Избранное - Григорьев Николай Федорович. Страница 23
- Sehr gut, - похвалил его немец и намеревался еще что-то
сказать, но в это время от удара изнутри с треском распахнулась дверь
сарайчика, и наружу высунулся мальчишка.
- Господин Рау, уже готово! - выкрикнул он. - Можно печатать!
Голос мальчугана сорвался на петушиный. А сам каков! В
противоположность опрятному господину Рау, весь в пятнах типографской
краски, на лице отпечатки грязных пальцев. Глянул Владимир Ильич на
замарашку - и расхохотался. Тот насупился и, дразнясь, показал язык.
Типографщик кивнул мальчугану: мол, сейчас приду, и, широко
улыбнувшись русскому, показал, как он сейчас засучит рукава. Надул
щеки и, изображая немалое усилие, принялся враз обеими руками крутить
в воздухе: так вращают ворот у русского колодца, поднимая из глубины
ведро с водой. Владимир Ильич догадался: сейчас типографщик встанет к
печатной машине - и позавидовал ему. Мышцы заиграли - покрутил бы и
сам машинное колесо, печатая газету...
А господин Рау уже протянул руку, сказал по-русски "до свидания".
Затем, дойдя уже до двери, обернулся и пригласил вновь побывать в
Пробстхайде, сказав, что именно здесь, в окрестностях поселка, в 1813
году происходило Лейпцигское сражение: мол, есть тому и памятники:
- Не надо и пешком. Сюда конка ходит. Приезжайте!
x x x
Днем позже, покупая в городе газеты, Владимир Ильич заметил у
продавца газету скромного вида. В заголовке: "Arbeiter Turnzeitung".
Купил и эту. Рабочая спортивная газета - Ленин и не слыхал о такой,
принялся с интересом ее рассматривать. Продавец, видя удивление
покупателя, посчитал уместным сказать с достоинством, что в Германии
рабочий люд не дает себя в обиду. Существует, мол,
социал-демократическая партия, с ней и правительство считается. Книги
издает, газеты, вот и новую учредили газету - для молодых рабочих.
"Как это неожиданно и прекрасно! - сказал себе Владимир Ильич. -
Особая газета для рабочей молодежи! Разве в нынешней России мыслимо
что-нибудь подобное?.."
Расплатился он с газетчиком и свернул в сквер, каких было немало
в Лейпциге. Сел на скамью, заслоненную растительностью, и вновь
развернул спортивную газету. Прикинул на взгляд ее формат - небольшой,
понравился; поискал адрес, где газета печатается... И удивленный, и
обрадованный, он мысленно увидел табличку на стене
сарайчика-типографии господина Рау: "Руссенштрассе, 48".
x x x
Новая встреча с владельцем типографии. Клара Цеткин одобрила
выбор Ленина, предварительно удостоверившись, что Рау, как
социал-демократ, ничем не запятнан. На этот раз беседа была
откровенной - социал-демократ говорил с социал-демократом. Рау просил
называть его "геноссе Герман" и не удивился, что у русского учителя
объявилось столь рискованное дело, как издание нелегальной газеты.
Понимающе усмехнулся: конспирация есть конспирация... Владимир Ильич
принял обращение "товарищ", но сохранил вымышленные имя и фамилию.
Встреча происходила теперь в конторе у Германа Рау за чашкой
кофе. Владимир Ильич назвал денежную сумму, которой он вправе
распорядиться для печатания газеты. Была она весьма скромной - и Рау
замялся: заказ невыгоден, а он владелец типографии и, естественно,
признает только прибыльные заказы. Но с другой стороны... Напряженное
лицо человека выражало колебания.
Владимир Ильич, попивая кофе, деликатно молчал. "Кто же возьмет
верх, - с иронией подумал он, - господин Рау или геноссе Рау?" Но вот
лицо собеседника прояснилось. Он залпом допил кофе и объявил:
- Принимаю, геноссе русский учитель, ваш заказ. - Помедлив,
добавил: - Как социал-демократ. Из пролетарской солидарности.
