Кельтская волчица - Дьякова Виктория Борисовна. Страница 42

Взбежав на веранду, Лиза проскользнула в дом. У самого порога к ней выбежала легавая отцовская сука и повизгивая, терлась о ноги, радостная, поднималась, подпрыгивала на месте. Ее восторг еще крепче вселял в Лизу бодрые чувства. Поиграв с собакой, она направилась в свою комнату. Ей следовало сменить платье и причесаться по-новому, чтобы достойно выглядеть за столом.

Но проходя мимо отцовского кабинета, она вдруг услышала шорох внутри. Обычно князь Федор Иванович так рано никогда не садился за дела. Свято чтя давние традиции, князь вставал очень рано. Летом — с восходом солнца, а по осени и зимой — за несколько часов до света, на третьей страже, как сам он выражался, пользуясь еще старым византийским временем.

Молился всегда в уединении, по книге перед старинной иконой Феодоровской, подаренной еще предкам его московским архимандритом при государе Василии Третьем. Только потом, ожидая завтрака, сходил в кабинет и призывал к себе дворецкого и ключника с докладом и отдавал им распоряжения.

Если выходила нужда, то и сам не ленился пройтись по конским стойлам и на скотный двор, чтобы проверить, заложен ли корм, свежа ли вода для питья. Не доверяя слугам своим, он обычно во все тонкости вникал сам, даже с рук, бывало, кормил кур и гусей, а рабочим лошадям всегда приказывал поддать побольше овсяной муки.

Но теперь, еще всходя на крыльцо, Лиза слышала, как из своих покоев батюшка ее кричал кому-то: — Ты пойди, скажи там, что Елена Михайловна велела корень редьки в ломтики помельче крошить, а те, что вывялились уже на солнце в горшке толочь да в патоку укладывать! И пряностей не жалеть. Перца, мускату сыпать, гвоздики побольше. Разучились нынче мазюню на Белозерье делать, а ведь прежде как вкусна была!

Да, княжна Лиза знала, что любил мазюню из вишен да из редьки батюшка ее. Всегда сам проверял, как запечатывали ее в горшки, да как в печь ставили. Никогда не забывал посмотреть самолично, даже и супружнице своей не доверяя. Только нынче по реплике его выходило, что князь Федор Иванович из покоев своих еще и не думал спускаться, так что вовсе никак не мог оказаться он в кабинете.

Кто же находился там? Новая тревога закралась в сердце Лизы. Сняв со светца свечу, она огляделась вокруг — никого. Ступая на цыпочках, подошла к двери кабинета и тихонько приоткрыла его. Отцовский кабинет медленно осветился внесенной свечой. Выступили подробности, знакомые Лизе с детства: оленьи рога на стенах, полки с книгами, зеркало печи с отдушником, обитый красной парчой диван, большой стол. На столе — открытая книга, какие-то бумаги, исписанные почерком князя, хрустальная пепельница.

Едва только Лиза вошла в кабинет, вся радость и веселье, испытанные ее на скотном дворе при взгляде на новорожденную телку мгновенно улетучились. Ее как будто снова охватили прежние сомнения и страх, какой-то голос твердил: «Нет, нет. Ты никуда не денешься, ты никогда не станешь другой. Ты все равно останешься прежней со всем твоим вечным недовольством собой, напрасными попытками исправления и падениями, с ожиданием счастья, которое никогда не придет к тебе. Все, что ожидает тебя впереди — это судьба твоего брата Арсения. И ты пойдешь этим путем, как бы не сопротивлялась.»

В углу, у рабочего стола князя стояли две гири. Иногда желая привести себя в состояние бодрости, князь Федор Иванович гимнастически поднимал их по несколько раз. Лиза знала, что гири столь тяжелы собой, что ей даже невозможно сдвинуть их с места и всегда удивлялась, как папенька справляется с ними. Сейчас взгляд Лизы случайно упал на них, и она пораженная, заметила, что обе гири… качаются.

Дверь сама собой со скрипом захлопнулась за спиной девушки. И комнату сразу же заполнил опьяняющий крепкий аромат гардении, который всегда предпочитала остальным мадам де Бодрикур. Аромат усиливался, он словно наступал на Лизу, оттесняя остатки прежних запахов табака и довольно старой обивки и штор, господствовавших в кабинете.

