Кельтская волчица - Дьякова Виктория Борисовна. Страница 23

Он смотрел на нее улыбаясь, и она в очередной раз не нашлась, что сказать. Ей вспомнилось, как он наступил на свадьбе на подол платья ее матушки. Интересно, был ли хоть кто-нибудь на свете, кто любил его, кто мог бы его любить со всеми его странностями.

— А что же адмирал Белозерский? Как он Вас терпит? — спросила Софья с осторожностью о дяде.

— О, он мой родственник, — быстро ответил ей Василий, — и знает, что на меня вполне можно положиться. К тому же он всегда делает то, что я ему советую. Никаких хлопот. Ну, что ж, — продолжил он весело, — а теперь займемся реверансом. На крепость мы взобрались. Посмотрим, получится ли у Вас, Софья Ивановна, реверанс передо мной лучше, чем перед вашим дядей — адмиралом. Подберите юбку, — командовал он, смеясь, — вот так. Согните правое колено, так, молодцом! А теперь дайте Вашей крохотной попке опуститься на левую ногу. Вот так. Замечательно!

Трясясь от смеха, Софья подчинялась, ибо ей казалось очень забавным, что подполковник Преображенского полка обучает ее хорошим манерам на парапетной стене Белозерской крепости.

— Уверяю Вас, это вовсе не смешно, — говорил он с важностью, — неуклюжая женщина выглядит ужасно невоспитанной. А если Вас увидит государь император? Вдруг случиться так, что мне придется представить Вас ему в Петербурге. Он так и скажет мне: «Василий, браток, где ты нашел такую солоху. У себя на Белом озере? Какое красивое лицо, а кланяться не умеет. И сразу всыпет мне: почему не научили? Петр Алексеевич — то крут, он церемониться не станет. Превосходно! — он прищелкнул языком. — Еще раз. Отлично, Софья Ивановна. Вы все можете, когда захотите. Оказывается, Вы просто ленивая, деревенская девчонка, которую никогда не бил палкой ее добрый батюшка.

Он с неслыханной дерзостью поправил Софье платье, подравнял кружева на декольте и плечах.

— Ненавижу ужинать с неопрятными женщинами, — проговорил он шепотом.

— А я вовсе не собираюсь с Вами ужинать, Василий Романович, — тотчас парировала Софья.

— Могу поручиться, что никто другой Вас не пригласит, — ответил он. — Пойдемте, Софья Ивановна. Возьмите меня под руку. Не знаю, как Вы, но я очень голоден.

Князь Ухтомский отвел Софью назад в дом, где к своему удивлению она обнаружила, что гости уже расселись за длинными столами в банкетном зале, и прислуга разносит блюда.

По счастью появление запоздавшей пары осталось незамеченным никем, кроме князя Ивана Степановича, который вертелся на стуле рядом с адмиралом, высматривая дочь. Он только удивленно приподнял брови, увидев, что она входит об руку с князем Василием. Однако из-за волнения и из-за того, что батюшка наверняка расскажет обо всем матери, а та конечно разболтает Евдокии, Софья опять начала терять самообладание.

— Пойдемте отсюда, князь, — просила она Василия и тащила его за рукав: — Видите, для нас и места нет. Все стулья заняты.

— Уйти? — возмутился он, — Ни за что. Я должен поужинать. Я столько маневрировал, Софья Ивановна, чтобы Вас порадовать утром, что теперь страшно голоден, — не слушая возражений Софьи, он стал прокладывать себе путь, расталкивая слуг и силой увлекая княжну за собой. Она видела, как многие лица с возмущением оборачивались к их сторону, слышала нестройный шум голосов. Она не могла остановиться, путалась в парадном платье. Но увлекаемая неумолимой рукой Василия к столу для почетных гостей в конце зала, оказалась как раз напротив своего обомлевшего батюшки, сама того не ожидая.

— Зачем вы привели меня к столу для почетных гостей?! — запротестовала Софья и изо всех сил дернула Василия за руку.

— Что ж такого? — он удивленно оглядел ее, все также сверху вниз: — неужто Вы думаете, я буду ужинать где-то еще? Место князю Василию Ухтомскому!

