Небесные жены луговых мари - Осокин Денис. Страница 3

анастасия безупречна: умна и красива: столичная красавица с красным дипломом или с двумя. прямоволосое русое чудо осени: в узком длинном пальто: но замуж выходит за приезжего пьяницу. вокруг переполох: настя — одумайся. но анастасия прекрасно знает как ненужны объяснения и пусты слова. и вся ее большая семья остается в недоумении. анастасия работает и живет: дружит с друзьями — избегает недругов, ездит с мужем куда-то гостить к его родне — подолгу сидит с ним в бане. однажды пишет записку с просьбой себя кремировать — и добровольно уходит из жизни. опять начинается переполох: все мечутся и ревут — мужа запытывают — что у вас произошло? ничего не произошло.. — отвечает муж — и не плачет ни до кремации ни после. он научился молчанию от жены — а лучшие ее друзья видят как дорога и постоянна красавица настя этому никому не известному человеку. анастасия любит появиться и исчезнуть: без беременностей и гробов. ей не скучно жить — нет в ней ни умничанья ни аскетизма. и фальши нет. и радости много. просто хочет как лампочка что ли быть на столе посреди комнаты: включилась и выключилась. понимает что так нельзя — но не отказывает себе в тех редких возможностях когда ситуация казалось бы зависит от нее. отсюда и мнимая нестыковка: благополучная жизнь завершенная самоубийством. на деле же все сходится. настя настя. анастасия № 2 всегда молчит — информацию от нее можно считывать по одежде и позам по слабым движениям глаз. ее наверное зря боятся — но молчание мертвых ведь пугает — поэтому к мертвой насте не хочется приближаться и вообще контактировать с ней. молчание живых и молчание мертвых — слишком непохожие штуки. мертвая настя всегда по-разному одета — и почти всегда вынимает одну грудь. иногда обе — и так сидит. а мы уставимся на ее незнакомые груди и до смерти почему-то пугаемся. стоит пожалуй набраться смелости — подойти и чмокнуть ее в нос. может быть встрепенется несмеяна-царевна и повиснув у нас на руке покажет нам свою комнату и аттракционы двойки — на танцплощадку нас поведет? ну что напоследок про настю сказать — раз уж случились все же и траур и панихида? из одной и той же данности ума вырастают и адвокат и фокусник. анастасия жила бы дольше если бы синий ветер с севера и востока имел хоть какое-то влияние на ее безупречную жизнь. (но мы в своих словах не уверены.)

