Избранное - Григорьев Николай Федорович. Страница 85

уже доила корову.

"Третий урок... - раздумывал я. - Вот тут-то и застопорило!" Я

присел на завалинку и перебрал исписанные рукой комбатра и

замусоленные красноармейцами листки.

"Ну что же, придется и не поспать ночей... Хоть бы самое-то

главное ухватить в артиллерии! Вот-вот опять завяжутся большие бои -

там уже не побежишь к комбатру. Там и с поезда не отлучишься!"

x x x

Трудно заниматься, когда мысли твои бегут прочь...

Меня все больше подмывало тем или иным способом выбраться на

передовую. А про ребят уже и не говорю - в тылу, в нашей одинокой

позиционной жизни они совсем истомились...

Кто бы ни шел с передовой - раненый ли, конвоир ли с пленными,

разведчик или посыльный, - бойцы каждого останавливали. Высыплют сразу

из вагонов, окружат человека и расспрашивают с нетерпением и

жадностью: "Как там? Где теперь проходит наша позиция? А ихняя где? А

в окопах что говорят? А насчет наступления не слыхать еще?" И так

далее, и так далее...

А если кто-нибудь мимо нас шел на передовую - с какой завистью

глядели на "передовика" мои бойцы!

Но что было делать? Я ждал брони из Киева, и сам не знаю, чего

еще ждал. Ждал перемены к лучшему...

А пока принуждал себя ежедневно посещать комбатра и решать

треугольники. "В конце концов, - говорил я себе, - будем ли мы на

передовой или в тылу останемся, но артиллерийскую-то науку надо знать.

Ведь без нее я по рукам связан!"

Занимались мы с комбатром только ночами, и от этих бессонных

ночей я совсем осовел, меня ветром шатало. День-то я в бою, на

стрельбе, глаз за весь день не сомкнешь, а тут и ночь не твоя.

Трудно мне было, и в особенности тяготило то, что я почти не

встречался со своими ребятами. Как они жили, чем заполняли свое

свободное время, - об этом я знал только со слов матроса, который

оставался на бронепоезде моим заместителем и ежедневно делал мне

короткие доклады.

Но вот однажды я услышал в команде разговор о моих занятиях.

Как-то после боя, уже в сумерках, я забрался в пулеметный вагон, чтобы

поспать, а потом со свежей головой отправиться к комбатру. Лежу и

слышу: захрустел песок около вагона, подошли люди, потом что-то

звякнуло - я догадался, что заправляют буксы.

- Спит, - сказал один, видно отвечая на вопрос другого. Я сразу

узнал голос Малюги - говорил он медленно и нараспев. - У нашего

командира теперь и день в ночь - не разберешь ничего... Придумает

тоже: в книжках артиллерию вычитывать! Бубнит, бубнит, что пономарь

над псалтырью... Да ты, брат ты мой, если хочешь дело понять, тряпку

вон возьми да походи около нее, около орудии. Вот и увидишь, что к

чему да как другие становятся. Может, тогда из тебя и выйдет солдат.

Ох-хо-хо, - вздохнул Малюга, - завоюем мы с ним, с этим хлопцем, по

три аршина земли сырой!.. Ну-ка, плесни масла.

Забрякала о буксу масленка.

- А в книжках про всякое пишется, - услышал я другой голос. - Вот

вчера хлопцы про тебя читали.

- Это как же так - про меня?.. - В голосе Малюги прозвучало

недоверие и в то же время угроза. - Какая такая книжка? Где она?

- А тебе и не прочитать ее самому, без хлопцев. Про

крестьянина-середняка книжка. Кажут, середняк - це розуму богато.

Кажут, на сели - первый господарь. Кажут, в державных справах... в

государственных делах у середняка треба совета спрашивать.

Говоривший вдруг фыркнул и захохотал.

- Чего же ты, дура, регочешь? - сказал Малюга солидным голосом. -

Середняк - це фигура! Правильно про меня написано.

Задорный собеседник Малюги проговорил, давясь смехом:

- Державны справы... Государственные дела... тебе решать...