Услышав его голос, слуги прижались к стене, все головы повернулись, а адмирал Белозерский прервал разговор со своей супругой. Сразу выдвинули стулья, гости потеснились, и Софья села нос к носу с князем Иваном Степановичем и адмиралом. А рядом с ней как ни в чем не бывало, разместился Василий. Княгиня Белозерская, недолюбливавшая всю женскую половину Андожского семейства, бросала на Софью ледяные взгляды. Но Василий, наклонившись к ней, сказал с улыбкой: — Надеюсь, Вам, любезная тетушка Наталья Николаевна, не нужно представлять нашу общую родственницу. Сегодня у нее день рождения. Ей исполнилось шестнадцать, — и тут же шепнул Софье: — улыбайтесь, недотрога. Ради Бога, не смотрите таким стеклянным взглядом. При дворе самое главное — улыбаться.

Софья готова была провалиться сквозь землю от смущения и стыда. В отчаянии она принялась за жаркое из лебедя, которое лежало на ее тарелке. Адмирал Белозерский повернулся к ней, держа в руке бокал с вином.

— Поздравляю Вас с днем рождения, Софья, — проговорил он. Молодая княжна пробормотала слова благодарности и встряхнула локонами, чтобы скрыть пылающие щеки.

Василий же напротив, никакого смущения не чувствовал. Он ел с явным удовольствием и после каждого проглоченного куска пересказывал язвительно, даже зло про своих соседей за столом все сплетни, которые были ему известны. Он даже не заботился о том, чтобы понизить голос — так и говорил, во всеуслышанье.

Так и не совладав с робостью, Софья ела и пила безо всякого аппетита и чувствовала себя на нескончаемом пиршестве, как шехонская белая рыба, которую только что вытащили из воды. Наконец, ужин подошел к завершению, пытка кончилась, и Василий поднял ее со стула. От вина, впервые в жизни выпитого столь обильно, голова девушки кружилась, ноги сделались ватными — она вынуждена была опираться на своего кавалера.

После зазвучала музыка. Итальянские танцоры, украшенные лентами, исполняли тарантеллу. Софья С трудом следила за их танцем — последние их головокружительные пируэты оказались для нее роковыми. Вырвав свою руку из руки Василия, она зажимая рот, побежала по коридору дома и оказавшись на обширной веранде, упала на колени — ужин вышел из нее, да и не только ужин. Все, что съела за последние сутки оказалось на гладком мраморном полу.

Открыв глаза, Софья обнаружила, что лежит на широкой кровати. Князь Василий Ухтомский, наклонившись, держит ее за руку и вытирает ей лоб носовым платком.

— Вам надо еще поучиться пить вино, — строго заметил он, увидев, что Софья пришла в себя: — чтобы не пьянеть.

В этот момент Софья почувствовала, что ей так плохо и стыдно — слезы навернулись на ее глаза.

— О, нет, нет, Софья Ивановна, — Василий заметил, что она готова расплакаться, и его голос до того резкий, прозвучал вдруг до странности нежно. — Не нужно плакать. Только не в день своего рождения. Он продолжал прикладывать ко лбу Софьи платок.

— Я…я., ни-никогда раньше не ела жа-жаркое из лебедя, — произнесла княжна, заикаясь и зажмуриваясь при одном только воспоминании о еде.

— Это не столько от жаркого, сколько из-за бургундского вина, — проговорил он, — полежите, скоро Вам станет лучше.

Во все это время, как она начала осознавать, что произошло с ней, Софье хотелось провалиться на месте от отчаяния. Но у нее по-прежнему сильно кружилась голова, и она не могла не испытывать к Василию признательности.

Ей почему-то не казалось странным, что она лежит в темной, незнакомой комнате, а князь Василий Ухтомский ухаживает за ней, вполне удачно справляясь с обязанностями сиделки.

— Сначала я возненавидела Вас, — призналась она. — Теперь Вы мне начинаете нравиться.

— Печально, сударыня, что я снискал Вашу милость только после того, как Вас стошнило, — ответил он. Софья рассмеялась, но тут же снова застонала — начинался новый приступ дурноты.

— Вставайте и обопритесь на мое плечо, — предложил он. — Бедняжка, какое неудачное окончания дня рождения!

При всей жалости к своему положению, Софья чувствовала, как он трясется от бесшумного смеха, хотя голос его и руки по прежнему оставались нежными и заботливыми — ей на удивление было с ним хорошо.

— Вы не похожи на Вашу сестру, — проговорила она, повернув голову.