Избранное - Григорьев Николай Федорович. Страница 28
обыкновенная теплушка с тюками центральных газет, брошюр и листовок.
Посредине - печурка, на ней - солдатский котелок и чайник. Когда вагон
добрался до нашей станции на Украине, от всех его грузов не осталось
почти ничего.
Бойцы, приехавшие на тачанке за литературой, очень огорчились и
принялись совестить сопровождающего вагон.
- Эх ты, кочерыжка капустная! Распустил все по тылам - а к нам, в
боевую бригаду, с поскребышами!
Сопровождающий - разбитной паренек с грозным маузером на
самодельной лямке - сконфуженно мялся, пока бойцы, топая по гулкому
вагону, подбирали разрозненные газеты и листовки. Кончилось тем, что
он решил откупиться. Открыл фанерный чемодан с висячим замком и отдал
бойцам граммофонную пластинку, которую приберегал, видимо, для
какого-то другого случая.
Трудно описать ликование в бригаде, когда тачанка на взмыленных
конях прикатила со станции и ездовой закричал с облучка:
- Ура, товарищи! Пластинка... Речь Ленина!
А второй, сидевший в тачанке, обхватив руками и ногами ворох
литературы, которую трепал ветер, вскочил и помахал над головой
пакетом:
- Вот она! Вот она!
В политотделе был граммофон - ящик с горластой трубой, похожей на
медный контрабас в духовом оркестре. В ту пору и граммофоны попадались
не так уж часто. Раздобыли один на бригаду, да и тот был теперь
чиненый-перечиненый. Ему ведь тоже доставалось в боях. На трубе
пестрели заплаты, поставленные бригадными кузнецами. Эти ребята ловко
ковали лошадей, но нельзя сказать, чтобы столь же удачно "подковали"
граммофонную трубу. Она дребезжала и искажала звуки.
В этот день все учебные занятия в бригаде прошли образцово. Сами
бойцы пустили слух, что тот, кто не постарается в стрельбе или на
тактических занятиях в поле, пусть и не помышляет услышать голос
Ильича.
В бригаде было едва ли меньше тысячи штыков и сабель. Городок
небольшой, подходящего помещения, конечно, не нашлось, и бойцы
собрались на лугу. Сколотили помост для граммофона, а сами сели в
несколько рядов полукольцом.
Собрание было торжественным. Вынесли знамя. Комиссар сказал речь
о мировом империализме. Потом помост покрыли кумачом и на нем
водрузили граммофон.
Но куда повернуть трубу?
- К нам, в нашу сторону! - закричали сотни людей с фланга.
- Нет, сюда поворачивай, сюда! - кричали с другой стороны. - Они
и так услышат. К ним ветерок!
- Не замай, не трогай! Правильно стоит! - Это были голоса из
центра.
Устанавливающие граммофон бойцы растерянно поглядели на
комиссара. Комиссар поднял руку, но этого оказалось недостаточно,
чтобы водворить спокойствие. Тогда он снял трубу с ящика и прокричал в
нее, как капитан с борта корабля:
- Товарищи, хватит спорить! Постыдились бы в такой торжественный
момент. Объявляю: пластинку прокрутим несколько раз, с прямой наводкой
трубы на все подразделения. Ясно?
Гул одобрения, все смолкли и, как на чудо, глядели в жерло
граммофона.
И вот она, наконец, речь Ленина!
Ильич говорит из Кремля... За тысячи верст - а вот как слышно:
будто сам здесь, в кругу бойцов, будто думам солдатским внимает и тут
же, в этой самой речи, и отвечает на них...
"Капиталисты Англии, Франции и Америки, - голос из трубы
отчеканивал каждое слово, - помогают деньгами и военными припасами
русским помещикам... желая восстановить власть царя, власть помещиков,
власть капиталистов. Нет. Этому не бывать. Красная Армия сильна тем,
что сознательно и единодушно идет в бой за крестьянскую землю, за
власть рабочих и крестьян, за Советскую власть. Красная Армия
непобедима".
