Левая Политика, № 16 2011. От сект к партии - Кагарлицкий Борис Юльевич. Страница 45

Недавние события в Европе подтвердили несостоятельность «внеорганизационно-аполитичной» модели социальных движений. Как оказалось, правящие элиты вовсе не собираются «убираться» по требованию «разгневанной» молодёжи, а без колебаний выставляют против неё спецотряды полиции. Репрессивный аппарат буржуазного государства надёжно защищает господство социальной элиты. А протестующие не только не способны заставить политиканов уйти, но не могут добиться от власти даже частичных уступок. Ведь эпоха кризиса практически не оставляет лазеек для социального компромисса.

События в Греции и других странах Европы продемонстрировали завидное единство и консолидацию правящего класса в решительный для него момент. Несмотря на общественное давление, представители ведущих буржуазных партий публично одобрили крайне непопулярное в массах решение о сокращении бюджетных расходов и приватизации общественного сектора, сделав это без оглядки на собственное электоральное будущее. В свою очередь, правящая Социалистическая рабочая партия Испании разгоняет протесты «разгневанной» молодёжи, опираясь на молчаливое согласие своих противников из консервативной оппозиции. А лидеры оппозиционных французских социалистов не стали бурно реагировать на разгон молодёжных протестов в центре Парижа.

На фоне этой консолидации элит особенно заметна разрозненность и аморфность стихийных протестов. Как оказалось, сетевых флешмобов на площадях совершенно недостаточно для организации революции.

Особенно, если за твоей спиной не стоят имперские НГО или одна из фракций правящего класса, как это обычно случалось во время либеральных «майданов» в Восточной Европе. А ведущие СМИ откровенно замалчивают протестные акции, или преподносят их лозунги в искажённом, карикатурном виде.

Как оказалось, политика, как и во времена Лассаля, всё так же является реальным соотношением реальных сил. А протестующие могут противопоставить организованной силе буржуазного государства только своё возмущение и стихийный протест. Но этого слишком мало, чтобы рассчитывать на успех в борьбе с этим Левиафаном.

«Огромное количество молодых людей наивно полагали, что если они все вместе выйдут на улицу, то правительство прислушается к их требованиям. Но, разумеется, правительство не собиралось менять свой курс из-за одной студенческой демонстрации. Это было большое движение, самоорганизовавшееся при помощи интернета, фейсбука, и они ожидали немедленного успеха. Они были шокированы тем, как полиция и власти отреагировали на их выступление. Теперь же пришло время осмысления и подведения итогов» — говорит об этом Джим Брукшоу, ⁸ активист британского профсоюза общественных служащих UNISON, член Лейбористской партии и Международной марксистской тенденции.

Как пишет в своей статье Дмитрий Колесник, ⁹ это разочарование уже приводит к попыткам переосмыслить тактику движения. Сторонники «ненасильственного» протеста, которые доминировали в нём в первые дни, отходят на второй план, поскольку лозунг ненасилия показывает свою несостоятельность в условиях полицейского террора властей. Движение, где изначально преобладала студенческая молодёжь, расширяется за счёт элементов из более широких народных слоёв, радикализм которых удивляет и даже отпугивает некоторых «разгневанных», о чём на конкретных примерах рассказывает Колесник.

Становится очевидным, что без «политики» не обойтись. Массовые протесты в Чили, где студенты и школьники вновь требуют изменения национальной системы образования, ¹⁰ привели общество к пониманию, что условием для выполнения этого, на первый взгляд, частного требования является реальная национализация стратегической горнорудной отрасли. Прибыль от неё должна идти не в карман собственников, а на нужды народного большинства. Однако, для этого требуется коренное изменение всей социально-экономической системы страны. А пиночетистские и «социалистические» элиты вряд ли пойдут на этот шаг добровольно, под давлением одних только «кастрюльных» протестов.

«Как показывает пример Туниса и Египта, сумев изгнать из власти её наиболее одиозные фигуры и низвергнув символы угнетения, уличные движения быстро распадаются, «расходятся по домам», не добившись смещения правящего режима, и тем более не добившись его замены более-менее последовательной народной властью с внятно изложенной прогрессивной программой. У этих движений нет стратегии, нет жёсткой организации и руководства, необходимых, чтобы спланировать и утвердить новый общественно-политический порядок, как это, например, сделали российские большевики в 1917 году. Поэтому, результаты их протестной деятельности были неполными и частичными. А сами их действия быстро утратили наступательный характер. Египетские военные, воспитанники старого режима, притворяясь союзниками вышедших на миллионные демонстрации молодых людей, сумели взять из их рук власть и отстоять государство-рантье — сохранив его ущербную экономическую структуру и свои связи с империалистическими покровителями», — пишет Мишель Ямин ¹¹, ливанский активист, который не состоит ни в одной из политических партий. Этот вывод очевиден для тех, кто видит, как буксует сейчас арабский революционный протест в отсутствии политического субъекта, который мог бы дать ему программу перестройки общества и направить борьбу на решение этой задачи.

Родовые слабости «внеорганизационных» протестов всё больше бросаются в глаза. Многие их участники оказались неготовыми к реальной политической борьбе. Сам лозунг борьбы за власть нередко вызывает неприятие и опаску — равно как и сопутствующие ей понятия, такие как «политика» или «партия». Между тем, сам бесплодный опыт «аполитичного протеста» свидетельствует — только политическая борьба даёт шанс на практическую реализацию требований стихийных выступлений «разгневанных», открывая возможность для реального изменения общества. Надежды на то, что капитализм добровольно сойдёт с исторической сцены, по существу, являются новым изданием старых социал-демократических надежд реформировать рыночное общество, которые потерпели крах с наступлением эры неолиберализма. Пора понять: они никогда не уйдут сами и никогда не дадут нам шанс на постепенную трансформацию общества. Скорее они похоронят его под обломками своей рушащейся и обречённой системы.

«Разгневанные» не приемлют понятие политического класса (как правых, так и левых) как коррумпированное и контролируемое жаждой власти, но при этом их манифест всё же содержит серию требований, адресованных… Кому? Отнюдь не самим людям. «Разгневанные» (пока) не говорят людям о том, что никто вместо них не удовлетворит их требования; не говорят, что люди сами должны стать теми переменами, которые они желают видеть. И в этом заключается фатальная слабость нынешних протестов: они выражают подлинный гнев, который сам по себе не способен преобразоваться в позитивную программу социополитических перемен… Даже в Греции протестное движение демонстрирует ограниченные возможности самоорганизации. Протестующие здесь — сторонники эгалитарной свободы без какого-либо регулирующего её органа… Когда протестующие стали дискутировать о том, что делать дальше, как выйти за рамки обычного протеста, большинство пришло к выводу о том, что им не нужна новая партия; что им не следует пытаться напрямую захватить государственную власть, а целью движения является оказание давления на политические партии. Очевидно, что этого недостаточно для реорганизации социальной жизни. Для того чтобы совершить подобную реорганизацию, необходим мощный орган, способный быстро принимать решения и проводить их в жизнь со всей необходимой суровостью», — откровенно указывает на суть этой проблемы Славой Жижек ¹².