Доктор Смерть - Дьякова Виктория Борисовна. Страница 44

— Не надо, не надо, не рассказывай. Я и так все понимаю.

— Нет, я уж расскажу, — Ирма упрямо мотнула головой. — Когда-то же надо. Не могу же я годами носить все это в себе. По-настоящему близких людей у меня только двое — Алик и ты, кому же мне еще рассказать, как не тебе. Во-первых, Гейдрих не разрешил Алику официально жениться на мне, счел мое происхождение сомнительным, а ты знаешь, для бракосочетания необходима санкция руководства. На самом деле, все мои предки жили в Германии, и все они немцы, без всяких примесей, просто Гейдрих не хотел, чтобы Алик на мне женился. У него были другие планы. На мой счет, конечно. Я даже не поняла, что он давно уже приметил меня. Только, как говорится, руки не доходили. Прежде чем отдать меня Алику, он желал попользоваться сам. Тем более что ему известно, что в Киле я считалась девушкой весьма легкого поведения. Он отправил Алика в командировку, и однажды вечером, когда я была одна, приехал ко мне. Он меня изнасиловал, Маренн. Я сопротивлялась, плакала, умоляла, звала на помощь. Но он только смеялся надо мной. Годы потом я с содроганием вспоминала отвратительные подробности этого вечера. Когда Алик вернулся, я ничего не сказала ему, боялась за его карьеру. Боялась, что Гейдрих просто убьет его. Потом он приезжал ко мне всякий раз, когда Алика не было дома. Он нарочно поручал ему задания, требовавшие отлучки из Берлина, и проводил это время со мной. Он больше уже не был грубым. Он разыгрывал влюбленного. Клялся в своих чувствах, обещал развестись с Липой. Он хотел не только власти над моим телом, но и над душой. Хотел завладеть моим сердцем и окончательно отнять меня у Алика. Он знал, как Алик меня любит. Это был его любимый стиль во всем — и в отношениях с женщинами, и на службе. Как политика в протекторате — и кнут, и пряник. И я должна признаться, он почти добился своего, — Ирма опустила голову. — Клятвами, манерами, которые всегда появлялись, когда он этого хотел, обаянием, силой, привлекательностью он заставил меня забыть страх и разбудил во мне симпатию. Конечно, я тщательно скрывала свое увлечение, но уже начинала мечтать о будущей жизни с шефом СД, — она горько усмехнулась. — Он мне и в самом деле начал казаться тем, кем хотел быть для меня — белокурым арийским богом — покорителем, всегда первым, всегда лучшим во всем, настоящим мужчиной. Я проклинала Лину и желала, чтобы она исчезла с лица земли. Я не понимала тогда, как она несчастна. Он бросил меня, конечно. И весьма скоро. Бросил так же, как и появился. В один день. Я вдруг перестала интересовать его, или ему просто надоело играть роль. Он добился своего, понял, что я его люблю, буду страдать. И этого ему было вполне достаточно. Он увлекся другой. Новой, еще непокоренной. Все это было для него как спорт, как его любимое фехтование или скачки. Он никогда не останавливался на достигнутом. И он не ошибся — я сильно страдала. Мне тяжело было скрывать чувства. К тому же я поняла, что жду ребенка, — голос Ирмы снова задрожал. — Пять месяцев я мучилась, унижалась, старалась вернуть его. Караулила его машину, следила за ним. Не могла дождаться, пока Алик уйдет из дома, чтобы снова начать поиск. Конечно, Алик не мог не замечать, что от нашей прежней счастливой жизни не осталось и следа. Мне тяжело стало разыгрывать любовь, которая, как казалось тогда, умерла. Но он молчал. И молчит до сих пор. Ни словом, никогда, ни разу он не упрекнул меня, не обмолвился о тех чувствах, которые испытывал тогда. Он всегда меня жалел и берег. А я… Я опустилась до того, что бегала за Гейдрихом по публичным домам, где тот развлекался с проститутками. Они все вместе хохотали надо мной. Он подавал пример, наслаждаясь моим унижением. Когда я поняла, что он просто издевается надо мной, я думала, что лишусь рассудка от горя. Но все-таки нашла в себе силы прекратить все это. Сама избавилась от ребенка, потому что не могла себе представить, как бы преподнесла такой сюрприз Алику. Думаю, что, скорее всего, он бы принял и ребенка, и снова промолчал. И даже считал бы его своим. Но я не могла допустить подобного. Мне была противна сама мысль о вранье. Уже тогда я понимала, что Алик все знает, знает и терпит, ради меня. Потом мы стали ездить ужинать в рестораны. Там я снова стала видеть Гейдриха. Он приезжал с Линой и разными другими женщинами. Он вел себя так, как будто ничего не случилось. Я нашла в себе силы, чтобы уже спокойно воспринимать его появления и даже улыбаться ему. Но дома одна истерика следовала за другой. Один раз я сорвалась в присутствии Анны фон Блюхер, которую тогда водил с собой Отто. Она сделала большие глаза и стала убеждать меня, что надо лечиться. И немедленно порекомендовала мне своего личного доктора, этого Мартина. Повершишь ли ты, — Ирма вскинула на Маренн заплаканные глаза. — Я не обращалась к нему. Он сам меня нашел. Сам приехал ко мне домой и стал предлагать лечение. Сначала я отказывалась, но он проявил настойчивость. У меня не было денег, я сказала, что должна обратиться к мужу. Но он объяснил, что это пока делать необязательно, и первую коробку выписал мне бесплатно. Я их попробовала, а затем уже не могла отказаться.