Прослушали пластинку раз. Прослушали два и продолжали слушать еще
и еще. За простыми словами Владимира Ильича крылась такая мудрая
правда, что от повторения речи у каждого слушателя только ярче
разгорались глаза.
Долго, очень долго слушали бойцы бригады пластинку.
- А почему, товарищ комиссар, пластинку разным голосом пускаете:
то высоко, то низко, то середина на половину. Какой же настоящий-то
голос у Ленина?
Комиссар заглянул в трубу, однако не стал ее порочить. Распустил
на себе ремень, перепоясался. Потом снял суконную фуражку, почистил
рукавом. А все молчит. Наконец признался:
- Хлопцы... Я ж с Донбасса, коногон из шахты. Пытаете, якой голос
у Ленина? Та я ж сам не ведаю. Бои да бои, а за боями як в Москву
попадешь?
Опять заговорили бойцы всей бригадой. Горячась, спорили. Потом
призвали на помощь комиссара:
- Товарищ комиссар! Голосовать надо!
Большинством решили, какой голос у Ленина.
Ясно: громовой. На весь мир звучит.
ЛЕНИНСКИЙ БРОНЕВИК
Повесть
3 апреля 1917 года. Владимир Ильич Ленин после вынужденной и
длительной эмиграции возвратился в Россию, в Петроград, и прямо с
вокзала взошел на броневик.
Многотысячные колонны рабочих со знаменами, транспарантами и
оркестрами заполнили площадь перед Финляндским вокзалом, приветствуя
своего вождя.
С броневика Ленин произнес свою знаменитую речь, которую закончил
словами: "Да здравствует социалистическая революция!"
О событии этом знает каждый школьник. Но быть может, не всякому
известно, что в гражданскую войну след исторического броневика
потерялся...
Шли годы. Близилась X годовщина Советской власти. Это было
героическое десятилетие: советский народ одержал победу в гражданской
войне и приступил к социалистическому строительству.
Год шел за годом - и Советская страна отпраздновала новую великую
победу: хозяйство было поднято из разрухи - работала в полную силу
промышленность, четко действовали железные дороги, на полях стрекотали
сельскохозяйственные машины, каждый был сыт, одет, обут...
Было чем отпраздновать 10-летие Советской власти. Торжества
начались заблаговременно в Ленинграде.
Вот как это было... Ноябрь 1926 года.
В одиннадцать ноль-ноль зарокотали с Петропавловки артиллерийские
залпы. Переполненная людьми площадь у Финляндского вокзала замерла.
Блеснули вскинутые музыкантами трубы, и под звуки
"Интернационала" скрывавшее памятник полотнище устремилось вниз.
Люди обнажили головы. Грянуло "ура!" и покатилось по площади из
конца в конец, заглушая оркестр и раскаты салюта.
Никто, казалось, не желал признаться себе в том, что перед
глазами только бронза, - каждый увидел живые черты Ильича, его
протянутую к народу руку...
Грянули барабаны, и крыльцо вокзала заалело от знамен. Их вынесли
из здания. Здесь были знамя губкома партии, знамя губисполкома,
знамена шести районов, на которые в ту пору делился Ленинград; знамена
четырех родов войск, составляющих гарнизон: пехоты, артиллерии,
кавалерии, военно-морских сил.
Двенадцать знаменосцев под звуки марша спустились с крыльца.
Сгруппировавшись по трое, они встали по углам памятника. Тяжело
качнулся на древках бархат. Почуяв ветерок, развернулись легкие
шелка...
Площадь вся в хвойных гирляндах, высится трибуна для почетных
гостей. На краю помоста - плотный человек. Он снял шляпу и
раскланивается. А из толпы возгласы: "Да ведь это Щуко, академик
архитектуры!..", "Спасибо, Владимир Алексеевич, за памятник!..".
Люди прихлынули к помосту. Академик сунул шляпу под мышку и
бросился пожимать тянувшиеся к нему дружеские руки.
Всюду поспевали фотокорреспонденты.
Сфотографировали Щуко. Сфотографировали его помощника, Владимира