В одной квартире с вами?

Перевязанная: Нет, зачем? На лестничной площадке. Я из Магадана в 1991 году приехала. И мне переводом деньги пришли. Сначала пятьсот. Потом еще пятьсот. И так три тысячи за восемь месяцев. Три тысячи! В советское время. Такие деньжищи. Вот она увидела и мне: давай я тебя с женихом познакомлю. И привела. Я стол накрыла, все дела. А он входит, морда такая белая. Оказалось – мент. И всё. Он мне сразу: «А сколько у тебя денег»? Первый вопрос. Понимаете? И с тех пор калечит мне жизнь. От него не скроешься.

Духовная: Но вы же не вышли за него замуж?

Перевязанная: Какой вышла! Нет! Но он мент. Понимаете? Они все крышуют, воруют, наводят на меня налоговую. У меня в Мурманске небольшой бизнес был – налоговую навел. Все время меня проверяют, проверяют. Это он мстит. Всю мне жизнь покалечил. Двадцать лет покою не дает.

Шамкающая: Вы бы переехали.

Перевязанная (горько смеясь): Переедешь тут, как же! Он следит. В Мурманске следит, в Южном Бутово.

Духовная: Но как же? Он и там тоже?

Перевязанная: А вы как думаете? Мент, куда скроешься. Никуда не скроешься. Он меня стал компрометировать. Бизнес мне весь поломал. Телефон на контроле столько лет.

Духовная: В Мурманске?

Перевязанная: Да всюду.

(пауза)

Шамкающая: Это дьявол.

Духовная: Надо идти путем креста.

Перевязанная: Не дьявол, а ментовские связи. Подо мной бандит живет. Он себе вентили вставил и мне воду перекрыл. Я приезжаю с Мурманска – воды нет. Это он перекрыл. Потому что у них всё между собой… Мне говорят: а ты в прокуратуру. Ха-ха, в какую прокуратуру, когда у них всё схвачено. Это же одна компания.

Духовная и Шамкающая вместе: Дьявол, дьявол, это уж такие люди, темные силы…. Надо внутренне так закрыться и в себя не впускать… Идти путем креста… Свет в себя только впускать, а тьму не впускать…

Перевязанная: Всё одна шарашка. Денег моих захотел. Так и спросил: «Сколько у тебя денег?» Мне одна на работе сказала: «Не ты ему нужна была, а деньги твои». Вот.

Хорошо в офлайне, интересно.

Засор

Пообщалась с народом.

Кухонная раковина, как ни старайся, имеет свойство засоряться. Чем я ее только не прочищала. Простой и честный «Крот», непростой Deboucher, который продавцы называют «Дебоширом», совсем непостижимый «Потхан», у которого такая инструкция: «Распахните окно настежь. Вытяните руку. Отверните лицо в сторону. Затаите дыхание. Сыпьте… etc», – и, несмотря на все предосторожности, ощущение было такое, что это зарин в порошке.

Надо ли удивляться, что при такой страшной интервенции все резиновые прокладки на трубах были съедены и сифон – такая фигня, создающая защитную водяную пробку, – болтался в свободном режиме и из него лило.

Сначала я поборолась с диспетчершей. Я позвонила ей с вечера и попросила: «Пришлите мне завтра сантехника с прокладками, мне нужно поменять прокладки». – «На завтра? Вот и позвоните завтра с восьми утра». – «Нет, я звоню вам вот уже сейчас. Я не хочу вставать в восемь утра, я уже сейчас проснулась и хочу сделать вызов на завтра». – «Но мы же не знаем, что будет завтра…» – «Завтра сантехник придет ко мне с прокладкой. Если вы это запишете в Книгу вызовов». – «Но…» – «Откройте Книгу и записывайте».

Я победила, и она записала вызов в Книгу, хотя и слышно было, что у нее когнитивный диссонанс, и она, должно быть, была расстроена, и, возможно, дома, вечером, у нее все валилось из рук, и она плакала в постели, накрыв голову одеялом, и отталкивала пытавшегося ее утешать – уж как умел – мужика своего, и он обозлился, обругал ее и пошел курить на кухню.

Сегодня пришли двое. «Пакеты есть?»

Вот иностранец бы не понял, что значит «пакеты есть?», и, возможно, запаниковал бы. Но у меня уже был опыт с сантехником Васей, и я знала, что нынче не те уж пещерные времена, нынче культурка, и сантехник уж не ступает, как бывало, грязными кирзачами по белым коврам, а просит выдать ему пластиковые пакеты из магазина «Стокман» или «Пятерочка» – в зависимости от вашего классового статуса – и надевает их на свои говнодавы, а потом уж идет. Уже почти Европа! мерцает и рассветает!

Сантехники работали в паре. Один был чернорабочим, другой – такой же степени замурзанности – менеджером. Не знаю, может, они потом менялись местами. (А такие профессии всегда, я заметила, работают в паре: один на коленях ковыряет прибор, притворно сокрушаясь его ужасному, непоправимому повреждению, типа: у-у-у-у-у-у… тут работы на день… А другой озвучивает расценки. Вот мы в свое время работали пиарщиками у Сергея Кириенко, там все было то же самое. Там его такие Фима Островский и Петя Щедровицкий по той же схеме окучивали.)

«Да… – сказал чернорабочий сантехник. – Засор серьезный». – «Девятьсот рублей», – вздохнул менеджер. – «Никакого засора нет, – сказала я, – просто прокладки прохудились, и их надо поменять». – «Как нет? – удивился русский народ. – А нам написали засор». – «Нет». – «Тогда триста», – упавшим голосом сказал менеджер.

Чернорабочий встал на колени и стал откручивать сифон. – «Кто вам тут накрутил-то? – с презрением начал он свое адажио. – Эвон!» – «Ваш Вася и накрутил», – быстро пресекла я. – «А, Вася… Ну, Вася… Вася да… Чего ж… Вася… Тут это… да… ну правильно», – начал он пятиться из неловкой ситуации.

Я была безжалостна. «Ваш Вася приходил в прошлом году, обругал предыдущую работу и сделал вот то, что вы сейчас ругаете. Поменяйте прокладочку и идите с богом».

«Тут работы невпроворот…» – коленопреклоненный начал следующий раунд. Менеджер помог ему театральными вздохами. «Спокойно работайте, спешить некуда», – сказала я и ушла к компьютеру. Не стала тревожно стоять над раковиной, переводя испуганные глаза с резиновых кишок на пластмассовые органы. Хотя по сценарию должна была.

Сантехники оставили в покое членораздельную речь и перешли к междометиям. Работа пошла быстрее. В сущности, десяти минут им хватило.

«Хозяйка! Принимай работу!» – наконец крикнул менеджер. – «И сколько?..» – «Четыреста». – «Только что было триста. Как это успела цена вырасти?» – «Да тут наворотили… работы на цельный день… как же… надо!»

«Триста пятьдесят дам, и хватит, – сказала я. – Да и то много». – «Триста пятьдесят на два не делится! – запротестовали мужики. – Это ж, если к примеру, два стакана водки…» – «Давайте не будем все пересчитывать на водку, – сказала я. – Не те времена. Где ваше профессиональное достоинство? Молочка попейте на ночь». – «Молочка!!! – закричали они наперебой. – Сейчас какое молочко?! Один порошок! Это наш народ все молчит, терпит! Молочка! А как уснешь?!»