Избранное - Григорьев Николай Федорович. Страница 81
Каждый день, едва брезжил рассвет, мы с телефонистом Никифором
отправлялись на наблюдательный пункт. Никифор разматывал провод с
катушки, и я нес на себе телефонный аппарат. Да по винтовке у нас было
на плечах, да шинели в скатках, да по краюхе хлеба и куску сахару, да
фляжки с водой, - словом, уходили навьюченные, как в дальний поход.
Иначе было и нельзя: на бронепоезд мы возвращались только затемно - к
ночи и обедали.
Стрелять приходилось не так много, как в первые дни, - теперь
бригада отступала, не принимая большого боя. Было ясно: комбриг
сохранял силы, но каков его замысел, где, на каком рубеже он
намеревался задержать дивизии врага, - никто из нас не знал.
Но нет худа без добра. Пока затишье, я учился стрелять. Красный
офицер должен быть мастером в своем деле. "Эх, - думал я, - книжечку
бы мне в руки! Ведь все это, над чем я ломаю голову при каждой
стрельбе, давно и подробно где-то описано, и чертежи, наверное, есть,
все нужные расчеты... Читал бы я по вечерам эту книжку да
перелистывал". Но книжки у меня не было, и оставалось одно: выуживать
у Малюги то, что он знает.
В стрельбе Малюга оказался мастером. Ему, видно, надо было только
руки размять, чтобы показать нам все свое искусство. Лучше всего он
бил с прямой наводки, а не по моей телефонной команде. Правда, это
случалось редко, только при переездах, когда бронепоезд переменял
позицию. Но зато уж если Малюга поймает беляка в очко прицела - не
упустит. Иной раз с пяти-шести снарядов разносит в прах какой-нибудь
зазевавшийся обоз или колонну вражеской пехоты.
Когда Малюга бил прямой наводкой, вся команда сбегалась глядеть
на его стрельбу. А я следил только за руками артиллериста и запоминал
каждое его движение. Ведь этого и в книжках не прочтешь. Такую работу
видеть надо.
Раз за разом - я и набрался кое-чего от Малюги. Сам он даже и не
подозревал, что оказался моим учителем. Что поделаешь? Такой уж был он
человек, что приходилось выведывать у него все исподтишка. Как-то, на
первых порах, я было раскатился и попросил его показать мне действие
прицела. А он в ответ на это такую рожу скорчил, словно век не чихал и
подошло ему за все разы чихнуть. После этого я и отстал от него. Ни о
чем больше не спрашивал, а уроки брал негласно.
Чаще всего это бывало за ужином. Сидим мы, хлебаем щи, а Малюга,
не торопясь, разглаживая усы, начинает рассказывать о чем-нибудь
молодежи (для него мы все были молодежью). Вспомнит про японскую
войну, расскажет, как воевал в германскую, и начнет говорить, как
учили его в казарме целый год около всяких деревяшек и железок, пока к
настоящей пушке подпустили. Да и то сначала с тряпкой - только пыль
обтирать. Все это он клонил к тому, что вот, мол, какая хитрая штука
артиллерия, - голыми руками ее не ухватишь.
Я-то хорошо знал, в кого он метит, но виду не подавал. Запускаю
ложку в ведро, а сам слушаю, слова не пропускаю.
Много я полезных вещей от него узнал. Первое - об артиллерийских
делениях: оказалось, что у прицельного прибора орудия есть барабан, на
котором насечено 180 делений, и каждому такому делению соответствует в
полете снаряда двадцать саженей. Проще сказать: деление равно двадцати
саженям - и никакой премудрости.
Потом я узнал, как чистят орудие, а после чистки протирают маслом
"фроловином"; узнал, как ставят орудие в упряжку, сколько для этого
назначается ездовых и лошадей и какие артиллерийские лошади злые. Это
уже к делу не относилось, и я так и не понял, отчего у артиллерийских
лошадей скверный характер.
Но вот однажды Малюга заговорил про "вилку". Слушал я, слушал, а
потом и есть перестал, отложил ложку в сторону.