— От них трудно отказаться, только начни принимать, — кивнула Маренн. — А дальше этот доктор Мартин стал просить тебя подыскивать ему клиентов, чтобы он мог распространять свои таблетки дальше. А скажи мне, Ирма, он спрашивал тебя обо мне?

— Да, последнее время спрашивал часто. О твоих отношениях с Отто, о том, что вы разошлись. Я ему сказала, что тебе его таблетки не нужны, что ты сама врач и его самого можешь полечить, если он в этом нуждается. Он засмеялся и заметил, что все это ему очень хорошо известно.

— Наверное, его интересовало не только то, что мы разошлись с Отто, но и то, что я сблизилась с Вальтером Шелленбергом, — догадалась Маренн. — Он наверняка спрашивал тебя о фрау Ильзе, знакома ли ты с ней?

— Конечно, — Ирма сжала руки на груди. — Конечно, спрашивал. Старался все выяснить о том, как она переживает развод, не нужна ли ей помощь.

— И убедил тебя позвонить ей и предложить таблетки?

— Убедил. Да, так и было, но Маренн, — Ирма умоляюще взглянула на подругу. — Я сделала это не потому, что желала тебе зла. Ни тебе, ни Вальтеру, ни даже фрау Ильзе я не желаю ничего плохого. Напротив, когда ты появилась в моей жизни, мне стало намного легче. Твое участие, твое лечение, твое отношение ко мне — все это много для меня значит. Но я не знаю, как мне избавиться теперь от этих таблеток и от этого доктора Мартина. Он делает со мной все, что хочет. У меня не хватает сил.

— Алик знает? — серьезно спросила Маренн. — О таблетках и о докторе?

— Нет, что ты, — на бледном, заплаканном лице Ирмы отразился испуг. — Ни в коем случае. Таблетки я от него прячу. А доктор больше никогда не приезжал сюда. Я сама посещаю его, в его кабинете на Фридрихштрассе. Я могу показать, где это.

— В этом уже нет необходимости, — ответила Маренн, гладя ее дрожащую руку. — Фрау Ильзе дала мне адрес его кабинета, и Мюллер уже послал туда группу своих сотрудников. К сожалению, доктора Мартина пока не нашли. Может быть, тебе известно еще какое-то место, где его можно застать?

— Да, он бывает у одной своей пациентки, — кивнула Ирма. — Она по совместительству является и его любовницей, я как-то даже навещала их в их гнездышке. Это молоденькая фрау Шелль, вдова летчика, сбитого под Курском. Он только начал служить и погиб почти в один день с твоим Штефаном. Доктор Мартин утешает в горе. Но это не я познакомила ее с ним, — в голосе Ирмы прозвучал испуг. — Я сама с ней не знакома, если и виделась, то всего лишь пару раз мельком. Это он сам как-то…

— Я верю, верю тебе, надо думать, у него обширные связи. А где живет эта фрау Шелль?

— На углу улицы Гогенцоллерн, недалеко от кафе, где мы обычно встречаемся. А что?

— Вот что, Ирма, — Маренн сдернула плащ, висевший на спинке стула, — я должна немедленно позвонить Мюллеру, а ты, будь добра, собери все таблетки, какие тебе прописывал доктор Мартин, и привези их мне в Шарите, я буду там. Не надо доводить дело до обыска и до ненужной огласки. Алику я ничего не скажу, обещаю тебе.