что нам делать с татьяной? — выучиться на биолога? на лихенолога — специалиста по мхам и лишайникам? очень может быть что так мы и поступим. в августе подадим документы: а пока накупим-ка книжек по химии — ее мы всегда не учили. это конечно правильно — и уехать работать в лабытнанги или в салехард — шататься по лесотундрам — смотреть под кочки — смотреть в микроскоп. по телефону потом вечерами разговаривать с коллегами: так и так сергей борисович — что за удивление я три дня назад с камня соскоблил? и услышать в ответ: дорогой мой. эти не просто удивление! — это же бог ты мой!.. подожди я скоро приеду. приедет коллега — усесться друг против друга — а между нами лишайник. рассмотреть его со всех сторон — потом выпить — и попрощаться до скорого. это полярное нагорье шершаво — его ущелья и реки не для людей. а татьяна — милый бесконечный человек. имя у нее немного нелепое — невзрачное: немного даже строгое — сероватое — северное. может быть для того чтобы мерзавцы прошли мимо? нельзя о татьяне ни мечтать ни писать глупых книг. татьяна хоть часто бывает грустна и мерзнет — но жалеть ее не стоит — лучше подумав о татьяне самого себя пожалей. татьяне всегда лет тридцать шесть — тридцать. ее можно встретить в городе — но чаще всего в деревне — в неизвестной крошечной или в наполненном отчаянной радостью еще более неизвестном районном центре: в мордовском селе нароватово на реке мокше — в каком-нибудь веткино пермской области — в кукморе где торгуют валенками и свистит вокзал. черты татьяны укромны и размыты — нельзя их ярко описать: лицо татьяны человечнее некуда — роднее нет: и встретив однажды мы видим его перед собой всегда — любуемся молча этим сокровищем. татьяна целует мелкими частыми поцелуями закрыв глаза. татьяна пожалуй особа единственная когда можно попробовать сделать загадочное ‘всё ради нее’. а что именно ‘всё’? — целовать в глаза всю жизнь поминутно или в угоду отчаянью татьяны поджечь все вычегодские и пинежские деревни? — зависит в каждом отдельном случае. ну а если ясно что вам с Татьяной жить вместе никак не выйдет — тогда всего уместнее резко остановиться на своем привычном пути и повернуть в лаборатории севера — изучать мхи с лишайниками: грибы или водоросли: стать гляциологом чтобы следить за движением льдов — или почвоведом чтобы общаться с грунтами острова колгуева. (занятия эти впрочем великолепны и безотносительно татьяны.) гладить лиственничные стволы — гладить черный валун — приседать на корточки чтобы заглянуть под хвою — кинуть камень в ржавое болото — увидеть воду — услышать птицу. один состарившийся лесной человек написал стихотворение ‘моя сказка’ — там смысл примерно такой что: всюду снег — ничего не видно — на голове твоей теплый платок — ты вот-вот уедешь на поезде милая — и поезд проедется по моему сердцу. нет ничего особенного — обычная реальность — невзрачная даже лирика — не придумаешь проще: железная дорога и белые станции — лесные поселки и лес. уверены что стихотворение было про татьяну — иначе бы мы не плакали над ним так остро от неукрытого приступа гладить и жить. татьяна и в антимире родная и теплая неяркая и милая как куличок — бесконечная как уточка — стерегущая жизнь.

можжевеловая лиза скрывается в береговых кустарниках и приходит на дебаркадеры. скребется к уснувшим рыбакам в палатки. заходит без стука в постройки у края воды. чаще всего это происходит ночью. лиза никогда не ходит одна — лизы вваливаются целыми оравами. лизы — и мужчины и женщины. мы ночевали с отцом в синем домике для гостей — одном из типовых четырех домушек у кромки берега — у знакомого егеря в егерском хозяйстве недалеко от села каинки на реке свияге. мне было пятнадцать лет. мы приехали на выходные за рыбой. нам здесь очень нравилось — особенно в октябре. глинистая свияга — сырые поля. в домике были две условные половины и общая прихожая-кухня. крашеная синей краской чуть ли не фанера — коробочка для ночлега закаленных обветренных гостей: с ружьями или рыбацкими снастями. мы спали на одной половине среди незанятых панцирных коек и знали что на пустой половине за стенкой этих коек — собранных и разобранных — свалено штук двенадцать. вошли лизы — с длинными носами как весельные лопасти — невысокие как большие дети — в ярких пестрых одеждах — и сразу заполнили дом. они сновали вокруг нас. я не мог шевелиться — но их видел и чувствовал. отец прирос к кровати с открытыми глазами. кажется было много луны — но не уверен точно. лизы прыгали на свободных койках и много смеялись. давайте их с собой возьмем.. — сказала одна лиза и показала на нас. все лизы дохнули веселой хитростью и засновали еще больше. какая-то лиза-женщина на это ответила: пока что рано — они еще должны кое-что сделать здесь — не будем торопиться. утром мы спросили у егеря с женой — что это ночью было? егерь с женой нахохлились и проглотили языки. мы тоже нахохлились — и уплыли в город на ‘ом’е. утопленницы — не утопленницы эти лизы? ракитницы — не ракитницы? водяницы — не водяницы? банницы — не банницы? я денис осокин родившийся в 1977 году живущий в Казани окончивший здешний университет интересующийся фольклором и не склонный к мистификациям утверждаю что встреча с лизами — чистая правда. сам бы я что-нибудь поинтереснее придумал — тем более сказали-то лизы: банальную банальность. лизы — не сердитесь. вы ведь не говорили что вы — секрет. лишь бы как можно дольше продолжалась жизнь.