Вилка - это способ артиллерийской пристрелки. Скажем, надо
пристреляться по опушке леса, по отдельно стоящим у опушки деревьям.
Пустишь для этого первый снаряд - и гляди, что вышло. Вышел, допустим,
недолет. А деления тебе известны, с каких стрелял. Скажем, сто
делений. Надо прибавить делений и так постараться, чтобы захватить
цель с другого конца, взять ее в вилку. И вот, скажем, получилась
вилка такая: недолет - сто делений, перелет - сто двадцать. Тут
стреляешь со среднего, со ста десяти. Допустим, что и этот третий
снаряд хватил не по опушке, а ушел в перелет.
Сто делений - недолет, сто десять - перелет. Еще вдвойне надо
сузить вилку, ударить со среднего прицела. Средний прицел теперь будет
105. Так и подводишь снаряд раз за разом к цели и наверняка подведешь,
стукнешь противника в лоб. Это было для меня целое открытие. Я стал
применять вилку на наблюдательном пункте - куда метче пошла с вилкой
стрельба!
Главное тут - строго арифметики держаться: дели и дели вилку
пополам, не горячись в бою. А то пойдешь кричать в телефон "чуть
подальше" да "чуть поближе" - ну и сорвалась стрельба. Издали всегда
кажется, что чуть-чуть только не попадаешь (как это и бывало у меня),
а на самом деле попусту разбрасываешь снаряды. Без вилки, на
"чуть-чуть", попасть можно только случайно. А с вилкой поразишь
противника наверняка.
За эту самую вилочку я Малюге новые сапоги принес, гимнастерку,
шаровары и фуражку со звездой. Полдня обхаживал нашего начснаба, пока
выпросил. "За науку!" - сказал я Малюге, а он и не понял, за какую
науку.
Скоро и еще мне представился случай узнать кое-что из артиллерии.
И то, что я узнал, было поудивительнее вилки.
Глава седьмая
Прошла неделя в боях. Под напором превосходящих сил врага наша
бригада медленно отходила от Проскурова на восток, к Жмеринке. Давно
уже не было видно Проскурова, даже с самого высокого дерева...
Отступление шло вдоль линии железной дороги, и мне с бронепоездом
чуть ли не каждый день приходилось приготовлять для стрельбы новую
позицию.
Как-то нас застиг на позиции дождь. Сеет и сеет, и чем дальше,
тем больше - никакого просвета. "Пропал, - думаю, - день для стрельбы:
нечего и на наблюдательный пункт идти, все равно ничего не увидишь..."
Я назначил караулы, а сам вместе с артиллеристами полез под
брезент. Одно только и оставалось - завалиться спать.
Вдруг - шлеп! Гляжу, чей-то плащ залетел снизу к нам на борт.
Посмотрел я через борт, а там комбриг. И тут же у насыпи его
бесхвостый скакун в поводу у ординарца.
Комбриг отослал ординарца с лошадьми вперед, а сам поднялся к нам
в вагон.
- Ну-ка, - сказал он, - тяжелая батарея, давайте-ка двинем
вперед!
Мы тронулись.
Комбриг снова накинул плащ, присел на борт, положил на колени
планшет с картой и компасом и, поглядывая по сторонам, сверял на ходу
карту с местностью.
- Стоп!.. - остановил он поезд около железнодорожной будки.
- Вот вам цель, - сказал комбриг, показывая на синий значок на
карте. - Обстреляйте-ка эту деревню.
Я поглядел вперед, осмотрелся по сторонам - все затянуто сеткой
дождя. В каких-нибудь пятидесяти саженях куст и тот едва виден.
Вот задача!
Раздумывая, полез я в свою сумку, достал карту-верстовку. На
верстовке все есть, даже отдельно стоящие в поле дубы и сосны и те
нарисованы.
Деревню я сразу нашел и отметил ее карандашом. Но как можно
стрелять в дождь - решительно не понимал.
Нашел я на карте и железнодорожную будку, возле которой стоял
поезд. И ее отчеркнул.
- Ну что же вы? - усмехнулся Теслер. - Соедините на карте обе
точки.
Я прочертил от "будки" до "деревни" прямую линию.