Избранное - Григорьев Николай Федорович. Страница 12
как в берлогу, мыться, задыхаясь в дыму. Да что бани! Жилые избы
сплошь да рядом топятся по-черному, особенно в чувашских и мордовских
селениях.
"Жилище человека должно быть светлым, радостным, уютным, -
думалось Ульянову в такие минуты и хотелось воскликнуть: - О Россия!
Когда же войдешь ты в светлый дом свой?"
Хозяйский работник помог натаскать воды из колодца, затопить
баню. Вместе и мыться пошли.
Потом в блаженной расслабленности Илья Николаевич лежал на полке.
Наконец-то он дома, с женой и детьми. "Боже, - подумал он, - есть ли
предел человеческому счастью?"
...Илья Николаевич все еще нежился на банном полке, - то
задремывая, то лениво подстегивая себя веником. Вставать не хотелось:
только бы смотреть и смотреть картины его счастья с Машей...
А Мария Александровна в это время готовила не только самовар. Она
подошла к зеркалу и с большой строгостью принялась исследовать свое
лицо. Не выдаст ли усталый взгляд? Не слишком ли бледны щеки? Она
пережила тяжелую зиму. Плакала... Порой вечерами даже читать не
хотелось. И к роялю охладела. Притронется к клавише пальцем и со
вздохом опустит крышку. Стоит и слушает, как замирает одинокий звук...
Стучит колотушка ночного сторожа...
Мария Александровна печально вернулась к себе и всплакнула: "Вот
и все мое здешнее знакомство, вот и весь наш с Илюшей Новый год..."
А потом ночь без сна. "Где-то сейчас Илюша? Он ведь такой
непрактичный, не умеет и подумать о себе..." И ей мерещилась снежная
пустыня, по которой, настигнутый вьюгой, едва пробирается возок... А
спасительного огонька жилья все не видать. "Пресвятая богородица, кто
же поможет ему?.."
x x x
После бани Илья Николаевич благодушествовал, расположившись в
кресле.
Пил чай, лакомился домашними булочками.
- А к слову сказать, Маша, и чуваши умеют вкусно поесть.
Например, "тавара" - пальчики оближешь! Это вот что. На столе горшок,
в нем горячее топленое масло. А в масле... Тут надо погрузить ложку до
дна - и вытянешь творожный шарик...
Мария Александровна заинтересовалась, спросила:
- Илюша, ты что-то недосмотрел: в масле творог расползается,
какие тут шарики?
Илья Николаевич словно только и ждал коварного вопроса. Победно
улыбнулся:
- А тут хитрость чувашской стряпухи! Шарики не сразу кладут в
масло, а высушивают: на противень и с вечера в вольную печь, к утру
готовы!
- Ну что ж, - сказала Мария Александровна, - ты научишь, а я
приготовлю, если тебе так понравилась тавара...
- Очень понравилась. Вообще у меня самые лучшие впечатления от
чувашей. И я не перестаю возмущаться мракобесием иных наших
профессоров-этнографов.
Илья Николаевич прищурился, что-то припоминая. Тронул себя за
бороду:
- Вот послушай, Маша... За правильность фонетики, понятно, не
ручаюсь. "Ахал лариттен керек аркине те пулин павала". По-русски эта
поговорка значит: "Чем так стоять, хоть полу накручивай у своей шубы".
- Какая прелесть! - воскликнула Мария Александровна. - Народный
юмор, бьющий наповал бездельников!
- По-моему, - вставил Илья Николаевич, - и некоторых господ
профессоров. Считают поволжские народности неполноценными людьми.
Подумать только!..
x x x
Доклад Ульянова о зимней поездке по губернии вызвал в официальных
кругах Симбирска конфуз и растерянность...
Земцы хвалились: радением их и трудами сеть народных школ к 1869
году доведена до 460 единиц.
Приятнейшее это число взял в свой годичный отчет губернатор. Его
сиятельство, как обычно, красной строкой с особым удовольствием
поставил сведения о сословной мощи губернии: 3115 проживающих по
преимуществу в родовых имениях потомственных дворян и 2751 чиновник
счастливы, как выразился его сиятельство, верноподданнически считать
себя опорою престола.
А число 460 вошло в отчет как знак просвещенного направления
мыслей дворянства. При этом его сиятельство учел, разумеется, и
собственный интерес. По новому положению, губернатор обязан состоять
членом губернского училищного совета. Его сиятельство и состоял,
следовательно, успехи в школьном деле вправе был отнести за счет
неусыпного попечения во вверенной ему губернии.
Председательствовал в губернском училищном совете архиерей,
преосвященный Евгений. Владыко, донося по своей церковной линии о
положении дел в епархии, тоже использовал выигрышное число 460.
Его преосвященство не был завистлив, но диавол порой шептал ему:
"Сочти воинство губернатора и сочти свое. Там помещики и чиновники
вкупе составляют 5866. А у тебя в губернии духовенства - белого и
черного - 13 198 лиц, то есть вдвое больше; вдобавок к этому у
губернатора греховодники - пьяницы, картежники и прелюбодеи, а у тебя
пастыри со крестом в руках и словом божиим на устах..."
Заслугу в преуспевании школьного дела архипастырь, натурально,
отнес к себе...
460 школ для народа! Симбирцев хвалили, симбирцам завидовали.
Деятели училищных советов, как губернского, так и уездных, были
поощрены новогодними наградами...
Успехи очевидны. Оставалось их подытожить на годичном собрании
губернского совета, а это каких-нибудь час-полтора приятного
времяпрепровождения; после чего дамы готовили бал.
И вдруг является инспектор народных училищ Ульянов, строгий,
сухой, затянутый в мундир, и ставит свой доклад, объявив его
чрезвычайным.
Уже было известно, что вновь назначенный в губернию чиновник
наделен крупными полномочиями. А в губернский совет входит
действительным членом, наряду с губернатором и еще двумя господами.
Все это так. Но слишком уж бесцеремонно новоприезжий вторгается в
разработанную программу вечера...
Встретили Ульянова с холодком.
Илья Николаевич не принадлежал к ораторам громовержцам и
ниспровергателям. Эффектного жеста не искал, голос не форсировал. Как
всегда, так и на этот раз, обходился скромными своими голосовыми
средствами. А впечатление от речи было потрясающим.
Оказалось, что никакой школьной сети в губернии нет, можно
говорить лишь о жалких обрывках сети.
- Четыреста шестьдесят школ - это плод ленивого воображения
некоторых земских деятелей, - говорил Ульянов с грустной улыбкой, -
вредный плод. Такие плоды выбрасывают, а не несут на стол...
В зале - ни звука.
Возразить Ульянову не было возможности. Он называл факты и цифры,
факты и цифры...
Инспектор установил, что лишь 19 процентов из 460, только 89 школ
представляют более или менее организованные учебные заведения.
В зале сидели сановитые господа. Сперва свою растерянность перед
цифрами и фактами они пытались прикрыть ироническими усмешками, но
вскоре лица их стали откровенно злыми. Некоторые повели себя
вызывающе, стали возмущаться вслух, особенно один толстяк в дворянском
мундире.
Илья Николаевич обратил взор к председательствующему. Но тот не
способен был навести порядок: погрузив нос в апостольскую бороду, он
мирно дремал.
Кто-то из публики не выдержал, потребовал, чтобы грубиян
замолчал. Услышав фамилию толстяка, Илья Николаевич догадался, что
перед ним - председатель Симбирского же, только уездного, училищного
совета. Анекдотическая фигура! Как рассказывал Назарьев, этот господин
ежечасно ассигнует на школы в уезде (а их числится 55) сто рублей;