Ха-ха... Малограмотный дядько! Только драться умеешь!

- Ах ты шкодливый!.. Да я тебя, дурня... - Малюга угрожающе

засопел.

- Сам ты дурень! Да еще старый! - вдруг запальчиво выкрикнул

другой.

"Кто это? - Я прислушался и никак не мог узнать второго. В голосе

что-то напоминало племянника. - Да нет, не может этого быть! Не

осмелится он разговаривать так с дядей..."

Я быстро выглянул в бойницу.

Около вагона Малюга, а в нескольких шагах от него с масленкой -

племянник. В самом деле, племянник! А как распетушился... Красный весь

от злости!

Я громко кашлянул. Оба вздрогнули и обернулись. И старик и

племянник сразу потеряли свой воинственный вид и поспешили прочь. До

чего это было смешное бегство!

А хлопец-то, хлопец - каково отбрил старика! И откуда только

смелости набрался, ведь как разговаривает!.. Не иначе как этого парня

обработали в команде! Ну и дела!

Я стал устраиваться спать. "Кто же это у нас в поезде книжки

читает?" С этой мыслью я заснул.

В этот раз я на редкость хорошо выспался и бодрый, свежий

выскочил из вагона.

Пока я умывался под краником у тендера, матрос мне все рассказал.

Оказывается, это наш Панкратов, громкочтец, в поезде орудует. Чуть ли

не каждый день он ходит за пять, а то и больше, верст в политотдел,

приносит оттуда литературу - книжки, газеты, листовки - и прочитывает

все вслух бойцам. А неграмотных после каждой читки заставляет

списывать с газеты буквы и тут же объясняет: "А - арбуз, О - орудие, П

- поезд, У - ученье. Ученье - свет, неученье - тьма".

- Этот Малюга-меньшой у него самый исправный ученик, - сказал

матрос. - Полфамилии сам карандашом выводит.

Я уже помылся и крепко растирал лицо и шею полотенцем, но тут не

удержался, чтобы не брызнуть в матроса водой из краника.

- Эх ты, голова садовая! - сказал я. - Такое дело делается, а ты

и не доложишь мне.

Матрос взял у меня кончик полотенца и смахнул с себя брызги.

- А как-то к случаю пришлось. Дело, думаю, небоевое...

- Как же так - небоевое? Ведь Панкратов из этого деревенского

парня дисциплинированного и сознательного красноармейца делает. Чуешь

ты?

Я тут же вызвал Панкратова.

Степенный и сдержанный, Панкратов весь так и просиял, когда я

заговорил о его занятиях. Он показал мне список своих учеников; в

списке значилось четыре человека неграмотных и малограмотных, в том

числе долговязый пулеметчик, исполнявший теперь обязанности

правильного, и молодой Малюга. Список был аккуратно разграфлен, и

против фамилии каждого стояло по нескольку крестиков.

- Являются на уроки исправно, пропусков нету, - деловито сказал

Панкратов, убирая список в клеенчатую сумку. - Вот только чернил бы

нам да хоть тетрадку бумаги, а то не на чем писать.

Я тут же, не сходя с места, составил заявку в политотдел и

направил нашего педагога прямо к Ивану Лаврентьичу.

На другой день Панкратов встретил меня с улыбкой до ушей.

- Глядите, сколько гостинцев! - и он скинул с плеча вещевой

мешок, изрядно наполненный. Там были разные письменные принадлежности,

но я ухватился раньше всего за сверток обоев. Вдвоем мы развернули

его.

Вся чистая сторона была исписана крупными буквами:

Политотдел извещает бойцов:

Недавно Советское правительство сделало новые предложения о мире

правительствам США, Англии, Франции.

"Не только международный пролетариат, - говорилось в сообщении, -

протестует против нападения на нас; все честные люди в буржуазных

странах поддерживают клич пролетариата: "Руки прочь от Советской

России!" Знаменитый норвежский исследователь полярных стран Фритьоф

Нансен выступил нашим посредником в мирных переговорах.

Что же ответили империалисты? Ничего не ответили. А вслед за этим