Для заключения сделки перешли в кабинет. Пока усаживались,
Владимир Ильич полюбопытствовал, как возникло у здешней улицы название
"Русская".
- Мы с вами, - сказал Рау, - на поле Лейпцигской битвы тысяча
восемьсот тринадцатого года, и пусть каждый немец, появляясь здесь и
читая табличку, запомнит, что русские войска его предкам помогли
избавиться от наполеоновского ига. - Он сказал далее, что в немецком
обществе ширится патриотическое движение за увековечение этого
исторического события величественным монументом. Идет сбор
пожертвований. - Я сам, - сказал Рау с достоинством, - опустил в
кружку золотой талер.
Напомним, что это был еще 1900 год.
Между тем Владимир Ильич достал купленную спортивную газету и
разгладил ее ладонями на столе. Формат для "Искры" подходящий, а
бумагу Владимиру Ильичу хотелось поставить поплотнее обычной газетной.
Ведь номер "Искры", который тайными путями попадет в Россию к
рабочему, будет передаваться из рук в руки, читаться многими, и важно,
чтобы газета не истрепалась. Однако плотная бумага должна быть вместе
с тем тонкой, чтобы пограничный жандарм, даже обыскивая человека,
везущего "Искру", не обнаружил бы газету ни запрятанную в чемодане, ни
вшитую в подкладку пальто или костюма.
Соображения эти Владимир Ильич не стал высказывать типографщику,
а просто сказал, какая бумага для русской газеты желательна.
- Бумага в Лейпциге найдется на любой вкус, - сказал Рау, - об
этом не беспокойтесь, бумагу я приобрету. А шрифт припасен у вас?
Вопрос озадачил Ленина. Рау объяснил:
- Русского шрифта я не держу, мне ненадобен. И в продаже он
редкость...
Возникло препятствие, какого Ленин не ожидал, и, кажется,
серьезное...
А Рау продолжал, как бы размышляя вслух:
- Заказы из России бывают, но выгодны они лишь крупным фирмам -
там и ассортимент русских шрифтов, и особый персонал в типографии... -
Помолчав, добавил: - Знаю фирму, где печатают Библию для России, но
ведь не придешь, не попросишь мешок шрифта. Сразу: "Кому? Куда? Для
чего?" - и угодишь в полицию.
Можно себе представить огорчение Владимира Ильича, но он нашел в
себе силы даже улыбаться. Терпеливо ждал, до чего же типографщик
договорится, что предложит... Но тот назвал новое препятствие.
- Шрифта у вас нет, товарищ русский учитель. Впрочем, если бы вы
и со шрифтом приехали - мало пользы. Нужен наборщик, умеющий набрать
русский текст. Поставьте, к примеру, меня к кассе с русскими литерами.
Только запутаюсь, дело испорчу. Для меня что китайская грамота, что
русская - никакой разницы.
Пришлось Владимиру Ильичу из Лейпцига уехать.
x x x
Вскоре Ленин возвратился, но уже не один. Своего спутника,
прилично одетого молодого человека, представил Герману Рау:
- Знакомьтесь. Товарищ Иосиф Блюменфельд, наборщик.
- Вернер... - смутившись, вставил названный.
- Да, да, - подтвердил Владимир Ильич, - партийная кличка
товарища - "Вернер".
Рау понимающе кивнул:
- Будем звать Вернером.
Иосиф Блюменфельд был поляк, не вынесший царского гнета и
бежавший из Польши (как известно, самостоятельное Польское государство
в XIX веке перестало существовать: произошел так называемый раздел
Польши, иначе сказать, разорванную на клочья страну поглотили Россия,
Австро-Венгрия и Пруссия). В Варшаве сидел царский наместник. Он
наложил запрет на польские газеты, книги, на самый польский язык. И
Блюменфельд на родине, чтобы прокормиться, стал наборщиком русских
текстов. Оказавшись эмигрантом, он вступил в партию социал-демократов