Неужели, матушка Сергия опять ошиблась и ничто, даже темно-коричневая омела, не способна воспрепятствовать злому духу? Лиза до боли стиснула кулаки и прижалась спиной к двери. Она надеялась, что дверь откроется, но кто-то запер ее, хотя молодая княжна знала: отец столько раз сетовал, что замок в двери сломался, и ключник постоянно забывал починить его.

Теперь дверь закрыли. Затаив дыхание, Лиза ждала нового появления Жюльетты, она не сомневалась, что сгущающийся аромат и розоватая пыль, завившаяся над ковром предвещают именно это. И она не ошиблась.

Жюльетта появилась — словно вырисовалась из алого столба пламени, взметнувшегося перед столом. Она была облачена в платье огненного цвета из переливчатого шелка, которое отбрасывало красноватый отблеск на ее черные волосы. И когда она возникла, встав против света, сразу создалось впечатление мерцающего ореола у нее над головой.

Широко открыв глаза, Лиза взирала на явление Демона, не в силах вымолвить ни слова, но та тоже не торопилась высказываться. Она выдерживала паузу, очень красивая, величественная как королева.

За окном уже занималась оранжевая заря.

От затянувшегося молчания тревога и терзающая неопределенность возросли для Лизы до трагичности. Но все же смело глядя в лицо Демону, она не могла не заметить, что омела подействовала на того. Столь тщательно оберегаемая маска начала трескаться и на прекрасном лице явно проглядывали признаки тысячелетнего возраста. Будто долго копошившиеся преступления, ложь и злоба созрели, как огромный гнойник, который начинает лопаться. И подобно яду, начали просачиваться на белый свет капля за каплей черты самого устрашающего безумия.

Молчание Демона все длилось. И Лиза не сразу обратила внимания, что даже сохраняя его, он все-таки оказывает на нее влияние — Лиза вдруг начала надрывно кашлять. Она ощутила, что вся пылает. Ее кожу как будто разрывали на тысячи кусочков покалывающие укусы. Силы покидали ее столь быстро, что она не справившись с охватившей ее слабостью опустилась на ковер. Ноги были холодны как лед, а голова пылала.

Свеча упала из рук княжны и тут же погасла. Лизу била дрожь, все тело ломило от лихорадки. Она кашляла все сильнее и постепенно ее сознание охватил странный полусон: мысли, ясные и яркие, плавали в мозгу, сменяя друг друга и не причиняя никаких ощущений. Молчаливый Демон, не шелохнувшись наблюдал за ней. Потом плавно ступая, приблизился. Какая-то могучая сила подняла Лизу с пола и перенесла на диван. Уже вовсе не походя на человека, а представляя собой духа, который проходит сквозь стены, Жюльетта снова оказалась рядом и склонила голову — она явно наслаждалась своей местью и своей властью над несчастной девушкой.

Отблески огня, сверкавшего вокруг нее, освещали лицо Жюльетты снизу и сделали его похожим на Мефистофеля в тот момент, когда он в языках пламени вырастает из ада и предстает перед глазами доктора Фауста. Глаза Жюльетты, обведенные золотом сверкали двумя пятнами расплавленного золота, изгибы бровей казались непомерно большими, а резко выступившая как на рельефе костная структура лица лишила его прежней привлекательности, превратив в маску, сделанную из теней и алебастрово-белых пятен.

Теперь она не выглядела ни прекрасной и ни безобразной — просто очень странной. И напоминала собой статую с пустыми глазницами, через которую смотрели на мир глаза человека. Новый приступ кашля заставил Лизу буквально согнуться пополам.

— Ты заболела, девочка моя? — проговорила Жюльетта с едва скрываемым ликованием:-ну, что же сожженная омела? Никак не действует? Как и все заклятия твоей тетушки Сергии? Ты видишь, какую я имею власть над человеческим существом? Всего за несколько мгновений ты потеряла все свое здоровье, несмотря на молодость и скоро, — Жюльетта совершенно очевидно скрипнула зубами, — очень скоро ты можешь умереть, если я захочу. Ты и все твои родственники, включая и болезненную матушку, умереть уже могли бы сто раз. Стоило мне только захотеть того по-настоящему. Но однажды я отдам такой приказ, и Вы все умрете!